Я подплыла к шлюзовому отсеку в одной из секций «Лунетты», где царила невесомость, как раз с прилетом последней ракеты с Земли. Во время станционной подготовки к экспедиции я вошла в ритм коллег. Когда Паркер сообщил о прилете Натаниэля, я даже не соотнесла это событие с датой.
Натаниэль будет здесь на Рош ха-Шана.
Все готовились к учебному запуску кораблей. Все, кроме меня, Бетти и целого журналистского пула. Все они плавали у меня за спиной, вполне освоившись в невесомости после многочисленных полетов на станцию, когда они отбирали места в ракетах у настоящих космонавтов.
Один из членов экипажа станции оттолкнулся носками и подлетел к люку, чтобы перепроверить уровень давления. Потом он заглянул в иллюминатор и лишний раз удостоверился, что все идет по плану. Если разница давления составляла 0,34 бара, это еще не значило, что с другой стороны люка кто-то ждал. Могло просто произойти короткое замыкание. Через мгновение он нажал на рычаг и потянул крышку на себя.
Внутри распахнулся люк, ведущий в ракету, и до нас долетел слабый запах Земли. Наверняка это просто игра моего воображения, потому что в космосе обоняние у меня становится ни к черту, но все-таки мне кажется, что воздух с прилетевших с Земли рейсов пахнет совсем не так, как стерильный воздух, циркулирующий на станции. Пассажиры высыпали из люка, и работники станции бросились приветствовать своих знакомых. Большинство прибывших должны были после отправиться на Луну или принять смену на «Лунетте».
Вслед за космонавтами в люк вплыли представители ЦУП. Кларенс «Пузырь» Бобиенски, Майкл Баунди, Кен Харрисон и Говард Тэнь. Все, за исключением Тэня, – белые.
А потом показался последний пассажир ракеты. Он широко улыбался и выглядел так, словно вот-вот расплачется. Мой муж.
Фотографы следовали за мной по пятам. Я нацепила на лицо стандартную вежливую улыбку, которая закрыла собой всю радость и горечь, что я испытывала в душе.
– Джентльмены, добро пожаловать на «Лунетту». Команда станции погрузит ваш багаж, а я вас быстро доставлю на «Нинью» и «Пинту» на одной из наших «пчелок».
За моей спиной подал голос с сочным британским акцентом журналист из «Таймс».
– Доктор Йорк! Каково снова увидеть свою жену?
– Роскошно.
Натаниэль оттолкнулся и пробился чуть вперед. Передвигался он достаточно неуклюже. Он раньше уже бывал в космосе, но это было пару лет назад. Только со второй попытки он смог засунуть ступни под направляющие.
«Пузырь» умудрился подпрыгнуть, хотя он крепко держался за поручень.
– Ай, ну поцелуй ее уже. А то от тебя никакого толка не будет.
Пожалуй, это был единственный раз в жизни, когда мне не очень хотелось целовать своего мужа. В момент поцелуя все камеры тут же начнут щелкать, жужжать, делать снимки. К этому времени я уже слишком хорошо была знакома с системой и понимала, что на Земле фотография нашего поцелуя окажется во всех газетах. Но, как любезно отметил Паркер, мы все делали свою работу. А моя работа заключалась в том, чтобы создать космосу и, в частности, Марсу образ привлекательного для женщин места.
В документах у меня, может, и значится должность штурмана-вычислителя, но на деле я просто рекламировала далекие звезды.
Все еще улыбаясь, я оттолкнулась носками и перелетела к поручню рядом с мужем. Натаниэль излучал тепло. Я сделала вдох, но его запах терялся в невесомости. Со скромностью новобрачной я улыбнулась человеку, который вот уже двенадцать лет был моим мужем.
– Привет, доктор Йорк.
– Доктор Йорк. Очень рад вас видеть. – Натаниэль взял мою руку в свою, и я ощутила мозоль на его указательном пальце. Он наклонился ко мне ближе и прошептал: – L’shanah tovah tikatevi v’taihatemi[38].
Мы не сможем насладиться праздничным ужином или услышать звучание шофара[39]. Мы даже не сможем зажечь свечи. Но, по крайней мере, мы могли сказать друг другу новогоднее приветствие.
Я прошептала в ответ:
– L’shanah tovah tikatev v’taihatem[40].
Он улыбнулся, а потом кивнул в сторону окружившей нас толпы.
– Ты позволишь?
Я закусила нижнюю губу и кивнула. 3,141…
Он наклонился, затмив собой ангар, инженеров, Бетти, Землю… Затмив все. Губы у него были со вкусом свежей мяты и с его собственным загадочным вкусом. Щеки у него были мягкими, как у младенца, если не считать участка колючей щетины прямо под нижней губой. Он всегда его пропускал при бритье.
Я отодвинулась, чувствуя, как горят щеки, а инженеры разразились аплодисментами и овациями. Вокруг нас щелкали и мерцали вспышки. Я не отпускала руку Натаниэля еще мгновение, пытаясь ровно дышать.
3,141592…
Как меня учил много лет назад мой психолог, я выпустила из легких весь воздух, и следующий вдох пришел сам собой. Натаниэль положил свободную руку мне на поясницу и прочистил горло.
– Ладно. Кажется, на приветствия МАК выделила четыре с половиной минуты, и нам нужно идти по расписанию.
С галерки раздался смех. В том числе рассмеялись и работники «Лунетты», которые задержались, чтобы увидеть Натаниэля. Я отпустила руку мужа и отодвинулась.
– Следуйте за мной, «пчелка» ждет нас. Члены марсианской экспедиции будут рады вас всех видеть.
Во время Рош ха-Шаны не следует работать. Но, по крайней мере, я была не одна.
Натаниэль распределил свою команду по кораблям. Не знаю, кто принимал это решение, но Натаниэль вместе с «Пузырем» осматривал не мой корабль, а «Пинту». Остальных он отправил на «Нинью». Опять же, не знаю, кто так решил, но без моего внимания не остался тот факт, что Тэня отправили на наш корабль «равенства порознь».
День был длинный и настолько скучный, насколько вообще можно этого ожидать от инспекции. Кажется, самым веселым был момент, когда Тэнь обнаружил шоколадную заначку Рафаэля и пригрозил ее тоже «проинспектировать». У нас в команде все было стабильно, во всяком случае, в отношении рабочих моментов.
Поговорить с Натаниэлем наедине мне удалось только после инспекций, совместного ужина и очередной пресс-конференции. Когда, наконец, такая возможность появилась, я втащила его в «пчелку». Крошечный шаттл, по сути, представлял собой трубу с защитным покрытием, двигателем и сиденьями. Бесспорно, в нем была и система жизнеобеспечения, но он был рассчитан на перемещения по безвоздушному пространству и входа в плотные слои атмосферы попросту бы не пережил.
Я включила вентиляторы, которые гоняли воздух со станции, и закрыла герметичный люк. Натаниэль подплыл ко мне сзади и притянул к груди. Он обвил меня руками и зарылся лицом мне в шею. Все тело ломило от тоски по нему.
Его дыхание согрело мне щеку, и тонкие волоски на задней стороне моей шеи зашевелились.
– Насколько все плохо с де Бером?
Я развернулась в его объятиях, и от этого движения мы начали медленно кружиться в проходе.
– Так ты поэтому здесь?
Натаниэль одарил меня знакомой усмешкой и нащупал молнию на моем летном комбинезоне.
– Ну… У меня были и другие причины.
Я закатила глаза, хотя мой внутренний двигатель тут же завелся.
– А я подумала, ты прилетел на Рош ха-Шана.
– Так удачно совпало, – он провел большим пальцем по моей ключице. – Ты же знаешь, что еврей из меня никудышный.
– И как ты вообще собираешься терпеть три года?
– Не знаю, – он вздохнул, а потом зацепился ступней за одно из кресел, перестав вращаться. – Расскажи мне про де Бера.
Я продолжала вращаться в невесомости и пролетела мимо него. Одной рукой я зацепилась за предплечье мужа и замерла на месте.
– Думаю, он не будет доставлять проблем, когда мы улетим. То есть он все равно сможет вести себя как последняя сволочь, но у него не будет столько возможностей кому-нибудь напакостить, как сейчас.
– Да… Жаль, что ЮАР не отправила кого-то другого, – Натаниэль дернул молнию на моем комбинезоне, и я ощутила желанную прохладу. – Хотя бы на «Пинте» он второй пилот.
– Бенкоски будет за ним следить. – Во всяком случае, я на это надеялась. Свободной рукой я провела по плечу Натаниэля и нащупала пуговицы его рубашки. – Я же тебе сказала, что все нормально.
– А потом в ЮАР вышла та статья, и весь кипиш вокруг чернокожих космонавтов начался снова. Клемонс…
– Только не говори, что ты ему что-то сказал.
Натаниэль наклонился ко мне и начал водить носом по моей обнаженной коже под ключицей.
– А ты думаешь, как я попал обратно в инспекционную группу?
– Если бы я хотела, чтобы ты… Погоди. Что значит «обратно»?
Он стянул костюм с моего плеча. Засунув палец под бретельку моего бюстгальтера, он чуть поморщился.
– А. Когда тебя назначили на экспедицию, все пришли к единодушному мнению, что наши отношения могут привести к тому, что у меня изменятся приоритеты.
– Они тебя совсем не знают.
– Нет. Они меня знают. Я бы принес в жертву всех членов экипажа, лишь бы обеспечить безопасность тебе.
Он сдвинул бретельку вниз, провел рукой по чашечке, а потом скользнул внутрь, обхватив ладонью мою грудь.
– Ты не должен делать для меня исключений.
– Я пытаюсь, но это просто невозможно. Поэтому-то мы и Кармуша отстранили от многих задач, когда Хелен была в команде.
– Пожалуйста. – Я прижалась ближе к мужу и поцеловала его в шею. Сейчас, находясь к Натаниэлю лицом, я наконец ощутила знакомый запах. – Работать в команде сложнее, когда есть любимчики.
Натаниэль дернул вниз другой рукав моего летного комбинезона. В его движениях не было нежности и изящества. Нас тут же отбросило от кресел, и мы поплыли по центральному проходу.
– Мне разрешили сюда прилететь только потому, что Клемонс знает: если не считать тебя, для меня нет ничего важнее, чем убедиться, что команда долетит до Марса и успешно вернется назад.
Я высвободила руки из рукавов, чуть дрожа в прохладном воздухе. Хотя, может, я дрожала, потому что мой муж проводил руками по моей спине, по талии, по груди, а потом повторял эти движения по кругу. Разве можно чувствовать озноб и жар одновременно?