Она присвистнула.
– Твою мать. Прости, конечно, но какого черта они вас посадили на один корабль?
По крайней мере, на это у меня был ответ.
– Вместе мы делаем МАК хорошую рекламу.
Даже в космосе сервировать стол очень приятно. Одно из доказательств того, что я истинная дочь своей матери. Она очень гордилась красиво накрытым столом. Особенно на шаббатний ужин.
В космосе у нас не было дня отдыха. Пропустить целый день и не обслуживать корабль было бы опасно для жизни, поэтому раввины постановили, что космонавтам-евреям разрешается выполнять необходимую работу в субботу. По крайней мере, мой раввин так постановил. Как я поняла, на эту тему еще велись споры.
Но я все равно старалась соблюдать правила по мере возможности. Когда подошла очередь моего дежурства на кухне, я приготовила картофельный кугель и испекла халу, хотя, знаете, с обезвоженными яйцами добиться правильной консистенции теста непросто. Но мне понравилось отвечать на вызов, который бросал мне шаббат в космосе.
Или, может быть, все дело было в том, что, когда я готовила вкусную еду, даже Паркер вел себя вполне сносно.
Он смеялся над чем-то, что Леонард только что сказал на латыни.
– Это мое новое любимое латинское изречение. Utinam barbari spatium proprium tuum invadant.
Леонард ухмыльнулся.
– И мое! – он оглядел остальных. – Перевод: пусть варвары вторгнутся в ваше личное пространство!
Ударив ладонью по столу, Паркер склонился над своей тарелкой.
– Хорошо. Это критически важно для миссии. Нам нужен более широкий спектр ругательств для работы с центром управления полетами. Так что помогайте.
– О, любимый ЦУП. – Терразас закатил глаза и помахал вилкой, на которую был плотно нанизан редис. – Попробуй вот это: Pollas en vinagre. Петухи в уксусе.
– Маринованные петушары! – Паркер хлопнул в ладоши, широко улыбаясь: – Отлично.
Рафаэль, который сидел напротив, наклонился через стол.
– Как насчет этого? Vai pentear macacos. Иди чеши обезьян.
– Ну, нет. – Камила ткнула в сторону Рафаэля куском халы. – Это слишком мило для ЦУП. Ты даже не представляешь, от скольких анализов крови я вас сберегла. ЦУП – это kos omak yom el khamees.
Я понятия не имела, что она сказала, поэтому взглянула на Паркера. Тот повторил слова одними губами, а затем громко расхохотался.
Камила сморщила нос и перевела для остальных.
– Влагалище твоей матери в четверг.
– У тебя острый язык.
– …Сказала девушка солдату.
Камила подмигнула, и помещение, словно живительный кислород, наполнил смех.
Вытерев глаза салфеткой, Паркер повернулся ко мне.
– Что скажешь, Йорк? У тебя есть для меня что-нибудь на идише?
– Для тебя? Или для ЦУП?
– Смотря что погорячее, – он расплылся в улыбке, и мне показалось, что улыбался он даже вполне искренне. – Значит, кое-что для меня.
Я рассмеялась и постучала пальцем по губам, задумавшись на секунду. По правде говоря, я не особо говорила на идише. Во всяком случае, я только в детстве говорила на нем с бабушкой.
– Как насчет… Ale tseyn zoln dir aroysfaln, nor eyner zol dir blaybn af tsonveytik.
Паркер округлил глаза.
– Можешь еще раз? Помедленнее?
– Ale tseyn zoln dir aroysfaln… – Я дождалась, когда он кивнет. Лицо у него было таким сосредоточенным, словно он производил стыковку на «Лунетте». – Nor eyner zol dir blaybn af tsonveytik.
– Я… я вообще таких слов не знаю, – он отодвинул стул: – Терразас, давай поменяемся местами.
Терразас со смехом отодвинул стул и встал, взяв свою тарелку.
– А что случилось с критически важным для миссии делом?
– Чувак, тут язык, которого я не знаю. Я должен его победить, – Паркер поднял руки над головой и сплел пальцы вместе, будто колдун, вызывающий демона: – Я! Должен! Победить!
У меня по шее побежал пот. Паркер уже так делал. Вел себя душкой, только чтобы позднее меня унизить. Я не про языки, а про все те моменты, когда он, казалось, преодолевал свою ненависть ко мне, но горечь тут же возвращалась.
Я вытерла руки салфеткой, когда Паркер обогнул стол и плюхнулся на освобожденный Терразасом стул. Он улыбался, как ребенок новой игрушке.
– Что это значит?
– Пусть у тебя выпадут все зубы, кроме одного, который вызовет зубную боль.
– Ого, неплохо… Давай еще раз? Как можно медленнее.
Я медленно повторила фразу, делая паузы между словами.
– Ale tseyn zoln dir aroysfaln, nor eyner zol dir blaybn af tsonveytik.
Паркер одними губами повторял слова за мной, словно пробуя их на вкус.
– Tseyn… Tsonveytik. Зубы и зубная боль?
Меня не должно было это удивлять.
– Именно так.
– Выпендрежник!
Леонард скомкал салфетку и бросил ее в Паркера. Бумажный комок отлетел от его головы и приземлился на стол.
– Да я только два слова понял! И все. – Паркер схватил салфетку и бросил ее обратно. – Supprime tuum stultiloquium![51]
В этот момент затрещали основные динамики, и все движение в комнате прекратилось.
– Нинья 1, вызывает Канзас.
Паркер вскочил со стула и подбежал к встроенному в стену микрофону.
– Канзас, говорит Нинья 1. Слушаем вас.
Центр управления полетами мог в любой момент воспользоваться общесистемными динамиками, но до сих пор они это делали только для проверок системы. В симуляторах такой расклад означал, что что-то пошло не так. Я отодвинула стул и начала убирать со стола. Если дело дойдет до маневрирования с большими перегрузками, все должно быть надежно закреплено.
Пять секунд спустя с Земли дошел ответ ЦУП. Голос у Малуфа был такой спокойный, словно он рассуждал, какая сегодня хорошая погода, чтобы отправиться на пикник.
– Нинья 1, поступило сообщение о пожаре на «Пинте».
Глава шестнадцатая
ДИКТОР: Американская радиовещательная компания представляет выпуск «Хэдлайн Эдишн» с Тейлором Грантом. 9 ноября 1962 года.
ГРАНТ: Сегодня исполняется пять лет со дня основания лунной колонии ООН. Мы прошли путь от временного аванпоста с шестью жителями до процветающего городка с населением в триста человек: база «Артемида» является иллюстрацией совместных усилий разных стран. В ознаменование этого события жители базы создали мемориальный сад камней, центральным элементом которого является стеклянный обелиск с датой и временем падения метеорита, случившегося почти десять лет назад.
Малуф еще не успел дойти до второй части предложения, а весь экипаж уже пришел в движение. При взгляде на нас можно было подумать, что мы просто убираемся после ужина: так ловко мы вжились в роли, отрепетированные в самых различных симуляциях перед отлетом. В космосе всегда существовала угроза пожара. Чтобы снизить затраты и облегчить выход в открытый космос, на борту кораблей поддерживались давление в 0,34 бара и содержание 70 % кислорода в атмосфере, благодаря чему обеспечивалась адекватная подача парциального давления кислорода в легкие. Но такая ситуация также означала, что при пожаре огонь разгорался и распространялся быстрее, чем в условиях нормальной земной атмосферы, где содержание кислорода в воздухе составляло 21 %.
Так что эти простые слова – «сообщение о пожаре» – означали катастрофу.
– Приготовиться к возможной стыковке. Экипаж по местам: Терразас и Авелино в «пчелку» для подготовки к процедуре эвакуации. Шамун в медицинский отсек на случай поступления раненых. Йорк и Паркер – в командный модуль.
– Так точно, Канзас. Экипаж отправляется на позиции.
Когда Паркер отвернулся от приемника, мы все уже пришли в движение. Одной ногой я стояла на нижней ступени лестницы, ведущей в коридор.
Удивительно, но сердце у меня теперь билось не так часто, как в тот момент, когда Паркер расспрашивал меня об идише. Пожар – это, конечно, плохо, зато я знала, как справиться с этой проблемой. Но с Паркером все обстояло иначе.
– Нам идти в больничное крыло или в ангар? – спросил Леонард.
Внизу Паркер, уже ухватившись за перекладины лестницы, покачал головой.
– Вы с Грей страхуете кухню. Не хочу, чтобы вокруг что-то болталось, если придется маневрировать. Йорк, не заставляй меня толкать тебя вверх по лестнице.
Я начала карабкаться вверх, прочь от центробежной силы, и в какой-то момент начала парить. Оказавшись в невесомости, я дернулась вверх, вытянула руки и оттолкнулась от следующей ступеньки, чтобы взлететь еще выше. Вынырнув уже в коридоре, я схватилась за направляющую, чтобы изменить вектор движения. За моей спиной из трубы с лестницей вылетел Паркер, и мы вдвоем полетели по коридору в сторону командного модуля – прямо как супергерои из комиксов.
Как только мы оказались внутри, Паркер щелкнул переключателем, чтобы мы могли прослушать сообщения с «Пинты».
В пустоте между нами зазвучал ровный голос Бенкоски.
– …в спальных помещениях. Мы перекрыли четвертую и пятую переборки.
– Пинта 1, говорит Канзас. Вас понял: четвертая и пятая переборки перекрыты. Даем добро на выпуск кислорода.
Голос Малуфа вполне мог бы принадлежать бухгалтеру, обсуждавшему аудит.
Я скользнула на свое место и наклонилась к иллюминатору, рассчитывая увидеть «Пинту». Благодаря внешним огням и свету из иллюминаторов корабль ясно выделялся на фоне неизменного ночного неба.
– Диапазон видимости составляет примерно 1,5 километра.
В динамиках снова послышался голос Бенкоски.
– Вас понял. Начинаем выпуск кислорода. Внимание всему экипажу, приготовиться к выпуску кислорода.
Я нацелила секстант на ряд световых индикаторов положения, опоясывавших «Пинту». С помощью полученного угла и известных размеров корабля я смогла вычислить точное расстояние.
– 1,37 километра.
– Понял. 1,37 километра.
Паркер пристегнулся в кресле пилота и теперь проверял показания приборов.
– Если придется подходить ближе, хочу зайти с носа, чтобы избежать возможных обломков.