На линии стало тихо.
Флоренс вздохнула и вернула микрофон на прежнее место.
– Никогда не слышала такой откровенной лжи.
– Никогда? – Леонард поднял бровь: – Даже когда я похвалил твой недо-пирог?
– Ну-ка цыц, – Флоренс толкнула его, и он отлетел к потолку модуля. – Это был японский фруктовый пирог. По маминому рецепту.
– У тебя мама японка?
– Ну-ка цыц, – она снова взглянула на динамик, словно сквозь него можно было разглядеть, что происходит на «Пинте». – Осмелюсь сказать, что я все-таки за них переживаю.
– Камила говорит, что худшее должно быть уже позади.
Ну конечно, я тоже переживала, но мы действительно ничего не могли сделать. От лекарств, судя по всему, стало только хуже, так что оставалось ждать, когда все пройдет само.
Флоренс побарабанила пальцами по корпусу радиоприемника и прикусила губу.
– Просто такое ощущение, что…
Включился корабельный интерком, и Паркер протянул:
– Если вы, весельчаки, закончили со своими глупостями, может, тогда соизволите вернуться к выполнению своих обязанностей?
Флоренс взяла микрофон.
– Не понимаю, о чем ты. Я на своем рабочем месте.
Остальные выплыли за дверь и двинулись вверх по коридору. Впереди меня Терразас спросил Рафаэля:
– Думаешь, Паркер слушал?
– Конечно, – он тихонько толкнул Терразаса плечом, – у тебя здорово получилось.
В тот вечер Паркер вошел в кухонный модуль во время ужина, держа в руке кусочек телетайпной ленты. Мы все еще смеялись и чувствовали себя окрыленными успехом. Смех прекратился как по щелчку.
Есть такое выражение лица, которое неизменно сопровождает известие о смерти. Мы были космонавтами, пережили падение метеорита и участвовали во Второй мировой войне. Нам слишком часто приходилось с этим сталкиваться, и поэтому мы все сразу поняли, что случилось.
Мы только не знали с кем.
Я опустила на стол стопку тарелок. Воздух в комнате будто перестал циркулировать, хотя жужжание вентилятора стало единственным звуком, нарушавшим повисшую тишину.
Паркер опустил взгляд на бумажку в руке.
– Руби Дональдсон мертва. У нее был приступ. В центре управления полетами полагают, что это был гемолитико-уремический синдром, вызванный кишечной палочкой.
– Твою мать, – Камила опустилась на стул и подперла лоб кулаками. – Нам надо было к ним пойти.
– Мы ничего не могли…
– Да это гребаное вранье, – она хлопнула ладонями по столу: – Руби себя пичкала лекарствами от диареи, чтобы помогать остальным. Если так делать, то шигатоксины не выходят из организма. Если токсины не выходят из организма, в теле образуются сгустки крови. Ее приступ – не последствие заражения. Ее приступ – это последствие нашего решения. Мы сами в этом виноваты.
Ее слова повисли в тишине. По спине у меня прошла холодная дрожь, а в голове пронеслись все возможные сценарии, когда космонавту приходится смириться со смертью коллеги, потому что попытка спасти жертву обрекала бы на смерть обоих. Так ли все было на самом деле? Угрожала бы и нам такая опасность, если бы мы пришли «Пинте» на помощь?
Паркер нарушил тишину, громко вздохнув. Он пересек комнату и присел перед Камилой.
– Мне жаль. И ты права, – он положил руку ей на плечо. – Но, когда в ЦУП принимали это решение, оно было верным.
– Я полечу к ним.
Все еще сжимая бумажку в руке, Паркер глубоко и медленно вздохнул.
– И здесь я тебя поддержу, – он облизнул губы и посмотрел на меня: – Йорк, ты же проходила медицинскую подготовку?
– На войне занималась военной медициной. И что-то переняла от матери. – Звучало так, будто она ведунья или что-то в этом роде. – Она была врачом.
Паркер кивнул и, глядя в пол, переместил вес с одной ноги на другую.
– Ты готова пилотировать «пчелку»?
Терразас шагнул вперед.
– Я могу это сделать.
– Знаю, что можешь. – Паркер поднял голову и поджал губы. Он снова вздохнул и, вставая, сжал плечо Камилы. – Но тут дело в том, что нам с Йорк еще может сойти с рук, если мы нарушим приказы ЦУП, а остальным такое вряд ли удастся. Если Шамун полетит оказывать помощь вместе с Леди-Астронавтом, ей по возвращении ничего не грозит.
– Ну… хоть на что-то я сгожусь, – я пожала плечами. – Будет отличный пиар. Всем понравится.
Паркер криво улыбнулся.
– И оставайтесь в скафандрах. Не хватало еще, чтобы эта штука оказалась здесь или вы заразились.
Глава восемнадцатая
ДИКТОР: Американская радиовещательная компания представляет выпуск «Хэдлайн Эдишн» с Тейлором Грантом. 28 ноября 1962 года.
ГРАНТ: На борту одного из кораблей первой экспедиции на Марс произошла трагедия, унесшая жизнь лейтенанта Руби Дональдсон из Гранд-Хейвена, штат Мичиган. Лейтенант Дональдсон была медиком на борту «Пинты» и скончалась от инфекции, развившейся из-за зараженных пищевых продуктов. По всему миру приспущены флаги в ее память.
В ушах у меня шипело от моего же дыхания. Голову окружал жесткий шлем марсианского скафандра. Его нельзя было назвать полноценным костюмом для выхода в открытый космос, это был обычный скафандр, подобный тому, что я надевала в свой первый запуск. Руками в жестких перчатках я неуклюже сжимала штурвал «пчелки». Рядом со мной сидела Камила, тоже упакованная в скафандр. По сути, мы с ней занимали одно и то же пространство, но воздухом дышали разным.
Люк стыковочного узла на боку «Пинты» оставался в самом центре видоискателя, пока я плавно приближалась. Несмотря на все происходящее, какая-то часть меня радовалась, что мне разрешили состыковаться в одиночку. Какой же бред. И все-таки, когда «пчелка» ткнулась носом в корпус «Пинты» и автоматические стыковочные механизмы соединились, я победоносно взглянула на Камилу, словно ей стоило мной гордиться.
Она уже начала отстегивать ремни.
Я активировала систему связи, соединявшую наши костюмы.
– Давай я сначала завершу процедуру стыковки.
– Я тебе для этого нужна?
– Нет, но…
– Тогда я пойду. У нас воздуха всего на семь часов.
Она оттолкнулась от своего сиденья и взмыла над его спинкой.
– Дай хотя бы проверю, что мы плотно состыковались.
У меня в списке было еще с полдесятка двигателей обратной тяги, которые нужно было заглушить.
– Перепад давления – 0,34.
Она уже подплыла к выходу.
– Камила. – Она ведь понимала, что так нельзя. В космосе спешка могла стоить жизни. – Давай все сделаем по списку. Тише едешь, дальше будешь.
– Ради всего святого, ты говоришь прямо как Паркер.
Но она все-таки сбавила темп, проверила индикаторы и выглянула в иллюминатор для визуального подтверждения.
– Ну, мы с ним летали в космос еще в те дни, когда ракеты на фольге держались, – я переключила канал, чтобы связаться с кораблем. – «Нинья», говорит «Пчелка 1». Мы состыковались, все системы в норме.
– Не забудьте про визуальное подтверждение, прежде чем открывать люк, – на этих словах Паркера Камила с усмешкой посмотрела на меня: – Тише едешь, дальше будешь.
Ну конечно, ему приспичило озвучить эту мантру прямо сейчас.
– Так точно, сэр. Камила как раз этим занимается.
– Рад, что хоть у одной из вас хватает здравого смысла.
Я заскрипела зубами и даже понадеялась, что в микрофон это было слышно.
– Как только закончу с процедурой стыковки, взойдем на борт.
– Не забудьте, что запасы кислорода у вас рассчитаны только на семь часов.
И почему все так любят повторять очевидные вещи?
– Так точно, сэр. Будем внимательно следить за временем и нашими показателями.
– Вам еще нужно время, чтобы вернуться и все с себя смыть.
Уверена, он ясно услышал мой вздох.
– Так точно, сэр. Я напомню Камиле, что время у нас ограничено. Конец связи.
К тому времени, как я все сделала, Камила уже подготовила свой медицинский чемоданчик и открыла шлюз. С другой стороны нас ждал люк «Пинты». Над ним горела одна-единственная лампочка, которая показывала, где в этом металлическом кубе находится «верх». За круглым иллюминатором на внутренней двери просматривался освещенный коридор.
Когда-то люки можно было открывать только изнутри, но все изменилось после того, как во время симуляции вышедшие в открытый космос космонавты «погибли», потому что экипаж, оставшийся внутри, оказался недееспособным. Забавно, что по прошествии времени многие штуки кажутся очевидными. Это один из плюсов МАК и их бесконечных симуляций: можно сделать выводы из ошибок, которые не привели ни к чьей смерти.
Я взяла второй чемоданчик, который подготовила для меня Камила, и поплыла вслед за ней в шлюз. Нам пришлось подождать, пока насосы нагонят воздух и давление выровняется, прежде чем открыть люк.
Судя по всему, сейчас было не лучшее время развлекаться, хотя обычно мы во что-то играем, коротая эти минуты. О чем можно было поговорить? Мы все обсудили на «Нинье», и я знала, какой у нас план действий. Если я буду настаивать на его повторении, то, видимо, только еще больше стану походить на Паркера.
Хотя, с другой стороны, он все делал правильно. Я прочистила горло.
– Начнем с тренажерки?
– Руби говорила, что там они ночуют, – Камила взглянула на индикатор: – Ну сколько можно? И вот так каждый раз.
Что ж, возможно, все-таки пришло время для игр.
– Мы можем поиграть сейчас.
Камила фыркнула.
– Ты рифму выдала? Ну, класс!
– Я знала, ты придешь в экстаз.
– Отличный вышел бы рассказ.
Я закусила нижнюю губу. Чудесная рифма получалась со словом «противогаз»…
– Но нам другой был дан приказ.
Камила под своим шлемом кивнула.
– А кто-то скажет, что… – тут, наконец, показатели выровнялись, и Камила протянула руку к двери: – Как раз!
Мы рассмеялись. Камила зацепилась за поручень и толкнула люк. Мы вплыли в коридор «Пинты» с медицинскими чемоданчиками на буксире. От задней части корабля нас отделяла примерно четверть длинного коридора.