На земных похоронах обязательно завязалась бы светская беседа, на которой мы бы вспоминали о покойном. Последние два дня у меня так и чесались руки напечь пирогов, но я, хоть убей, не могла вспомнить, как завязать нормальный разговор.
Хотя, наверное, «хоть убей» – не самое подходящее выражение в этих обстоятельствах.
Смотровой купол выступал из основной части ровно настолько, чтобы оттуда просматривалась вся задняя часть корабля. Мы сейчас были на солнечной стороне, и корабль блестел на фоне чернильной черноты космоса. Невозможно привыкнуть к тому, насколько глубока эта чернота. Именно глубока. Это слово идеально подходит, потому что при взгляде на нее кажется, будто туда можно провалиться и падать, падать целую вечность.
И, кажется, именно это и предстояло Терразасу.
Затрещал динамик, и послышался голос Рафаэля.
– Дамы и господа. – Голос у него охрип, и он прочистил горло: – Дамы и господа! В этом захватывающем выпуске наш бесстрашный искатель приключений Эстеван Терразас отправляется в новое путешествие, чтобы исследовать глубины далекого космоса.
Из-под хвостовой части корабля выплыли бумажные цветы, а за ними – завернутое в саван тело Терразаса. Ткань парила и делала его похожим на электрического ската, который по инерции плыл теперь бок о бок с нами. Постепенно его скорость спала, и он полетел назад, словно проверяя состояние корпуса. О, смелый, бесстрашный искатель приключений.
Мне пришлось отвернуться от иллюминатора и прикрыть глаза. Господи… Мы ведь вместе летали на Луну. Мой первый полет в космос прошел в компании этого человека. Прошло так много лет, а я до сих пор помню тот полет так хорошо, как если бы он случился вчера.
– Погоди-ка… – Терразас кладет руку мне на плечо и показывает на что-то за иллюминатором: – Смотри.
Там ничего не видно, кроме этой бесконечной черноты. Умом я понимаю, что мы смотрим на темную сторону Земли. Мы входим в ее тень, и в небе происходит волшебство. Выходят звезды. Миллионы звезд в их ясном, пылком великолепии.
Смотри. Я снова открыла глаза, чтобы проводить Терразаса взглядом. Мы были повернуты к солнцу, и потому на небе не было видно звезд, но мои бумажные цветы отражали солнечный свет и казались невероятно яркими на фоне черноты космоса. Терразас развернулся, словно любуясь великолепным видом.
– О нет… – Флоренс подплыла к иллюминатору и прижала руку к стеклу: – Нет. Нет… Твою мать.
Она поняла, что произойдет, еще до того, как это случилось. И так мы все успели увидеть, как тело Терразаса ударилось об антенну, которая была направлена к Земле.
Глава двадцать седьмая
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАБАСТОВОК И БЕСПОРЯДКОВ
ВЫНУДИЛО ПРАВИТЕЛЬСТВО ЧИЛИ
ВЗЯТЬ ЖЕЛЕЗНЫЕ ДОРОГИ ПОД КОНТРОЛЬ
Сантьяго, Чили, 20 мая 1963 г.
Растущая волна многотысячных демонстраций, устраиваемых гражданами в связи с нехваткой продовольствия, сегодня вынудила правительство перевести железнодорожное сообщение под контроль армии. Правительство также усилило охрану в стратегических точках и увеличило количество полицейских с водометами, патрулирующих улицы города.
Из-за повреждений на «Нинье» ЦУП переместил весь наш экипаж на «Пинту». После семи месяцев жизни с шестью другими людьми последние десять дней казались мне странными и вызывали клаустрофобию.
В понедельник утром экипажи обоих кораблей собрались на кухне «Пинты» для еженедельного собрания. Я прижалась к стене тесного помещения. Паркер с Бенкоски стояли, кажется, в конце комнаты, которую я совсем не узнавала.
Два корабля были идентичными. Во всяком случае, их такими построили. Но за семь месяцев пребывания на борту две совершенно разные команды все изменили. Некоторые различия сразу бросались в глаза, как, например, нарисованные Хайди на обшивке стен контуры Альп. С этим смириться было проще, чем с мелочами. Например, кофейные чашки стояли на третьей полке в правом шкафчике, а не на первой полке в левом. В ящике для столовых приборов ложки лежали между ножами и вилками, а не справа от них, где было их законное место. Гораздо логичнее ведь положить приборы в ящик в том же порядке, в каком они лежат на столе?
Возможно, самое странное заключалось в том, что маркерная доска у них стояла в противоположном углу комнаты. Не то чтобы это было сильно важно, но мне постоянно казалось, что я смотрю не туда, куда нужно. А Паркер поворачивался не в ту сторону, чтобы взять маркер.
– Так. Нам крайне важно восстановить систему охлаждения «Ниньи» вместе с антенной. Я понимаю, что экипаж «Пинты» хочет от нас поскорее избавиться, но мы все будем делать нежно, без резких движений и по всем правилам. Мы воспользуемся тем, что на корабле находятся сразу две команды, и объединим усилия. Теперь вот что. ЦУП составил план, который, по их мнению, должен сработать. Начнем с системы охлаждения. – Повернувшись к доске, Паркер написал два имени: – Йорк, мы с тобой идем на капитанский мостик «Ниньи». Хочу, чтобы ты выполняла роль второго пилота, так что начинай подготовку прямо сейчас.
В комнате вдруг стало жарко. Кровь прилила к моим щекам. Ощущения были такие, словно тебя, самого младшего в старшей школе, взяли в команду по кикболу[77]. Да еще и не в последнюю очередь, со скрипом, а первым делом.
С другой стороны – кого я обманываю? Кровь отхлынула от лица, и мне уже не было жарко. Паркер следовал правилам. Меня выбрал ЦУП, и Паркер подчинился этому выбору.
– Шёнхаус и Фланнери, на вас выход в космос. Авелино и Грей помогут вам с подготовкой. Де Бер, вы со Стьюманом… Да, Сабадос?
Острые скулы Дон, казалось, вот-вот проткнут ее кожу – так сильно они напряглись.
– ЦУП сказал, что выход должны совершить Уилбурт и де Бер.
– Спасибо. Я в курсе.
Когда Паркер снова отвернулся к доске, Бенкоски скрестил руки на груди и встретился взглядом с Дон. Она открыла было рот, но он едва заметно покачал головой, и она осеклась.
В углу отсека стоял, опершись на кухонную стойку, де Бер. Он стиснул зубы и опустил голову, глядя исподлобья. Леонард от изумления раскрыл рот буквой «О», а его щеки залил румянец.
– Де Бер, ты отправляешься на борт «пчелки», чтобы при возникновении непредвиденных обстоятельств мы могли быстро вернуть наших людей на борт и оказать им медицинскую помощь. Работаете вместе с Шамун. Можете внести все необходимые изменения, чтобы превратить пташку в плавучий лазарет.
Такая пара вызывала у меня беспокойство. Во время наших регулярных медицинских осмотров он не проявлял расизм столь же явно, как в разгар своей болезни, но какие-то «шуточки» все равно срывались у него с языка. Но ни одно из его оскорблений не появится в отчете для ЦУП, если не считать строчки вроде «неидеальное общение между вторым пилотом и специалистом медицинской службы».
– Авелино. Вы с Шёнхаусом и Фланнери отвечаете за тщательную проверку планов ЦУП по выходу в космос. Мы летим уже семь месяцев, и они не понимают, каковы здесь настоящие условия. Обращайте внимание на любую дыру. Любой дефект. Любую вероятность повреждения. Если у тебя будут какие-то сомнения, я тебе доверяю. Ясно?
– Не уверен, что кому-то вообще следует доверять моему мнению.
Рафаэль слегка пожал плечами, уставившись в пол.
– Ты ставишь под вопрос мой приказ?
Рафаэль поднял глаза.
– Никак нет, сэр.
– Тогда сядь и слушай, – Паркер ткнул маркером в сторону Рафаэля. – У тебя есть работа, и я вообще-то жду, что ты будешь ее выполнять.
Вряд ли это было справедливо. Рафаэль все еще горевал и находился в состоянии шока. Конечно, он не был виноват в случившемся, но он имел полное право проживать боль и сомнения в себе, которые сопровождали… Ой. Паркер помогал ему обрести цель. Черт. Мне больше нравилось на него злиться, но я все-таки должна признать, что он выбрал неплохую стратегию.
Паркер постучал ручкой по ладони и посмотрел на всех нас.
– Мы в миллионах километров от дома. Мы не собирались все вместе в одном помещении с тех самых пор, как семь месяцев назад покинули околоземную орбиту, так что позвольте мне вам кое-что напомнить. Первое. Я командир миссии. Второе. Бенкоски – заместитель командира. Если со мной что-то случится, вы подчиняетесь ему. И его слова вы ставите выше приказов ЦУП, потому что, сколько бы там ни собралось мозгов, они не видят всего того, что видим мы. Они не знают нюансов, а значит, совершают ошибки. Я сам допустил ошибку перед последним выходом в космос. Я знал, что Леонард лучше подготовлен, но не стал настаивать на своем. Поэтому я жду, что вы не станете молчать, заметив вероятность ошибки. Я жду, что вы будете работать над решением проблемы. А еще я знаю, что никто из вас не оказался здесь по ошибке. Двенадцать человек? В этой комнате? Мы и есть весь наш мир. Так что делайте свою чертову работу, а я займусь своей.
Такое странное чувство: мне хотелось аплодировать Паркеру.
22 мая 1963 г.
Дорогой Натаниэль!
Чувствую себя плохой женой, потому что мне рассказали новости о твоем здоровье, но у меня все равно ушло несколько дней, чтобы тебе написать. Прости, что так долго молчала, хотя ты наверняка понимаешь, с чем это связано. Мы очень много работаем, и мне не хотелось просить Флоренс или Дон проводить еще больше времени за телетайпом. В конце концов, Флоренс меня подстегнула, ЗА ЧТО Я ОЧЕНЬ ЕЙ БЛАГОДАРНА.
Ты, наверное, уже знаешь, что Уилбурту и Леонарду удалось частично отремонтировать аммиачную систему. Мы все с нетерпением ждем, когда она снова заработает на полную мощность. Отчасти нам хочется, чтобы все системы вернулись к нормальной работе, но больше всего нам не терпится вернуться домой. Экипаж «Пинты» был очень любезен, но из-за такой толпы на одном корабле мы все время спотыкаемся друг о друга. Можно было бы подумать, что такая ситуация поможет нам немного разгрузить обязанности, но мы как будто только создаем друг другу еще больше работы.