– Я справлюсь, Эльма.
Он поднял голову, и ему пришлось повернуть немного руку, чтобы не закружиться.
– Знаю. Просто…
Тот факт, что нас обоих посещали мысли о возможных проблемах, повис в воздухе гигантским красным флагом. Но я не придумала, как решить эту проблему. Пока не придумала.
Я развернулась в воздухе и оттолкнулась, двинувшись в сторону люка. С вынужденным объединением двух команд мы справлялись разными способами. Так, Флоренс занималась отправкой писем от членов экипажа «Ниньи», а Дон была ответственна за «Пинту». Из-за этого я писала неохотно, и, зная, что Флоренс перепечатывает наши сообщения буква за буквой, была немногословной. Мне не хотелось, чтобы у нее появилась еще одна причина меня ненавидеть, если ей придется работать сильно больше. Полагаю, письма от Натаниэля были такими короткими по той же причине. После той ситуации с шифрованием мы больше не могли обмениваться сообщениями с той же регулярностью.
Я отталкивалась от стен коридора и передвигалась в сторону коммуникационного модуля. Сложенное письмо лежало в кармане моего летного комбинезона. Передо мной прямо в проходе висел в воздухе Паркер. Я приблизилась и развернулась, ориентируясь на его положение в пространстве. Он едва отвел взгляд от того, что происходило внутри.
У него было такое напряженное лицо… Мне это совсем не нравилось. Я ухватилась за поручень и замерла бок о бок с Паркером. Внутри модуля Дон и Флоренс склонились над блоком связи, а Рафаэль и Уилбурт парили под ними, разглядывая внутренности телетайпа.
– Что…
– Мы потеряли связь с Землей.
Глава двадцать восьмая
Бортовой журнал первой марсианской экспедиции, командир Стетсон Паркер.
Протоколы связи завершены. Спустя два дня связь с МАК не восстановилась.
– Йорк. – Голос Паркера раздался так неожиданно, что я подпрыгнула, разбрызгивая грязь по всему садовому модулю, куда я ушла, чтобы не мешаться под ногами. – Прости. Не хотел… Есть минутка?
Прижав руку к груди, словно какая-то фифа из старых сериалов про Флэша Гордона, я повернулась к Паркеру лицом. Мне кажется, он мог разглядеть, как колотится под ладонью мое сердце, но, по крайней мере, голос у меня был ровным.
– Конечно.
– Нужно твое мнение по кадровому составу.
Я подошла к стеллажу с инструментами – якобы за веником, чтобы убрать грязь, пока она повсюду не разлетелась, но на самом деле мне срочно нужно было отвернуться, потому что у меня отвисла челюсть. Паркера интересовало мое мнение. Мое. В открытый рот со свистом проник поток воздуха. Я сглотнула.
– Продолжай.
Когда я снова к нему повернулась, на его лице читалось облегчение. Кто этот незнакомец? Паркер кивнул и сразу перешел к делу, вернувшись в образ уверенного в себе командира.
– В системе связи «Пинты» не обнаружили никаких неполадок. Мы по-прежнему получаем сигналы дистанционного наведения с «Санты-Марии», но с Земли – ничего.
Повисла пауза, и я поняла, почему Паркер так обеспокоен, пусть он и скрывал это с завидным мастерством. Связи с Землей не было уже два дня.
– Проблема может быть со стороны МАК.
– У них пять радиоантенн направлены на нас, а еще есть вспомогательные устройства для всех вспомогательных систем.
– Точно.
Так странно – лелеять себя надеждой, что с твоим кораблем что-то не так, когда ты находишься за миллионы километров от дома. Ну другой вариант означал бы, что на Земле случилось что-то ужасное. Еще один метеорит наверняка бы заметили, верно? Учитывая, что у нас теперь есть множество спутников и «Лунетта». Наверняка все обитатели Земли в порядке, просто какая-то проблема с электричеством.
– Так что все-таки есть вероятность, что проблема в нас. Лучший способ исключить эту возможность – полностью возобновить работу всех систем на борту «Ниньи» и заодно проверить нашу радиосвязь. Как думаешь, Авелино справится с выходом в открытый космос?
Я схватилась за веник и сгребла комочки почвы в одну небольшую кучку. Рафаэль ни с кем больше не дрался, но глубоко скорбел. С другой стороны, он был настоящим профессионалом и знал «Нинью» лучше, чем кто-либо другой.
– Да… Но, может, лучше выпустить команду из трех человек, как мы делали для установки солнечных батарей? Тогда, если у него возникнет какая-то проблема, двое других помогут ему вернуться на борт.
Паркер кивнул.
– Я думал примерно о том же. Тогда пойдете ты и Фланнери.
На этот раз из меня вырвался то ли смешок, то ли вздох. Как будто меня ударили в живот. Я присела и соскребла кучку грязи в совок.
– И откуда эта внезапная вера в меня?
– Прости. – Еще одно извинение! Я крепко сжала веник в руках на случай, если окажется, что тело Паркера захватил космический пришелец. – Я… Я знаю, что у нас с тобой… не все было гладко, но теперь, когда Терразаса с нами нет, ты стала старшим космонавтом. Мне лучше работается со вторым пилотом.
Он смотрел в пол, опершись на одну из высоких грядок. До меня внезапно (и слишком поздно) дошло, что он знал Терразаса дольше, чем кто-либо из нас. Паркер столь успешно скрывал свои чувства за военной маской спокойствия, что я даже не допускала мысли, будто он может по-настоящему горевать. Он просто продолжал делать свою работу.
Я выпрямилась, высыпала комочки почвы обратно на грядку с редькой и убрала веник с совком на место.
– Я тоже по нему скучаю.
На скулах у Паркера заиграли желваки, хотя поза оставалась расслабленной. Его взгляд был по-прежнему прикован к полу, но он одарил меня своим фирменным резким кивком.
– Хорошо. Я поговорю с Фланнери и Авелино, и тогда можно будет всем вместе подумать над планом выхода. – Паркер выпрямился и повернулся к двери, избегая моего взгляда. – Не буду больше отвлекать.
Мое собственное дыхание внутри шлема звучало почти так же громко, как шипение встроенных в скафандр вентиляторов. Я не сводила глаз с датчика давления, ожидая момента, когда можно будет открыть наружный шлюз. Шлюз, находившийся ближе всего к антенне, был слишком маленьким, и втроем мы бы там не поместились. Даже если бы у каждого из нас не было с собой оборудования для ремонта, нам бы все равно мешали жесткие, герметичные скафандры для выхода в открытый космос. Поэтому мы воспользовались одним из больших шлюзов в передней части корабля – он был предназначен для загрузки грузов в «пчелку».
Необходимое оборудование плавало вокруг нас, привязанное специальными тросами. Слышался металлический лязг. Показатели давления упали. Воздух вышел из шлюза, и все вокруг заполнила зловещая тишина. Я проплыла вперед, сражаясь с жестким скафандром, и отдраила люк. Потом я потянула его на себя, одновременно пристегнув страховочный трос к одному из поручней, которые усеивали поверхность корпуса на «Нинье». Замок пристегнут. Защелкнут. Черное на черном. После этого я вытащила наружу ящик с оборудованием и тоже его закрепила. Оттолкнувшись пальцами, я выплыла из просторного люка, ухватилась за один из поручней и спустилась по нему вниз, чтобы пропустить Рафаэля. Здесь я также пристегнулась тросом.
Оба троса мягко притягивали меня к кораблю. В бассейне нулевой плавучести этого не происходит из-за сопротивления воды, но в космосе тросы оказывают заметное притяжение. Как будто я нуждалась в напоминании, что я не в симуляторе. Ногти проехались по внутренней части перчаток, когда я привязывала ящик с инструментами к скафандру, чтобы таскать его за собой. Теперь, когда я все закрепила и перепроверила, можно было оглядеться.
Я парила в космосе, и комок горя и злости в моей груди немного разжался. Какая-то часть меня ждала, что космос будет синим. Это все из-за многих часов, проведенных в бассейне с имитацией корпуса «Ниньи». Но на самом деле космос был густо-черным. Если на корабле выключали свет к ночи, в иллюминатор было видно звезды, но между вами все равно была преграда. Сейчас, когда я вышла в открытый космос, я смотрела на него сквозь стекло, но зато поле видимости ничем не ограничивалось.
Неважно, сколько раз ты выходишь в космос, звезды никогда не теряют своего очарования. На фоне этой безграничной черноты они ослепительно сияли. Единственную границу рисовал корпус нашего корабля, сверкающий в солнечном свете золотом и серебром.
Когда Рафаэль протянул руку из шлюза, я задержала дыхание. Я не могла дышать, пока он не пристегнулся. Он отвернулся от меня, тоже глядя на необъятные просторы вокруг. Это один из немногих моментов отдыха, которые мы можем себе позволить во время выхода в открытый космос.
Пока мы ждали Леонарда, я вглядывалась в бесконечную черноту. Наверное, сколько бы еще раз я ни увидела звезды, этот момент всегда будет для меня священным. Я забормотала себе под нос:
– Baruch ata Adonai, Eloheinu, melekh ha’olam, she’hekheyanu v’kiy’manu v’higi’anu la’z’man ha’ze…[80]
Затрещал приемник, и раздался голос Паркера.
– Йорк, повтори?
– Я просто… – Молюсь. – Говорю сама с собой.
– На идише?
– Ну, вообще-то на иврите. – У него часто просыпалась любовь к языкам, но на этот раз мне совсем не хотелось вдаваться в объяснения. – Когда вернемся, я тебя научу.
– До этого момента постарайтесь не засорять связь.
Как будто это не он расспрашивал меня о языках.
Но мы все-таки вышли в открытый космос, не имея возможности проконсультироваться с ЦУП, и даже после трехдневного планирования Паркер наверняка чувствовал давление. За это я не могла его критиковать.
– Так точно, сэр.
Леонард наконец пристегнулся и развернулся, чтобы установить над люком шлюза теплозащитный экран. Люк останется открытым на случай чрезвычайной ситуации, чтобы мы могли быстро вернуться. Я молила бога, чтобы такая предосторожность нам не пригодилась.
Отвернувшись от шлюза, Леонард доложил:
– Нинья, говорит EV1. Все трое вышли в открытый космос и готовы к работе.