РАФИЛЛА1979
— Я хочу устроиться на работу, — заявила однажды Рафилла. — Нам обоим это пойдет на пользу, а потом мне нравится встречаться с новыми людьми.
— Черт побери, а как ты думаешь, что ты умеешь делать? — насмешливо заметил Эдди. — И кто будет ухаживать за ребенком? Если думаешь, что моя мать, то не надейся. У нее отсутствует материнский инстинкт, поверь мне, уж я-то знаю.
— Эдди, — очень спокойно начала Рафилла, — я сойду с ума, сидя целыми днями в этой квартире, где, кроме как с твоей матерью, совершенно не с кем поговорить. На Дьюк-стрит есть картинная галерея, владелец вывесил в витрине объявление, что ему требуются служащие. Я разбираюсь в живописи, легко могла бы справиться с этой работой.
— Нет.
— Что означает твое нет?
— Так уж случилось, что ты моя жена, и должен напомнить тебе, это была твоя инициатива. А моя жена работать не будет.
— Но мне так хочется, — не сдавалась Рафилла.
— Очень жаль!
Она внимательно посмотрела на мужа. Глаза у него очень маленькие, щеки болезненного желтовато-бледного цвета. Почему она когда-то считала его очень симпатичным?
О Боже! В какую же она попала западню! Она замужем за человеком, которого не любит. Она сидит взаперти в квартире с его ненавистной мамочкой, потому что Эдди промотал за игорными столами все деньги, которые ему дал ее отчим. Они были вынуждены уехать с холостяцкой квартиры Эдди в этот дом. Эдди любил играть. Похоже, это было его единственной настоящей страстью в жизни.
Рафилле было стыдно рассказать обо всем этом. Своей матери и даже своим подругам Одиль и Фенелле она врала, говоря, что живут они отлично, а в доме леди Элизабет они временно, потому что еще не подыскали подходящий собственный дом.
Ложь. Сплошная ложь. Ее замужняя жизнь была просто отвратительной, начиная с первой брачной ночи, которую они провели в номере отеля „Гросвенор хаус“ после пышной свадьбы.
— Я такая счастливая! Это просто волшебная сказка, да, Эдди? — Рафилла со счастливой улыбкой, распущенными длинными волосами кружилась по номеру в белом кружевном пеньюаре.
Эдди уже успел позвонить в службу сервиса, официант доставил в номер заказ, и до того как раздеться, он опрокинул три порции чистой водки.
Рафилла забралась в постель и ждала мужа. Секс на вполне законных основаниях. Она с трудом сдерживала себя.
Эдди снял трусы. У него было на удивление безволосое тело, а от груди к пупку тянулся тонкий белый шрам.
— Откуда у тебя шрам? — полюбопытствовала Рафилла.
— Как-нибудь расскажу, когда подрастешь.
Рафилла протянула к нему руки, но Эдди проигнорировал ее призыв и взял лежавшую рядом газету.
— Эдди, — ласково промурлыкала Рафилла, — ведь сегодня наша первая брачная ночь.
Аккуратно отложив газету, Эдди холодно посмотрел на нее.
— Это означает, что ты опять хочешь потрахаться? Мало мне было неприятностей от прошлого раза?
Вначале до Рафиллы не дошел смысл его слов, а потом она подумала, что он, должно быть, просто шутит.
— Ну не злись, — попросила она.
— Говоришь, не злись, моя радость? — Тон его был язвителен. — И это ты считаешь, что я злюсь?
Неожиданно Эдди взгромоздился на нее, закинул руки Рафиллы ей за голову и разорвал ночную рубашку, обнажив грудь.
А потом грубо ущипнул за сосок.
Рафилла вскрикнула от боли.
— Вот теперь я злюсь, — он рассмеялся каким-то мерзким смехом, — разве не так, дорогая?
Некоторое время Рафилла лежала неподвижно, слишком ошеломленная, чтобы что-то предпринять. А потом с силой двинула его коленной прямо между ног.
Разразившись проклятиями, Эдди начал кататься по кровати, зажав руками промежность.
— Ах ты, маленькая дрянь!
— Я подумала, мы играем в злость, — невинным тоном заявила Рафилла.
— Когда-нибудь я по-настоящему покажу тебе, как играют в эту игру. Так что берегись, сука.
Начало было явно не идеальным.
Их медовый месяц в Акапулько обернулся для Рафиллы просто кошмаром. Обстановка вокруг была прекрасной, но Эдди целыми днями пил, а ночами играл, а Рафилле оставалось только тешить себя мыслью, что их семейная жизнь изменится к лучшему, когда родится ребенок.
Когда они вернулись в Лондон, дела пошли еще хуже, а к тому времени, как они переехали к дом леди Элизабет, Рафилла уже ненавидела своего мужа, но понятия не имела, как избавиться от него.
— Джон Джон ведь не похож на Эдди, да? — сказала Одиль, державшая на коленях крестника. — Да и на тебя он тоже не похож. — Тогда на кого же? На твою мать? Нет. На твоего отца? Вряд ли. — Одиль хихикнула. — Наверное, на какого-нибудь морячка, о котором ты не рассказывала, да?
— На самом деле на весь торговый флот, — небрежно бросила Рафилла, хотя сердце у нее забилось учащенно.
К счастью, никто не знал о той единственной встрече с Крисом Фениксом на заднем сиденье автомобиля. Никто, даже Фенелла. Рафилле было так стыдно за свое тогдашнее непристойное поведение, что она хранила этот случай в строгой тайне. И, честно говоря, когда она обнаружила, что беременна, ей и в голову не пришло, что отцом ребенка может быть Крис Феникс.
Но теперь, когда она смотрела на Джон Джона, у нее не Оставалось никаких сомнений. Он был точной копией знаменитой рок-звезды. Те же самые глаза, нос, упрямый маленький рот и даже те же самые волосы.
Господи! Какая гримаса судьбы!
Одиль окинула взглядом душную гостиную.
— Когда вы уедете отсюда и обзаведетесь собственным домом? Ведь это, наверное, просто ужасно — жить с его матерью?
Рафилла пожала плечами.
— Да нет, терпимо. Но мы тут долго не задержимся. Каждую неделю ходим смотреть дома.
— Надеюсь, скоро подыщете.
— Я тоже.
— Ты так похудела. — Во взгляде Одиль внезапно появилась забота и тревога. — Ты уверена, что все действительно в порядке?
Рафилла встала и оправила синее кашемировое платье. Если бы Одиль видела синяки, покрывавшие все ее тело, она сразу поняла бы, что все совсем не в порядке.
— Конечно, — ответила Рафилла. — Я не могла бы быть счастливее.
— Господи! — воскликнула Одиль, тоже поднимаясь. — Ух ты! Похоже, наш дорогой маленький Джон Джон обмочил меня. Наверное, надо сменить пеленки?
Рафилла взяла ребенка на руки и крепко прижала к груди. Она была рада, что это ребенок не Эдди. И в один прекрасный день она поведает об этом всему миру.
БОББИ МОНДЕЛЛА1979
В дискотеке звучал проникновенный голос Ареты Франклин. Она пела „Respect“. Никто не исполнял эту песню лучше.
Танцевальная площадка была заполнена парочками в различных стадиях подпития. В воздухе висел дым, шампанское лилось рекой.
— Ничего местечко, правда? — Николс гордо оглядел сверкающие декоративные панели и вращающиеся зеркальные фонари. — Первоклассный клуб, а?
— Да, — согласился Бобби.
— Гребаная „Цепная пила“ ему и в подметки не годится, — похвастался Николс.
Бобби допил шампанское и кивнул. Он все еще думал о необычном предложении Николса Клайна. Понятно… черт… оно и должно было быть необычным. Если он согласится, Николс пообещал ему землю, небо, а в придачу луну и звезды. Но Николс предупредил, что его предложение чертовски заманчиво.
Конечно, он должен отказаться. Просто обязан. Как бы там ни было, но у него контракт с „Блю кадиллак“.
— Нет проблем. — Николс казался невозмутимым. — Мои спонсоры в компании звукозаписи и в дискотеке — отличные ребята, толковые бизнесмены. Они выкупят тебя у „Блю кадиллак“. От тебя требуется только согласие.
— Я подумаю.
На этом их разговор пока закончился.
Николс разыгрывал роль радушного хозяина, он выполнял малейшие желания своих гостей, включая и поставку девиц.
— Этот парень как пресмыкался раньше, так пресмыкается и сейчас, — с презрением пробормотал Рокет. — Пора уходить отсюда. Как ты на это смотришь, Бобби?
— Конечно. Когда скажешь.
Но они опоздали, к ним подошли телевизионщики с камерой, и Николс попросил:
— Парни, окажите мне услугу ради нашей старой дружбы. Скажите, что это самый лучший клуб, в котором вам приходилось бывать. Ладно?
Николс ужасно вспотел в своих коричневых кожаных брюках и розовой рубашке с жабо, на шее у него, как всегда, красовалась коллекция золотых цепочек. Его когда-то рыжие волосы были теперь выкрашены в золотисто-каштановый цвет, и он как-то весь выпрямился, выпрямился даже его крючковатый нос. Николсу стукнуло пятьдесят семь лет, но он был еще вполне в силе, хотя сейчас променял всех своих девиц на потрепанную блондинку-англичанку с обвислыми грудями и ужасным лондонским кокни.
— Это Памми, — с гордостью представил он, — мы с ней собираемся обручиться.
Памми Бузер мечтала стать фотографом, а в прошлом была порнофотомоделью и за спиной Николса вешалась на каждого мужчину.
Николсу она нравилась, потому что он вообразил себе, что нашел классическую английскую девушку, да еще к тому же с мозгами. Николс называл ее писательницей, но за всю жизнь Памми написала только порнографическую статью о мужской проституции (приведя три примера) для дешевого женского журнала. В свое время она состояла членом одной веселой компании, где девушки и юноши занимались садомазохизмом и прочими половыми извращениями, и теперь решила написать об этом книгу. Правда, единственная проблема заключалась в том, что писать она не умела, так что просто жила на содержании у Николса.
В этот вечер она решала для себя трудную проблему: к кому пристать — к Бобби или Рокету. Памми долго колебалась, но в конце концов сосредоточила свое внимание на Рокете, потому что, по ее мнению, киноактеры трахались лучше рок-звезд.
Пока Бобби давал интервью, она прошептала на ухо Рокету:
— Ты знаешь, а я ведь не собственность Николса.
Как будто Рокета это волновало. Ее визгливый, скрипучий голос мог отпугнуть кого угодно. Да и потрепана она была изрядно.
— Отвяжись, — отбрил ее Рокет, понизив голос, — я товаром, бывшим в употреблении, не интересуюсь.