Нет, у них все равно бы ничего не вышло.
В глубине души Крис признавал, что действительно скучает по Базу. Ведь они выросли вместе, жили одной жизнью, включая и то ужасное время, проведенное на гастролях в микроавтобусе „фольсваген“. Баз был ему дороже брата, они были так счастливы в добрые старые времена. Одним из любимых воспоминаний Криса были их репетиции в ветхом, грязном гараже, где компанию им составляли только голоса Бадди Холли и Отиса Реддинга. А с какой ностальгией Крис вспоминал их путешествие по Европе, когда они трахали подряд все, что шевелится, а иногда то, что уже не шевелится вовсе!
И наконец — успех и все остальное, что сопровождает его. И после этого все изменилось.
Крис скучал по Базу не только как по лучшему другу, но и как по партнеру на сцене. Господи! Как же раньше все было здорово, они вместе писали пески, вместе исполняли их.
А теперь с этим было кончено. Прошлое ушло. Недавно Баз, который создал уже свою четвертую по счету после распада „Дикарей“ группу, дал интервью журналу „Роллинг стоун“. „Крис Феникс — дерьмо, — заявил Баз. — Его всегда интересовали только деньги и слава. Посмотрите на него сейчас, на его громадные особняки и голливудский образ жизни. Он чертовски преуспевает. Но, на мой взгляд, его музыка — это просто паршивая попсовая жвачка. Он предал и продался“.
Прочитав это интервью, Крис сначала ощутил ярость, а потом обиду. Хоук посоветовал ему не обращать внимания.
— Все знают, что Баз Дарк — законченный наркоман, которому вот-вот конец. Забудь о нем и не разжигай еще больше его зависть какими бы то ни было комментариями.
Крис так и сделал. И все же обида не проходила.
Иногда он встречал Расту — все тот же добродушный шутник. Раста успокоил общественное мнение, женившись на хорошенькой немецкой актрисе, купил нотноиздательскую компанию, которой и посвящал все время.
— А ты не скучаешь по сцене? — часто спрашивал его Крис.
На что Раста всегда неизменно отвечал:
— От добра добра не ищут. Ведь так?
Раста был прав. Крис понимал, что ему повезло: он дважды поднимался на вершину славы. А вот Базу счастье не улыбнулось. Каждая его попытка создать очередную группу всегда заканчивалась неудачей. Это происходило главным образом из-за того, что Баз бОльшую часть времени находился под кайфом и не контролировал себя. Плюс ко всему в результате той истории с наркотиками ему был закрыт путь в Америку. Как ни странно, но он все еще жил с Микки. И когда Крис читал об их публичных выходках, ему было жаль их обоих. Пара неудачников!
Вскоре после переезда Сибил в его особняк Крис попросил Уиллоу позволить Бо совершить свою первую поездку в Америку. Вначале Уиллоу ответила отказом, но Крис настоял на своем. Парню было двенадцать — уже не маленький.
И Бо приехал в Америку — типичный прилизанный английский школьник. Уиллоу проделала большую работу, чтобы вытравить из мальчика всякую индивидуальность. Крис вспомнил себя в его возрасте — сорванец, помешанный на гитаре и мечтающий стать рок-звездой.
— Ну как дела, сынок? — спросил Крис, чувствуя себя как-то неловко.
— Хорошо, благодарю вас, сэр, — серьезным тоном ответил Бо.
Сэр! Что еще за сэр, черт побери? Три года назад они чудесно проводили время в доме Криса на юге Франции: купались, плавали с аквалангами. Они тогда прекрасно ладили — как и положено отцу и сыну. Уиллоу настояла, чтобы Бо поступил в морской корпус, славившийся строгой дисциплиной. И вот теперь посмотрите на этого маленького засранца!
— Не называй меня „сэр“, — строго предупредил Крис. — И вообще никого не называй „сэр“.
— Хорошо, сэ… папа.
Приезд сына не принес Крису радости. Бо чувствовал себя скованно. Он был полностью замкнут, особенно в присутствии Сибил. Несмотря на все старания Криса, сблизиться с сыном он так и не смог. И когда Бо наконец уехал, Крис стал корить себя за то, что потерял контакт с сыном.
— Не волнуйся, — успокаивала Сибил, — я в тринадцать лет вообще не разговаривала с родителями, как будто они были для меня врагами, понимаешь?
— Да, но вы все-таки жили вместе. А я ведь редко вижу Бо, и Уиллоу это нравится. Единственное, что ее беспокоит, это чтобы я вовремя оплачивал эти чертовы счета.
— Бедный мальчик! — Девятнадцатилетняя Сибил обняла его, и Крис почувствовал себя гораздо лучше. Она умела успокаивать. И Астрид тоже.
Две его блондинки… К счастью, они не знают друг о друге, хотя Крис прекрасно понимал, что все тайное становится явным.
И в один прекрасный день ему придется сделать выбор.
РАФИЛЛА1986
— Мама! Ты выглядишь великолепно. О, и дом выглядит так празднично с наряженной елкой, я помню все игрушки!
Анна Ле Серре улыбаясь наблюдала за своей красавицей-дочерью, которая носилась по дому с Джон Джоном. Мальчику было девять, Анна еще никогда не видела такого красивого ребенка.
— Тебе должно быть стыдно, что вы не успели к Рождеству, — пожурила Анна. — Не понимаю, почему вы не смогли приехать раньше.
— Мама, — спокойно объяснила Рафилла, — я же сто раз тебе говорила, что мы работали. Выступали на новогодних концертах, и отменить эти выступления было невозможно.
— Понимаю, дорогая. Однако…
— Сегодня четвертое января, — ласково, но решительно оборвала мать Рафилла, — и мы здесь. Давай не будем говорить о том, что мы опоздали на Рождество. Устроим свое Рождество, а? — Рафилла подошла к большой кожаной сумке и вытащила оттуда несколько перевязанных лентами пакетов. — Посмотри, вот и подарки!
— Да, да! Подарки, бабуля, — обрадовался Джон Джон. — Посмотрим, что там, бабуля?
— А почему ты думаешь, что там и для тебя есть подарок? — строго спросила Рафилла, взъерошив сыну волосы.
— А ну-ка догони меня, мама. — Джон Джон со смешком отскочил в сторону.
— Исчезни, маленький сорванец. Подарки мы откроем позже. Может, там что-нибудь найдется и для тебя, хотя я в этом сильно сомневаюсь.
— Хочешь погулять, Джон Джон? — предложила Анна. — У нас есть лошади и собаки…
— Собаки злые? — с надеждой спросил мальчик.
— Ну, не очень, — ответила Анна, но, заметив разочарование на лице внука, добавила как бы между прочим: — Но грабителя они, несомненно, загрызут до смерти.
Рафилла рассмеялась.
— Мама! Что за разговоры?
— Детские разговоры, дорогая.
Пришел один из конюхов и увел довольного Джон Джона осматривать поместье.
Рафилла обняла мать.
— Как хорошо дома, — она вздохнула, — ты просто себе не представляешь.
— Как раз представляю, — ответила Анна. — Я ждала этого момента пять лет. Ты хоть понимаешь, как долго я не видела тебя?
— Понимаю. И чувствую себя виноватой.
— И это все твои извинения, дорогая?
— А твои? Вы же ведь сами могли приехать к нам.
Анна опустила глаза.
— Я не хотела тревожить тебя, во всяком случае, пока не поговорю с тобой лично.
Рафилла ощутила тревогу.
— В чем дело? Ты заболела, да? Скажи мне.
— У Сайруса после твоего отъезда случился небольшой удар. Ничего серьезного, но доктора не рекомендовали ему совершать длительные поездки.
— А почему Руперт ничего не сказал мне? — вспылила Рафилла.
— Потому что, когда они с Одиль приехали, я взяла с них слово, что они не будут говорить тебе об этом, — спокойно объяснила Анна.
— О Господи, мама. Почему?
— С Сайрусом все в порядке. Правда, правда, — заверила Анна. — Сама увидишь.
Но отчим Рафиллы был болен гораздо серьезнее, чем пыталась это представить Анна. Он прихрамывал, речь была затруднена да и постарел лет на двадцать.
Рафилла почувствовала себя виноватой, а потом разозлилась на то, что от нее скрыли болезнь отчима. Хотя Сайрус и не был ее отцом и не мог никогда занять в ее сердце место Люсьена, он был прекрасным и заботливым отчимом, и Рафилла очень любила его.
Слава Богу, она все-таки приехала домой. Пусть всего лишь на две недели, но это лучше, чем ничего.
Луис не поехал с ней. Несколько месяцев они спорили о том, стоит ли ему ехать. И в конце концов пришли к согласию, что ему лучше остаться в Рио и окончательно доработать их второй альбом. Луис хотел кое-что перезаписать, и надо было проследить, чтобы все было в порядке.
Это был отнюдь не легкий год. Когда Луис впервые огорошил ее новостью, что он женат, Рафилла ощутила страх. Единственный человек, которого она любила и которому доверяла, лгал ей все это время.
— Я не лгал тебе, — отчаянно защищался Луис.
— Нет, лгал. Вся наша жизнь была ложью.
— Нет, Рафилла. Ты ведь никогда не спрашивала меня об этом.
— Пошел ты к черту, бабник! — взорвалась от ярости Рафилла. — О чем ты думал? Это что, игра? Шутка? Для тебя — может быть, но я не вижу в этом ничего забавного.
Рафилла взяла Джон Джона, наскоро собрала два чемодана и уехала к Тинто с Марией и их семерым детям.
Тинто воспринял новость философски.
— Ты спросила, на ком он женат? Узнала, когда это произошло и почему? Он любит эту женщину? А если любит, то почему он с тобой?
Резонные вопросы — все до одного. Рафилла имела право получить ответы на них. Вернувшись к Луису, она подвергла его допросу.
Луис спокойно все объяснил, Поскольку он родился в трущобах, у него не было надежд на будущее. Глядя на своих братьев и сестер, он понял, что попал в западню, из которой вряд ли выберется. Уже в четырнадцать лет он слонялся по улицам с дружками, иногда они грабили богатых туристов или по мелочи воровали в крупных отелях. В шестнадцать Луис начал заниматься сексом с туристками — это, во всяком случае, было приятнее, чем их грабить.
— Однажды я познакомился с женщиной, — продолжал Луис, передернув плечами, — гораздо старше меня. Она предложила мне сбежать с ней.
— Ты согласился?
— Да, согласился. — Красивое лицо Луиса помрачнело. — И ты бы так поступила на моем месте. Мне было восемнадцать, а ей пятьдесят семь. Бразильянка, не богатая, но и не бедная. Она вытащила меня из трущоб, одела, оплачивала мои занятия музыкой и заставила выучить