Витман ждал сигнала открыть огонь, но так и не дождался. Вместо приказа «Огонь!», откуда-то из тылов полка гулко рявкнули пехотные 7,5-сантиметровые орудия, и на дороге расцвели первые столбы разрывов.
Штурмовики кинулись врассыпную, им вдогонку хлестнули пулеметы, но уже через несколько секунд паника от артобстрела была подавлена. Резко и жестоко. Больно уж многие штурмовики на собственной шкуре знали, что такое артобстрел где-нибудь на берегах Соммы или пулеметный огонь у фортов Вердена. Тяжелого оружия у штурмовых отрядов не имелось, зато винтовок, револьверов и самодельных гранат оказалось в избытке. Имелись и пулеметы, так что очень скоро от дороги врезали длинными очередями станковые «максимы» и «дрейзе», и Вермахт понес первые потери.
Силы, правда, все равно оставались неравными. Группа «Саксония», у которой не было толком ни отработанного плана наступления, ни грамотного общего командования, ни средств связи, сражалась против двух полков, укомплектованных даже сверх штата – оба были учебными, и кроме постоянного состава имели еще обучающихся новобранцев. Соответственно, имелось больше оружия и боеприпасов.
И очень скоро это преимущество начало сказываться. Штурмовиков прижали к земле пулеметным огнем и принялись методично обрабатывать минометами и пехотными орудиями. Штурмовики держались почти четыре часа, но, наконец, не выдержали. Михаэль Витман видел в свой бинокль, как то тут, то там вскакивали желто-коричневые фигурки, бросались бежать и тут же падали, ссеченные пулеметной очередью или осколками ближнего разрыва.
– Еще немного, и эти свинские собаки побегут от нас, наложив в штаны, – удовлетворенно произнес ефрейтор. – Так, мартышки? – спросил он своих солдат.
Но вместо ответа где-то в тылу раздался грозный рев. Разом смолкли пехотные орудия, батальонные и ротные минометы. Пехотинцы завертели головами, пытаясь определить, что произошло…
А произошло самое простое. Группа СА «Берлин» не забыла ни «Ночь длинных ножей», ни своего группенфюрера Эрнста, ни создателя СА – Рёма. Кто-то из группы «Саксония» сумел связаться с берлинскими товарищами, и теперь в тыл группировке Вермахта и СС ударили озверевшие берлинцы. И если солдат еще брали в плен, то с черными «охранниками» у штурмовиков разговор был коротким: в лучшем случае – пуля, в худшем – веревка и крепкий сук…
– …Ты хоть понимаешь, маленький засранец, в кого ты стрелял?! Понимаешь?! – и с этими словами здоровенный штурмовик с железным крестом на мундире закатил Витману такую грандиозную оплеуху, что Михаэль не устоял на ногах и кубарем полетел наземь.
– Ну-ну, Курт, старина, – вмешался другой штурмовик. – Полегче, полегче. Мальчик просто выполнял приказы своего командира, а что ему еще оставалось делать?
С этими словами он поднял молодого ефрейтора и помог ему утвердиться в вертикальном положении.
– Скажи, паренек: это ты угадал поставить пулемет возле той сараюшки?
Михаэль кивнул гудящей головой. Он не был трусом и был готов к чему угодно – хоть к смерти. «Горе побежденным!»
– Ребята не виноваты, – мрачно прохрипел он, указывая на своих солдат, понуро стоявших рядом. – Это я выбрал место для пулеметной засады, и я отдал им приказ.
Но вместо каких-либо репрессий штурмовик потрепал Витмана по щеке:
– Курт, из этого парня будет толк – это я тебе как старый пулеметчик говорю. Паренек не виноват, что он – в армии. А вот кстати, – он обернулся и позвал кого-то невидимого: – Гюнтер! Гюнтер! Отыщи нашего штурмбанфюрера и скажи ему, что штурмгауптфюрер Хайнц просит его подойти. У нас тут есть парочка перспективных кандидатов…
Во второй раз в восьмой класс… Белов, топавший вместе со своими новыми братьями и сестрой, тяжело вздохнул. Дел невпроворот, а тут ещё и на учёбу тратить время. И ладно бы на что-то нужное, но ведь тут все в таком урезанном виде преподают, что он уже все давно знает!
Московская образцовая школа номер двадцать пять, в которой учились дети Сталина, совсем недавно переименованная в «среднюю»,[124] располагалась в Старопименовском переулке, в специально построенном для неё здании, что для старых школ было скорее правилом, чем исключением. Сразу же в глаза бросался полукруглый выступ подъезда на здании и балкон над ним. Ребята открыли тяжелую дубовую дверь и оказались в маленьком «предбаннике», откуда уже вошли в высокий и просторный холл.
– Пошли, Немец, – потянул Сашку за рукав Василий. – Нам – на второй этаж.
Они поднялись по широкой мраморной лестнице, прошли по коридору, и Белов среди ряда дверей безошибочно угадал директорскую – самую лучшую и самую строгую. Он открыл дверь и вошел.
Директор школы – Нина Иосафовна Гроза приняла нового ученика приветливо, хотя и пыталась слегка застращать его школьными строгостями. Она прочитала записку Сталина с просьбой принять его приемного сына Белова-Сталина, Александра Генриховича, небрежно взглянула на метрики и документы из Калининского райнаробраза и принялась внимательно разглядывать мальчика. Потертая юнгштурмовка, перехваченная ремнем с эмблемой «Рот-Фронт», ситцевый пионерский галстук, кожаная «тельмановка»,[125] высокие, туго зашнурованные ботинки. Обычный мальчишка, обычный пионер. А товарищ Сталин просит учесть, что этот мальчик участвовал в боях, томился в фашистских застенках…
Скромная потертая сумка с письменными принадлежностями и учебниками сиротливо стояла у ножки стула, пока Нина Иосафовна рассказывала о школьных порядках, особенно налегая на необходимость учить уроки и соблюдать правила поведения. Всё это Александр выслушал спокойно, не перебивая и учтиво кивая в нужных местах. Внезапно директриса без перехода заметила:
– Интересная у вас сумка, Белов. Разрешите?
Саша подал ей свою сумку, на клапане которой было выдавлено «Roten Jungfront»[126] и имелся значок в виде сжатого кулака.
– Вам – не по возрасту, – заметила Гроза. – Брат?
– Кузен, – ответил Белов и тут же, предваряя дальнейшие расспросы, добавил: – Погиб в бою, в Австрии.
Нина Иосафовна погладила мальчика по голове:
– Мертвые живы, пока мы о них помним, верно?..
Директриса сама отвела Сашу в класс.
– Группа, внимание! – Преподаватель математики, Юлий Осипович Гурвиц, встал сам и коротко, по-военному поклонившись, приветствовал директора.
– Представляю вам нового ученика Александра Белова-Сталина, – громко и внятно произнесла директриса, а Белов в который раз поразился тому, сколько энергии и власти в небольшой и вроде бы невзрачной женщине. Её сила парализовала весь класс, и ученики, вставшие для приветствия, так и застыли, словно мыши в клетке с удавом… – Он будет учиться в вашем классе, так что прошу любить и жаловать.
Когда директриса ушла, Сашка, кивнув Василию, сел на свободное место возле тихой белокурой девочки в скромном шерстяном платье и, порывшись в сумке, достал учебник по математике, тетрадь и пенал. Чернильница уже стояла на парте…
Учитель стал объяснять написанную на доске систему квадратных уравнений, а Белов, быстро пролистав учебник за восьмой класс, только тяжело вздохнул. Оказаться в школе, да ещё и в такое время, когда каждый день на счету… Нужно поговорить со Сталиным. Может, разрешит окончить школу экстерном?
– А что Белов думает о данном уравнении? – Юлий Осипович заметил скучающего нового ученика, с интересом посмотрел на Сашку. – Мне кажется, вам скучно?
– К доске? – уточнил Александр и, получив подтверждающий кивок, подошёл, взял мел в руки и быстро набросал решение уравнения.
– В данном случае один корень является мнимым, и систему можно упростить до вида уравнения… – Белов поставил точку, положил мел и вытер руки тряпочкой.
– Неплохо, – Гурвиц кивнул, оценив и оригинальность вывода, и даже чёткость, с какой новый ученик писал математические символы. – Где учились, молодой человек?
«Сто пятый разведцентр Академии Генштаба», – подумал Белов, но ответил совсем другое:
– В основном домашнее образование.
Не развивая скользкую по тем временам тему, учитель вывел в журнале «Отл.»,[127] отпустил Белова, и тот вернулся за парту.
– Меня Лена зовут, – шепотом пискнула сидевшая рядом девочка, и Сашка кивнул в ответ. – Следующим уроком география. Сядешь со мной?
– Посмотрим, – уклончиво ответил Александр и открыл блокнот для записей. Для заметок он использовал куанцао – китайскую скоропись, вполне обоснованно полагая, что специалистов по расшифровке этого письма в Москве найти будет непросто.
Аккуратно макнув перо в чернильницу, он записал «проработать вопрос с шифрами», убрал книжку во внутренний карман куртки и застегнул пуговичку, фиксируя блокнот.
Урок тянулся медленно и тягуче, словно патока, и звонок на перемену Александр воспринял как манну небесную.
Захлопали крышки парт, и ученики стали собирать вещи для перехода в другой класс. У выхода его догнал Василий и пристроился рядом.
– Ну как тебе?
– Школа как школа, – Белов пожал плечами. – А ты, кстати, чего это у доски «плавал»?
– Да не даётся мне эта математика… – Василий махнул рукой. – А-а, ерунда все это! Когда это в жизни понадобится такие уравнения решать?
– Ты это брось! – Белов за плечо развернул Василия Сталина. – Думаешь, тебе это в жизни не пригодится? Ну вот стал ты лётчиком, а потом?
– Потом? – Василий непонимающе хлопал глазами.
– Реакция у тебя хорошая, мозги – тоже. С людьми контакт находишь легко, значит, быстро пробьёшься в командиры. Сначала эскадрильи, потом полка… А посчитать ресурс моторов, а расход ГСМ проверить, чтобы не воровали? А даже составить план перелёта.
– А штурман на что?
– А если штурман налажал? Весь полк угробишь? – Белов спокойно, словно гвоздь, вбивал каждое слово. – Значит, так. С математикой я тебе помогу. Будем вечерами, или когда я там освобожусь, сидеть. Сейчас на географии составишь полный список предметов, с которыми у тебя проблемы, и будем подтягивать все. Вася, ты – сын самого Сталина! Ты должен быть как минимум не хуже, а может и лучше.