В общем, там ничего особо выдающегося не было, но для тридцатых годов это был, безусловно, прорыв. Восьмиколёсное шасси с полным приводом и управляемыми передними осями, автоматическая малокалиберная пушка и два пулемёта. Причем один из них Саша требовал от Владимирова – на четырнадцать с половиной миллиметров. Внешне КБМ полностью повторял БТР-80, разве что башня была большой, двухместной. Найдя в документах пушку ПС-3 калибром тридцать семь миллиметров, Белов несколько раз обвел и два раза подчеркнул требование сделать эту пушку автоматической. Он точно помнил, что такие пушки ставились на Ил-2, а, значит, ничего невозможного в этой пушке нет. В остальном КБМ оказался просто братом-близнецом «бэхи» из будущего: гробообразный корпус, клиновидная морда, арочные шины, и имел передовую для того времени начинку. Дизель, перископические приборы наблюдения и даже кондиционер, на котором Саша настоял, когда узнал, что в Средней Азии зашевелились недобитые басмачи. Два двигателя по сто десять лошадиных сил, легкая противоосколочная броня и широкие колёса должны были обеспечить ему высокую скорость по песку и хорошую боевую устойчивость. Кроме того, был предусмотрен небольшой десантный отсек или место для размещения командира, с дополнительным перископом и радиостанцией.
Так же на базе КБМ Александр нарисовал бронированную установку залпового огня и зенитную установку со спаренным крупнокалиберным пулемётом, которого ещё не было в металле, но должным образом простимулированный Дегтярёв и его помощник Шпагин уже вплотную занялись этим вопросом.
– Отмучились! – Василий подбросил свою сумку в воздух и великолепным футбольным ударом послал ее в Артема.
Тот легко перехватил ее, раскрутил над головой на манер пращи и метнул назад. Ребята откровенно веселились: закончилась первая четверть. Им раздали табели с оценками, и впереди ждали целых три дня приятного ничегонеделанья. Правда, Александр не очень-то понимал, чему же тут радоваться: осенних каникул в этом варианте советской школы не предполагалось. Выходной день шестидневки, за ним – два дня октябрьских праздников и – все, здравствуй, школа. Но, разумеется, он все равно радовался за своих названых родичей. Тем более что на праздники они собирались сходить в планетарий. Светлана просто дождаться не могла, когда же наконец Саша расскажет ей о звездах и вообще, да и Василия с Артемом захватила идея пойти и посмотреть днем на звездное небо.
Светлана, терпеливо просидевшая два урока в вестибюле возле раздевалки, чтобы пойти домой вместе с братьями, уверенно завладела рукой Александра и принялась расспрашивать его об оценках, о предстоящем походе в планетарий и вообще – обо всем на свете. При этом она старалась не замечать, что Белов о чем-то глубоко задумался и иногда отвечает невпопад. Зато когда Василий с Артемом перемигнулись и швырнули свои сумки в них, Саша каким-то очень обыкновенным движением заслонил Светлану и как будто вынул обе сумки из воздуха. Они закачались у него на руке, а Сашка, не сказав ни слова, стряхнул их на мостовую и снова протянул руку Свете, продолжая размышлять о чем-то своем.
Уж очень многое в повседневной жизни казалось Саше странным, иногда – глупым и даже раздражающим. Ну, вот что это такое: платить в трамвае в зависимости от того, до какой остановки ты едешь? За каким чертом понадобилось вводить какую-то шестидневку, когда есть понятная, всем удобная неделя? Как это так вышло, что велосипед можно купить, только предъявив паспорт, а мотоцикл – просто за деньги, хотя и немалые? Почему малокалиберную винтовку или охотничье ружье в магазине приобрести может любой гражданин, и никто больше даже не вспомнит о факте такой покупки? И отчего в магазине буханку невнятного ржаного хлеба продадут только по карточкам, а здоровенного, обалденно пахнущего и невероятно вкусного – просто тающего во рту! – копченого леща – безо всяких ограничений и по вполне божеской цене? Непонятно, неправильно, вздор!
– Эй, товарищи учащиеся! – размышления Белова прервал громкий оклик. – Подите-ка сюда!
Ребята обернулись. На крыльце школы стоял Евгений Михайлович Новиков и призывно махал им рукой.
– Вот что, товарищи, – сказал он, когда вся четверка подошла поближе. – Есть у меня к товарищам юношам предложение. Не хотите в дворец спорта Авиахим[170] прогуляться? Светлану я не приглашаю – ей там будет не интересно…
– Полагаю, что вы ошибаетесь, товарищ преподаватель, – вставил Сашка, заметив, что Светлана обиделась. – Ей будет ничуть не менее интересно, чем нам, верно, Светик?
– Ага! – просияла девочка, ободренная тем, что ее Саша заступается за нее. Впрочем, как и всегда.
– Ну что же, – кивнул Новиков. – Тогда пошли?
– Одну минуту… – Белов удержал уже рванувшуюся вперед Светлану. – Нам бы сперва позвонить и предупредить: куда и с кем мы пошли.
В принципе, несмотря на подготовку Евгения Михайловича, Саша был уверен, что справится с ним относительно легко: спецподготовки рукопашника у Новикова не наблюдалось. Но мало ли что? Да и Николая Сидоровича лишний раз нервировать не стоит.
Он сделал звонок из приемной Грозы, и они впятером зашагали по осенним улицам в сторону трамвайной остановки. Новиков пояснил, что им надо ехать на Ленинградское шоссе, и Белов удовлетворенно кивнул: как он и предполагал, их путь лежит на стадион «Динамо».
Трамвай потряхивало, вагон раскачивался на рельсах, и вместе с ним качались все пассажиры, словно море волновалось. Белов с интересом разглядывал знакомо-незнакомые места. Ленинградский проспект из его будущего был совсем другим, так что смотреть в окно было любопытно.
Вот, судя по запаху, они миновали кондитерскую фабрику «Большевик», но как Сашка ни старался, разглядеть ее корпуса он так и не сумел. Зато Дом пионеров[171] оказался на своем прежнем месте, чем несказанно обрадовал Александра, потянувшегося к нему, словно к старому знакомому.
– Что, Белов, общежитие НКВД понравилось? – спросил Евгений Михайлович, заметив непроизвольное движение Сашки. – Буржуйский особняк, в нем разные кровопийцы жили, а теперь вот – Карающий меч революции.
Саше сразу стало скучно. Общагой наркомата внудел его не удивить. И он повернул голову в другую сторону. Но там вообще не было ничего знакомого: сплошные маленькие деревянные строения, да кое-где – стройки.
– Ребята, нам сейчас выходить, – сообщил Новиков и принялся проталкиваться к выходу.
Артем двинулся за ним, а Василий и Александр, оберегая с двух сторон Светлану, стали пробиваться следом. И тут произошло нечто невероятное…
– А-а-а! – зазвенел в трамвае дикий мальчишеский вопль. – Атас! Мотай, Анютка!..
Маленький «васек» Федор вот уже почти полгода просыпался в холодном поту, если ночью ему снился тот самый страшный карлик, который завалил Корсета. Он снова словно наяву видел его холодные уверенные глаза, мгновенный блеск заточки, и, просыпаясь, чувствовал острую боль в левой стороне груди.
После смерти Корсета он долго перебивался случайными «делами»: стоял на атасе, подворовывал в магазинах или на базаре, а пару раз работал с форточниками.[172] В общем, если бы не страшные сны, жил он совсем неплохо, считаясь в воровском «обществе» «правильным шкетом». Но тут его настигло первое чувство: он «упал»[173] перед самой лучшей на Москве шоколадницей[174] – Анютой Алмазной, и даже стал ее васьком-ширмачом.[175] Лишь бы вместе с ней, лишь бы рядом…
Анюта уже начала работать, уже подняла конкретные котлы,[176] уже раскацевала[177] чью-то сумку, как вдруг…
Прямо перед Федором возник тот самый карлик из его ночных кошмаров. Он шагнул вперед, мазнул глазами по мальчишке и двинулся прямо к Анюте. ЕГО Анюте!..
Федор действовал мгновенно. Он кинулся вперед, пытаясь схватить страшного карлика за руку, и одновременно заорал, предупреждая свою возлюбленную…
Боковым зрением Сашка заметил какое-то неправильное движение, резко повернулся и встретил накинувшегося на него невысокого противника коротким ударом в печень. Тот задохнулся, но почти сразу заорал что-то непонятное, насквозь неправильное и явно недопустимое в советском трамвае. Белов мгновенно вычленил в трамвайной толпе девушку лет семнадцати-восемнадцати, отчаянно пропихивающуюся к дверям.
– Красный, а ну-ка держи гаврика! – крикнул Сашка и рванулся вперед. – А ну, стой, шалава!
Девчонка заработала локтями еще интенсивнее, но налетела на Новикова, который легко перехватил ее неожиданно грамотным болевым захватом. Убедившись, что девица находится в надежных руках, Белов оглянулся и увидел, как Василий душит дурного малолетку, а тот яростно пытается взмахнуть рукой с зажатой в ней заточкой, на которой повис Артем.
– Евгений Михайлович, посмотрите, пожалуйста: у нее наверняка есть ворованные вещи. Я сейчас.
И с этими словами Саша подошел к братьям и врезал пойманному в основание черепа. Тот обмяк.
– Ну, вот и съездили, чтоб его… – пробурчал Сашка. – Товарищ Новиков, как там у вас?
– Часы чьи-то, – сообщил физрук, поднимая находку. – Товарищи, чьи часы?
Военный с голубыми петлицами охнул, схватился за полу шинели.
– Мои, товарищ.
Кто-то уже кричал вожатому, чтобы немедленно остановили трамвай, когда к Саше вдруг придвинулся другой военный, почему-то показавшийся смутно-знакомым.
– Я смотрю, товарищ пионер, ты решил в НКВД пойти, а не в Красную Армию, так? – И тут же пояснил: – А помнишь, я тебя к нам в тир приглашал? Летом.
– В мае, – машинально поправил его Белов. – Да уж вот так вышло, товарищ командир.