И правда, этот человек не раз говорил ему: «Повадки у тебя авторитетные».
Хорошо, что эта татуировка сделана была высоко, на предплечье левой руки. А он даже в летнюю жару не ходил в майке. Никто и не знал больше о непонятном рисунке.
Бесполезно было гадать. Трудно было жить и без имени. При случае, он называл любые приходившие в голову. Но через полгода скитаний всё-таки выбрал одно.
Однажды, в большом городе, он увидел в витрине магазина работающий телевизор. Три человека стояли и смотрели какой-то фильм, другие проходили или останавливались ненадолго. Кто-то сказал: «Знахаря показывают…» Он тоже остановился: не спешил никуда, да и любопытно было. И очень скоро понял, что перед ним разворачивается история, похожая на его судьбу. Главный герой ничего о себе не помнил, даже имя. Но вот он тайком взял чужой паспорт и стал называться Антонием.
Чужой паспорт взять ему было неоткуда, а воровать или грабить – нет, это он и представить не мог. Может, когда-то он что-то подобное и делал, но сейчас он был совсем другим человеком. И он просто решил: пусть я тоже буду Антонием…
Иногда, изредка, ему снилась мелодия, которую, казалось, он вот-вот узнает. Но, проснувшись, Антоний не мог её вспомнить, просто знал – снилась музыка. Оставалось грустное чувство чего-то потерянного, хорошего…
Все шесть лет скитаний без документов, жилья, без памяти Антоний старался работать. Грузчиком, сторожем на вещевых рынках, строителем. На подсобных рабочих различных частных строек был особый спрос. Как-то сразу стали много строить – особняки, склады, дачи. Он соглашался на любую работу, хотя платили ему мало, особенно узнав, что нет документов. Но Антоний никогда не вступал в споры, всем был доволен. Два лета он жил на дачных участках, где строили дома. Однажды провёл на даче зиму – не у того хозяина, где строил, а у соседа, с которым подружился. Тот сам предложил: «Живи зиму, печка есть, топи. И мне будет спокойнее». Да, дачи периодически обворовывали осенью и зимой, когда они пустовали. Дом был маленький, в одну комнату и коридор, зато легко отапливался, а дрова Антоний рубил в близком лесу. Всё бы хорошо, но далеко было до посёлка с магазином, да и снегу намело – не пройти. И деньги, заработанные на стройке, кончились. Вот и пришлось уйти уже в феврале.
Приходилось Антонию жить и на чердаках, и в подвалах, деля этот кров с другими бездомными. Но, ведя себя с этими людьми дружески, он всё равно держался особняком. Он не пил даже пиво, был всегда опрятно одет, по утрам чистил зубы. Он знал, как легко и быстро можно опуститься и никогда не отступал от данного себе слова «остаться человеком». Бывало, пытались его задеть, высмеять или даже вызвать на ссору. Но он умел коротко оборвать задиру, успокоить пьяного, просто свернуть разговор в сторону. И лишь однажды дошло до кулаков. Вернее, до одного удара кулаком. Антоний и сам не понял, как так случилось: от, казалось, несильного его удара, без замаха, в челюсть, его обидчик свалился на пол без сознания. Не хотел он этого, рука сама распрямилась, как пружина. Когда упавшего привели в чувство, один из свидетелей спросил:
– Ты что, боксом занимался?
– Не знаю, – угрюмо ответил Антоний.
Сам себе он уже дал слово больше не применять силу, только в исключительном случае. А этот случай был совсем не такой, можно было бы по-другому разойтись.
Исключительный случай представился не скоро. Но когда это произошло, жизнь Антония изменилась.
Антоний(Продолжение)
За шесть лет Антоний много ездил по стране. Слова «без определённого места жительства» тревожили его. И эта неясная тревога вдруг заставляла бросать привычное и даже полюбившееся место, и ехать – куда-то, зачем-то, к чему-то… Он всё время думал: вот попаду в какой-то город, узнаю знакомые улицы, или дом, и всё вспомню! Необъяснимо, но Антоний был убеждён, что он – городской житель.
Ездил он электричками. Сделал открытие: электричками можно объездить всю страну, из одного конца в другой. Пути этих незамысловатых составов постоянно где-то скрещивались, пересекались, сходились и расходились. Часто удавалось ездить бесплатно: контролёры или вообще не проходили по вагонам, или шли мимо него, считая обычным пенсионером. Антоний не знал своего возраста, но думал, что ему меньше шестидесяти. Стариком, во всяком случае, он не выглядел. Однако не возражал, когда его принимали за пенсионера. Не возражал и тогда, когда билет, всё же, требовали купить.
Он любил полупустые электрички, потому никогда не отправлялся в путь по выходным дням. Садился один у окна и смотрел на убегающие в наступающее прошлое дома городских окраин, огороды, сараи, болотистые водоёмы. Всё это незаметно перетекало в лесопосадки, во всё быстрее мелькающие маленькие платформы. У некоторых из них состав тормозил на пару минут, и вновь ритмично стучали колёса, тянулись сосновые боры, сменялись берёзовыми рощами, густыми кустарниками. Иногда среди этих зарослей мелькал деревянный крест в оградке – чья-то могила. И Антоний сильнее приникал к окну, понимая, что сейчас появится полустанок с домиком путевого обходчика. А иногда, на мгновение расступившись, лесополоса открывала уходящую вглубь широкую тропу. И тогда вдруг томительно сжималось сердце, путнику чудилось – он сам идёт по этой тропе туда, где его ждут…
Зимой попадались в электричках отапливаемые вагоны. Тогда Антоний отогревался, блаженствуя. Выходить из такой электрички не хотелось. Но здесь он был не волен над собой: в какой-то момент поездки внезапно появлялось чувство нетерпения. Особенно когда вновь начинали мелькать городские окраины, но теперь уже не уходя в прошлое, а предвещая новое будущее – может быть, особенное… И Антоний выходил на перрон вокзала, оглядываясь: вдруг увидит знакомые места, узнает…
Вот так, на исходе зимы, он оказался в этом городе. Красивая вокзальная площадь и прямая, широкая улица от неё заставили сердце Антония забиться сильнее. Утро уже наступило, но было рано, заснеженной улицей ещё никто не шёл, проехал первый троллейбус. Видимо, близко был центр города, Антоний догадался по солидным, красивым зданиям. Скоро он вышел к большому городскому парку и проспекту, где машин и людей было уже значительно больше. И чувство того, что всё это ему знакомо, тоже усиливалось.
Он не обольщался: не раз за шесть лет он испытывал подобное. Казалось, этот дом видел, этот поворот знаком, по этому бульвару проходил… И всё-таки сейчас чувство было особенно пронзительным. Один раз поел и погрелся в недорогом кафе типа пирожковой, второй – в чебуречной на рынке. Там же, на рынке, нашёл небольшой приработок, порубив топором говяжьи туши в мясном ряду. И решил остаться в этом городе подольше, присмотреться.
На одной из улиц он сел в трамвай, ехал, всматриваясь в жилые кварталы и многоэтажные дома большого микрорайона. Сошёл на остановке, где стояла стекляшка мини-кафе, такая же маленькая пиццерия и лоток с газетами. Сразу начинался длинный, на целый квартал, шестнадцатиэтажный дом с несколькими арками. В ту, что была напротив остановки, он вошёл. Там стояли ещё дома, но уже другие, попроще – пятиэтажки. Он побродил между ними, и один дом ему приглянулся особенно. Понравился двор с детской площадкой, футбольным полем, старыми вязами и тополями, скамейками. Двери подъездов закрывались железными дверьми с замками, но на одном подъезде дверь болталась, замок был сломан. Его и присмотрел себе Антоний. Уже темнело, но он решил дождаться более позднего часа.
Скоро двор совсем опустел. Он освещался одним лишь фонарём на столбе, в другом конце. Но от снега и полной луны был светел настолько, что просвечивало кружево веток на деревьях. Прохожих уже не было, а в подъезд давно никто не входил. Антоний зашёл, насколько мог прикрыл за собой дверь, стал подниматься на верхний этаж. Выщербленные ступени, лестничные площадки были пыльными, затоптанными, заваленными окурками, бумагой, даже картофельными очистками в одном месте. Здесь явно давно перестали убирать. Впрочем, как и везде: профессия уборщиков подъездов, похоже, была упразднена навсегда. Антоний знал, что кое-где жильцы скидывались и сами нанимали человека для уборки. Но это случалось не часто.
Пятый этаж был последним жилым, но ещё один лестничный пролёт вёл выше. На этой последней площадке имелась одна дверь, запертая на висячий замок. Это был ход на чердак и крышу – Антоний и выбрал этот дом, зная по прежнему опыту о существовании нежилого этажа. Здесь, в углу, был брошен истрёпанный веник, стояло пластмассовое ведро с тряпкой. Видимо, с тех забытых времён, когда подъезд всё-таки убирали.
Антоний сначала тщательно вымел эту площадку, потом пошёл с веником ниже, до первого этажа. Набил на улице ведро снегом, поставил под батарею парового отопления. Наличие таких батарей он тоже с самого начала предполагал, и они были на всех этажах. Снег быстро растаял, и так, поменяв его трижды, Антоний вымыл весь подъезд. Вся уборка заняла час времени, а потом он лёг там, на чердачной площадке, и заснул. У подъезда поднял кусок старой фанеры, постелил на неё пальто, получилось вполне удобно…
Покидал своё жилище Антоний рано утром, возвращался поздно, каждый раз проходил с веником по этажам. На третий день кто-то из жильцов догадался о «постояльце». Вернувшись на ночлег, Антоний увидел вместо фанеры не новый, но крепкий каремат, на котором лежало старенькое тёплое одеяло. А на следующую ночь его ждала кастрюлька с гречневой кашей и двумя котлетами.
В благодарность за доброе отношение, он за неделю вымыл и панели в подъезде, и окна. Стёкла были такими грязными и запылёнными, что свет с трудом пробивался сквозь них. Но в то солнечное утро подъезд преобразился: чистый, ярко освещённый, праздничный. Вечером на «своей» площадке Антоний увидел тумбочку, стул, тарелку с пирогами, термос с чаем. Похоже, о нём уже знали все жильцы подъезда. А через день состоялось личное знакомство.
Как всегда, дождавшись позднего часа, Антоний шёл к подъезду. Но понял, что идущий впереди мужчина направляется туда же. Приостановился подождать минут десять – пусть зайдёт в квартиру. Но когда за жильцом захлопнулась дверь, он сразу услышал вскрик, шум. В два прыжка оказался у подъезда и увидел, как двое парней грабят мужчину. Здесь, в цокольном этаже, они, похоже, пили: валялась пустая водочная бутылка, пивные банки. А тут подвернулся запоздалый жилец! Один парень зажимал мужчине рот, второй рылся в отобранной сумке. Через пару минут один за другим парни вывалились из подъезда прямо в снег и рванули прочь.