рехватило дыхание.
Лена пела, и сама себе аккомпанировала, девочки стояли вокруг рояля и негромко слаженно подпевали. И вдруг на последнем аккорде девушка бросила лукавый взгляд на офицера, ударила по клавишам и запела:
– Снова туда, где море огней, снова туда с тоскою моей…
Саня широко улыбнулся и подхватил припев:
– Устал я греться у чужого огня, о, где же сердце, что полюбит меня…
Девчонки с восторгом захлопали, а он картинно протянул руку партнёрше, и так, держась за руки, они раскланялись перед публикой.
В этот раз Саня тоже не был допущен во двор дома Леночки. Но она показала ему своё окно на третьем этаже. А потом, когда зажгла в комнате свет, отодвинула штору и помахала ему рукой. И показала жестом: «Всё. Иди». Когда штора вновь закрылась, он быстро просчитал в каком месте находится квартира, вошёл в арку, определил – второй подъезд. На подъезде висела табличка: «с кв. 15 до кв. 35». «Двадцать первая квартира» – точно высчитал Саня, и только после этого ушёл.
Назавтра у него и Леночки должно было состояться настоящее свидание. Первое! Случайную встречу и работу в школе нельзя ведь считать свиданием. А теперь она назначила ему встречу – у входа в городской парк, в 12 часов дня.
– В девять у меня начнётся первый экзамен, – сказала ему Леночки. – Не беспокойся, я быстро сдам. К двенадцати освобожусь…
Уже в половине двенадцатого Саня стоял на месте встречи. Он подумал: «А вдруг она раньше освободиться и придёт…» Нет, он не мог допустить, чтоб Леночка ждала его. В руке он держал букет крупных садовых ромашек. Когда-то, собираясь на свидание с одной девушкой, он хотел купить цветы, но представил, как будет стоять с этим букетом, а прохожие смотреть на его дурацкий вид, – и не купил. Теперь же, ловя улыбки людей, он счастливо улыбался в ответ, крепко и уверенно держа свой букет.
Без десяти двенадцать он увидел лёгкую фигурку девушки. Она шла вприпрыжку, размахивая большой нотной папкой. Саня быстро пошёл ей навстречу.
– Я так и знала, что ты уже здесь, – сказала Леночка.
Спрятала лицо в ромашки, глядя сквозь лепестки радостными глазами. Огромными, серыми, хрустально-прозрачными, оттенёнными длинными тёмными ресницами. На ней была красивая шёлковая блузка, голубая, которая так шла и к её глазам, и к пушистым светло-русым волосам. «Самая красивая, – мелькнула у Сани мысль. – Нет никого красивее…»
– Как экзамен? – спросил он, скрывая волнение. – Я, конечно, не сомневаюсь…
– И правильно, – засмеялась она. – История музыки такой интересный предмет. Да ещё вопросы мне попались хорошие. «Музыкальное искусство Западной Европы 19-го века» Это же сплошной романтизм! Причём, весь девятнадцатый век. Если в литературе и живописи романтизм почти иссяк к середине века, то в музыке и двадцатый чуток прихватил. Началось с Шуберта, Вебера, Паганини, Россини, потом – Шопен, Лист, Вагнер, Верди…
– А я никого не знаю, только о Паганини слышал, вроде скрипач такой необычный, на одной струне играл, – повинился Саня. – Полный неуч в музыкальном плане. Но я наверстаю с твоей помощью!
Они уже шли по центральной аллее парка, к большому фонтану. Саня нёс её папку, Леночка – букет.
– Всё тебе знать и не нужно…
– Вот спасибо!
– Но самые лучшие вещи: Бетховена «Лунную сонату», «К Элизе», Моцарта «Маленькую серенаду» и «Реквием», Грига «Песню Сольвейг», «Прелюдию» Рахманинова, «Сентиментальный вальс» Чайковского, Шуберта «Серенаду» и «Аве Мария», Листа «Грёзы любви», Паганини «Компанеллу», «Сказки Венского леса» Штрауса, «Рондо-Каприччиозо» Мендельсона, ноктюрны Шопена – это обязательно. Хотя бы! Я ведь много ещё могу называть.
– Всё буду узнавать с первых звуков! – пламенно пообещал Саня. – А что ещё у тебя в билете было?
– Второй вопрос попался вообще прелесть! Жизнь и творчество Фредерика Шопена. Да одну только историю любви его и Авроры Дюпен можно рассказывать целый час!
– Она тоже музыкант? Композитор?
И, увидев, как широко раскрылись глаза девушки, Саня махнул рукой:
– Ладно, ладно, понял. Ошибся.
– А имя Жорж Санд тебе что-то говорит?
– Писательница такая французская, мужской псевдоним себе взяла… А – догадался, – так это она и есть, Аврора?
– Логическое мышление у тебя развито, – похвалила Леночка. – А ты читал «Консуэло»? Это самая известная книга Жорж Санд.
– Нет, не читал, – покаянно опустил голову Саня. – Я всё больше Джека Лондона, Дюма… Но прочту, если ты советуешь.
– Правда, правда! Это такая интересная книга! Я, когда её читала, оторваться не могла. Однажды засиделась часов до двух ночи. Как раз самый таинственный и жутковатый эпизод – это, правда, уже не в «Консуэле», а в «Графине Рудольштадской», второй книге, продолжении… Консуэло идёт с факелом по длинному подземному коридору к гробу своего мужа… Я просто представила, что это я иду: в длинном серебристом блестящем платье, рука с поднятым факелом дрожит, тени на каменной кладке стен мечутся, сердце то колотится, то замирает… И вдруг папа заглядывает в комнату, говорит: «Ты почему не спишь?» Я вскрикнула и со стула упала – я на нём на коленках стояла!
Леночка звонко рассмеялась, и он тоже.
– Значит, на пятёрку сдала экзамен?
– Конечно, – пожала девушка плечами. – Я вообще отличница.
– Ну а есть отличники хотят? Или только знаниями питаются? Надо твою первую пятёрку отметить хорошим обедом.
За разговором Леночка не заметила, что Саня подвёл её к кафе под названием «Дубки». Вокруг симпатичного здания и правда росли стройные молодые деревья-дубы. Они зашли, и девушка сразу поняла, что это кафе ресторанного типа.
– Ой, – сказала она. – Я никогда ещё не была в ресторане.
– Ресторан, это когда ты приходишь сюда вечером, – со знанием дела пояснил офицер. – Когда здесь музыка, веселье, шум, брызги шампанского. Это всё у нас ещё впереди. Но шампанское можно и сейчас. Как ты?
Зал был уютный, но полупустой, столики можно было выбирать. Леночка хотела сесть у окна, но Саня повёл её к другому столику, где полумрак освещался приятно-таинственным светом бра. Тут же подошёл официант, положил перед ними меню. Они выбрали салат, красную рыбу сёмгу, солянку и жаркое «по-охотничьи» в горшочках. Хлеб им принесли поджаренный, а ещё – шампанское. Саня хотел заказать бутылку, но Леночка воскликнула:
– Нет, нет, немножко!
И им принесли по бокалу очень вкусного, красноватого мускатного шампанского.
Вкусным было вообще всё. А главное, Леночка чувствовала себя здесь так просто, словно бывать в ресторанах для неё обычное дело. Это потому, что рядом был Саня.
О чём они говорили? Ей потом даже было трудно вспомнить. Обо всём. А потом катались на цепной карусели, колесе обозрения, качелях-лодочках. Взлетали высоко, но ей совершенно не было страшно.
И просто гуляли по аллеям. Свернули на одну боковую, совершенно пустынную, сели на скамейку. И вдруг наступила тишина. Они оба молчали. И не потому, что не было что сказать: звенящая пауза-ожидание, словно вот-вот что-то произойдёт… Рука парня лежала на скамье рядом с её ладонью. Она видела, как подрагивают его пальцы, не решаясь прикоснуться к ней. Да, он уже брал её за руку, когда переводил через дорогу. Но то было совсем другое. Теперь прикосновение их рук – уже не действие. Чувство. Они оба это понимали. Он не решался, не знал хочет ли она этого, будет ли ей приятно. И тогда Леночка сама взяла Саню за руку. Положила ладошку на его сильную ладонь, и парень тут же сжал её, переплетя их пальцы. В тот же миг, одновременно, их качнуло друг к другу. Его губы прижались к её губам, тёмные густые волосы офицера перемешались со светлыми волнистыми волосами девушки.
Они целовались молча, долго, не замечая ничего вокруг. На минуту отрывались друг от друга, не отводя взглядов, и вновь искали губами губы. Первые робкие прикосновения сменились бесконечными, до головокружения. Но вот Леночка отстранилась и произнесла хрипловатым от волнения и утомления голосом:
– Как хорошо, что нет и никогда уже не будет войны!
Он сразу понял, что она хотела сказать.
– Да, – произнёс, – я знаю, ты бы ждала меня и дождалась бы. Но войны нет, и мы просто не расстанемся.
Он крепко сжимал её плечи, и Леночка кивнула:
– Да.
– Это никогда не кончится?
Он заглянул ей в глаза. И она кивнула:
– Да.
– Я люблю тебя!
Леночка молчала, и он вдруг испугался.
– Не думай, я первый раз… Я никому никогда этого не говорил.
Она смотрела ему в глаза не отрываясь. Потом её губы дрогнули:
– И никому не скажешь. Я тоже тебя люблю и буду любить всегда.
Весь день они гуляли только в парке. Им и не хотелось никуда уходить. Здесь было всё: и людные места, и совершенно уединённые аллеи и уголки, аттракционы и канатная дорога, и кафе с открытой верандой, где они ели мороженое и пили сок. Там, сидя за столиком, Александр машинально начал листать нотную папку, которую носил, а теперь положил на столик. Рассматривая неведомые ему знаки, он вдруг спросил:
– А можно нотами изобразить нас с тобой? Вроде бы символически? Так, чтоб только мы могли понять?
– Нотными знаками, – поправила Леночка. – Интересная мысль… Ну, вот так, например.
Она достала из папки простую тетрадку, нашла в конце чистый листок, лёгким движением нарисовала на бумаге скрипичный ключ – Саня узнал эту фигуру.
– Это я. Такая же изящная, красивая…
Она повела линию дальше, дорисовав полукруг с удлинённым краем.
– А это что?
– Это басовый ключ. Это ты – уверенный, сильный…
Он вдруг понял, что оба знака образовали одну фигуру – сердце. И сказал дрогнувшим голосом:
– О, где же сердце, что полюбит меня… Вот оно!
– Точно! – обрадовалась чему-то Леночка. – Ещё и мистер Икс!
Она быстро нарисовала ещё одну фигуру, спросила:
– На что похоже?
– На маску, – сразу понял он. – Маска мистера Икс? В которой ему судьба быть всегда? Это тоже какой-то ключ?
– Да. В разных ситуациях – баритоновый, сопрановый… Правда, его изображают вертикально, но я нарисовала горизонтально. Так он и правда похож на маску… Хочешь, эти три ключа будут нашим тайным знаком?