— Ах, Константин Александрович… — Борис вздохнул. — Я чувствую себя столетним старцем в темнице. Поверьте, мне нечего терять. По крайней мере, хоть перед смертью будет весело.
Жалостливая Надя всхлипнула. Я строго посмотрел на неё и сказал:
— Работаем.
Борис откинул одеяло и встал. Он был одет в синюю шёлковую пижаму, расшитую золотыми райскими птицами. Покачнулся, но устоял на ногах.
Анна, покраснев, потянула за какой-то хитрый шнурок своего платья, и оно опало к её ногам. Под ним она была в такой же пижаме, как у Бориса. Сняв с себя очки, Анна нацепила их Борису на нос.
— Проклятье, теперь я ещё и слеп, ко всем моим достоинствам, — пробормотал цесаревич и посмотрел поверх очков.
Анна нырнула в кровать, по горло укрылась одеялом.
— Маскировка продержится часа четыре. А если не будешь вставать, то и все шесть, — сказала шёпотом Надя, сев рядом. — Ничего не бойся, Анна.
— …я всё помню, Надя…
Надо же. Они и впрямь сдружились.
Надя коснулась ладонями лица княжны, такого беззащитного без очков, и зажмурилась.
Лицо Анны исказилось, поплыло. Через две минуты перед нами в постели великого князя лежал великий князь.
— Потрясающе, — глядя на перевоплощенную сестру, сказал Борис. — Если бы мог — я бы поаплодировал. Никогда не видел этой магии вблизи. Восхищен вашим искусством, Надежда Александровна.
— В последнее время у меня чудесным образом повысился уровень, — сказала гордая Надя. — Теперь моя маскировка гораздо более устойчивая и качественная!
Вдвоём мы помогли Борису натянуть платье.
— Пожалуй, в летописях не нужно будет об этом упоминать, — пробормотал он.
Я улыбнулся. Чувство юмора — это хороший знак. Спросил:
— Как себя чувствуешь?
— Как извращенец, которого в любой момент могут застать одетым в платье сестры, — честно сказал Борис. — Если бы я был на месте отца, я бы позвал палача. Для всех, кто присутствует в этой комнате.
— Справедливо, — кивнул я. — Надя — вторая часть!
Надя встала и с видимой робостью коснулась щёк великого князя. В этот раз трансформация протекла гораздо быстрее. Я с любопытством опустил взгляд туда, куда мне бы не полагалось его опускать и увидел, как надулся лиф платья. Есть у меня вопросы к этой магии… Много вопросов. Но лучше их пока отложить.
— Ну… по крайней мере, теперь можно будет обойтись без палача, — сказал Борис, несколько секунд прислушиваясь к новым ощущениям.
Говорил он голосом Анны.
Анна по совету Нади выбрала для этой вылазки удобные туфли без каблука, и пока Борис неуклюже их надевал, я прищурился, тестируя свою способность, воспитанную Кристиной. Надя была чертовски права: её маскировка стала сильнее. Мне пришлось потрудиться, чтобы увидеть вместо Анны — Бориса.
— Снимаю глушилку, — предупредил я. — Молчание уже становится подозрительным. Все всё помнят?
Три головы одновременно кивнули, и я шевельнул рукой. Глушилка спала. А в следующую секунду Борис — чуть громче, чем требовалось — сказал голосом Анны:
— …тогда мы пойдём, братец……отдыхай…
Я показал ему большой палец, и Борис вяло улыбнулся в ответ.
— Желаю вам хорошо повеселиться, — отозвалась Анна с кровати слабым голосом Бориса. — Константин, Надежда — вы позволите мне звать вас по именам? — заходите ещё. Я буду вам рад, если не умру. Впрочем, я жду вас и на свои похороны.
Надя закашлялась, мне тоже стало не по себе. Зато Борис, повторив мой жест, показал Анне большой палец. Да уж, в великой княжне определенно пропадает актриса.
Возле двери Борис нажал на выключатель, и комната погрузилась во мрак. Когда мы вышли, то увидели стоявшую напротив командира гвардии пожилую женщину в чепце.
— …мой брат устал и уже засыпает… — сказал Борис голосом Анны. — …я бы не стала его тревожить, Серафима Ильинична…
— Ох… — сиделка перекрестилась. — Ну, дай Господи, чтобы сон на пользу. Я тогда позже зайду, посмотрю.
Борис невнимательно кивнул женщине и сделал шаг в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Покачнулся. Надя быстро очутилась с нужной стороны и ухватила его под руку. Я встал с другой стороны. Борис, поколебавшись, взял меня за локоть. Я не был уверен, что с точки зрения этикета всё это выглядит идеально, но уже плевать. В крайнем случае Анне придётся потом выслушать лекцию. Впрочем, если наш план в итоге сработает, то вряд ли кто-то найдёт время для этой лекции.
Надя продолжала играть свою роль. С учётом того, что Борис едва держался на ногах, да к тому же Анна в принципе не болтлива, Наде предстояло до самой посадки в машину трещать без умолку, создавая непринуждённую атмосферу. С чем она, впрочем, справлялась на отлично.
— Ах, как же я завидую вам, ваше высочество! — тарахтела Надя. — Мне бы тоже хотелось обучаться исключительно на дому. Хотя, конечно, на самом деле мне просто не нравится рано вставать и идти на занятия. Ну скажите, разве это не жестоко? В нашем возрасте, когда вокруг кипит жизнь, мы должны тратить себя на эти скучные и пыльные учебники! Мне кажется, что настало время для образовательных реформ, всё это должно происходить как-то иначе. Я, правда, пока не очень понимаю, как — ведь учение, как ни крути, важно, однако…
Я заставил себя отключить мозг. Под аккомпанемент Надиной трескотни мы подошли к парадной лестнице. Лицо Анны Александровны было напряжено донельзя. Ещё чуть-чуть — и на лбу выступят капли пота. Великий князь Борис был готов грохнуться в обморок, но держался каким-то надчеловеческим усилием. Могучая сила воли у этого парня. Такие люди нам нужны.
Голос Нади тоже утратил непринуждённость. Мы должны были спускаться быстро, чтобы всё это не походило на вынос тела, и при том — осторожно, чтобы Борис в непривычной обуви не оступился. Быстро ему было тяжело, но он, стиснув зубы, старался.
И вот, когда последняя ступенька осталась позади, когда я почти позволил себе с облегчением выдохнуть, что-то изменилось в пространстве перед нами. Я готов был поклясться, что никого тут не было буквально только что, и вот — перед глазами пролетело и остановилось изумрудно-зелёное платье с золотой отделкой. А когда я поднял голову, то увидел лицо, которого не мог не узнать.
Портреты этой женщины встречались не так часто, как портреты императора. Но всё же парочка в академии была. Да и под руководством деда я старательно запомнил множество лиц, имён и фамилий, среди которых это лицо занимало, наверное, первое место.
— Ваше величество, — тихо сказал я и поклонился императрице.
Для этого мне пришлось отпустить Бориса. Надя поступила точно так же, резко замолчав. Я на неё не смотрел, но предположил, что она побледнела не хуже великого князя. Ох, не каждый день выпадают такие встречи даже на долю простых смертных. А уж когда они случаются при таких обстоятельствах… Держись, Надя. Верю в тебя, сестра. Пусть души всех великих актёров прошлого вселятся в тебя в эту секунду и позволят хотя бы просто молча стоять.
— Ты нас не представишь, моя дорогая? — послышался голос императрицы.
Негромкий и мягкий, но, как и в голосе её супруга, в нём чувствовались невероятные глубины, переполненные силой.
— Мама… — пролепетал Борис голосом сестры. — Да… Это… Это…
— Я шучу. — В голосе послышалась улыбка, и я позволил себе выпрямиться, чтобы увидеть ту же улыбку на лице её величества. — Нет нужды в церемониях. Разумеется, я прекрасно знаю, кто такой князь Константин Александрович Барятинский, человек, которому столь многим обязана наша семья. С глубоким уважением я рада приветствовать и вас, Надежда Александровна. Я очень рада, что моя дочь наконец-то нашла в свете друзей, с которыми ей по-настоящему интересно.
Взгляд императрицы блуждал с одного лица на другое. Казалось, она читает книгу, содержание которой её очень интересует. Я почувствовал жар. Вся наша затея трещала по швам. Мы всё выстроили безупречно, но один изъян у нашего плана всё же имелся: достаточно сильный маг легко мог пронзить взглядом маскировку. И если императрица сейчас увидит, что перед ней вовсе не дочь, а сын…
Хм. А что она тогда сделает?..
Не хотелось бы выяснять.
— Это великая честь для нас, — сказал я, постаравшись перетянуть внимание на себя. — Я говорю не только про дружбу с Анной Александровной, но и про встречу с вами.
— Бросьте, Константин Александрович. — Императрица перевела взгляд на меня. — Вам ли бить поклоны. Вы, в свои годы, уже сделали больше, чем многие аристократы делают за всю жизнь. Через пару сотен лет я останусь одной строкой в учебнике истории — тогда как ваши памятники будут стоять в каждом российском городе.
От таких слов я натурально утратил дар речи. Хотя, кажется, императрице только того и надо было. Она вновь посмотрела на свою… своего ребёнка.
— Я очень рада, — повторила она. — Думала, ты так и проведёшь жизнь одна, в окружении книг, дичась любого общества. Но теперь вижу, что ты повзрослела. Как же ты повзрослела… Я вижу перед собой прекрасную, цветущую девушку. А ведь, казалось бы, ещё вчера ты была четырнадцатилетним подростком и больше напоминала мальчика.
Борис, к счастью, не потерял сознания. Он даже произвёл в голове какие-то быстрые вычисления и ответил примерно так, как должна была его сестра:
— Мама! — сказал он тоном человека, который обнаружил, что мать показывает друзьям его детские фотки с голой задницей.
— Умолкаю, — улыбнулась императрица. — Желаю вам хорошо провести время. Надеюсь, вы знаете, на что идёте.
— Да, это балет… — пробормотал Борис и замолчал. Название балета вылетело у него из головы.
— «Весна священная», — пришла на помощь Надя. — Игорь Стравинский.
— Тяжёлая вещь, — вздохнула императрица. — Эти мотивы жертвоприношения… Впрочем, пусть всё страшное остаётся в искусстве. Может быть, таким образом творцы очищают наш мир от скверны. Как знать?
И она отступила в сторону, жестом предлагая нам идти дальше.
Мы попрощались, как подобало, и вышли из дворца. Молчали все. Даже Надя не сумела найти в себе сил продолжать болтовню. Впрочем, с учётом обстоятельств, это выглядело более чем естественно.