У Китти подкосились ноги. Она, заливаясь слезами, опустилась на стул. Дед готов был обрушить на неё громы и молнии. Как вдруг послышался голос Нины:
— Когда мы потеряли место в Ближнем кругу и оказались в долгах, из всех горничных с нами осталась одна только Китти. И работала почти бесплатно.
— Осталась, чтобы попытаться залезть к моему внуку в штаны! — прорычал дед. Однако слова Нины явно расшатали его железобетонную уверенность.
— Но всё же — осталась, — возразила и Надя. — И мне она очень помогла тогда. Мы с ней часто болтали, как подруги. Особенно когда Костя упал с моста и… началось это всё.
— И что же вы предлагаете? — Дед сложил руки на груди. — Поставить этой пройдохе памятник?
— Простить, — мягко сказала Нина. — Эти минуты для Китти — самое страшное наказание, поверь. Мы всё-таки — белые маги, дядюшка.
Дед несколько раз грозно вдохнул и выдохнул, расширяя ноздри. Потом развернулся и, буркнув: «Делайте, что хотите!» — вышел из столовой.
Я молчал. Моим первым и, фактически, единственным порывом было — заорать: «И это что — всё?!» Я сам готов был швырнуть служанку животом на стол и отодрать её ремнём так, чтобы охрипла от воплей. А потом вышвырнуть на улицу с такими рекомендациями, чтобы её не взяли даже вытирать блевотину в самом паршивом кабаке в Чёрном городе…
Но этот порыв быстро отступил под напором истинной памяти. Я вспомнил, что я — не семнадцатилетний мальчишка, а взрослый человек. К тому же — не аристократ. Представил, как повёл бы себя в такой ситуации настоящий Капитан Чейн.
Во-первых, для начала он бы бросился на пол и прикрыл голову во время взрыва. Это — телесный рефлекс, разум тут ни при чём, как оказалось. Те, кто в подобных ситуациях пользуются разумом, замирают на месте с раскрытыми ртами и погибают.
Во-вторых, Капитан Чейн, разобравшись в ситуации, очень долго и очень громко смеялся бы.
Если, конечно, дело бы происходило в мирное время — какого Капитану Чейну понюхать за всю жизнь почти не довелось. В военное время — да, там Китти выпороли бы, как сидорову козу. Другой разговор, что девка с таким количеством дури в голове в принципе не смогла бы приблизиться к Капитану Чейну даже на пушечный выстрел.
А здесь войны не было. И здесь я был белым магом. Пусть большая часть моей жемчужины тонула в черноте — и я усилием воли преодолел зов этой черноты.
— Надеюсь, для тебя это станет уроком на всю жизнь, — сказал я, посмотрев на Китти. — И ты запомнишь, что у каждого поступка могут быть далеко идущие последствия.
Повернувшись, я вышел из столовой. Выходя, сказал Нине:
— Отличное платье, прекрасно выглядишь.
— Спасибо, — покраснела та, будто гимназистка. — Плохая примета — видеть невесту в платье до свадьбы.
«Без платья ты была бы ещё прекраснее», — подала реплику моя тёмная сторона.
— Это касается только жениха, — произнёс я вслух.
— Правда? Я не знала. Тогда, значит, всё в порядке, — улыбнулась Нина.
В порядке… В порядке всё будет, когда мы переживём свадьбу, и ничего не случится. Очень бы этого хотелось. Чтобы мои дела не затрагивали моих близких. А потом, когда всё закончится, Нина с мужем уедет в свадебное путешествие. В Италию, если не ошибаюсь. И вот там уже — хоть потоп.
Надя нагнала меня на лестнице и схватила за руку. Я посмотрел в её широко раскрытые глаза.
— Костя! — зашептала она. — То, что говорила Китти…
— Забудь, — перебил я.
— Но ведь это когда ты прошлой ночью…
— Забудь, — повторил я.
— Но ведь, получается, это она не с тобой, а с великим кня…
— Надя! — Я взял её за плечи. — Успокойся. Всё нормально.
— Что ты называешь нормальным в этой ситуации?! — взвилась Надя. — Борису пятнадцать лет! А Китти — служанка! Если об этом узнают его родители…
— Ни один подросток в здравом уме не расскажет о подобном своим родителям. Как ты вообще это себе представляешь?
Надя покраснела и отвернулась.
— Та-а-ак… — протянул я. — Ладно, давай сделаем вид, что ничего не было. Ты ко мне сейчас не подходила. Окей?
— Эти твои англицизмы, — проворчала Надя. — Нахватался от Кристины…
— Можно я не буду встречно шутить по поводу того, чего ты могла нахвататься от Вовы?
— Костя! — завопила Надя.
Я увернулся от удара и одним прыжком перескочил на несколько ступенек выше. Взбежал на самый верх.
Надя, вспомнив, что она — дама из высшего общества, преследовать меня не стала. Кричать — тоже. Я спокойно отпер свою дверь и, наконец, переоделся.
Машину я поставил рядом с Академией, как обычно. Здесь можно было без проблем припарковаться, и не так сильно бросалось в глаза, что я приехал во дворец. Но не успел открыть дверь, как распахнулась противоположная, и рядом со мной плюхнулась Полли.
Похоже, девушки сегодня решили осложнять мне существование коллективно.
— Доброго вам дня, Аполлинария Андреевна, — сказал я. — Что вы делаете в Академии, позвольте полюбопытствовать? Лето, самое время наслаждаться каникулами…
— Не прикидывайтесь, будто не понимаете, почему я здесь, Константин Александрович! Я насилу вас отыскала. Складывается впечатление, будто вы нарочно от меня прячетесь! — Голос Полли звенел от злости. — Хочу вам сказать, что ваша ревность переходит все мыслимые границы!
— Моя… ревность? — не понял я.
— Именно ваша! Вы из той отвратительной породы людей, которым нужно лишь то, чего они не могут заполучить!
Я представил себе собственный мозг, сидящий посреди комнаты и пытающийся из кубиков выплюнутых Полли слов собрать что-то осмысленное. У мозга ничего не получалось, и он уже начал по этому поводу грустить.
— Что-то насчёт Кристины? — рискнул я предположить.
— О, вы ещё помните о Кристине Дмитриевне! — всплеснула руками Полли. — Что ж, она будет рада, полагаю, узнать об этом.
— Полли, у меня был очень трудный день, — вздохнул я. — Меня взрывали, на меня орали, во мне пытались пробудить утраченный интерес к семейной жизни. Ты можешь последовательно изложить суть своих обвинений? Я сегодня, боюсь, уже не смогу сам продраться через дебри женской логики.
— Вы, Константин Александрович, похитили…
Тут у меня во рту пересохло. Какого чёрта?! Если знает даже вот эта, то мне, получается, нужно не во дворец на допрос идти, а заводить мотор и лететь обратно в Барятино. Причём, так быстро, что не будет даже времени высадить Полли.
— …Мишеля! — договорила Полли.
Я выдохнул.
Схлынувший адреналин забрал силу из всех мышц разом, навалилась секундная слабость, смешанная с радостью: опасность миновала!
Усилием воли я заставил себя вновь собраться.
— Что значит, «похитил»? — переспросил я. — С какого… В смысле, зачем бы мне похищать Мишеля?
— Потому что вы, Константин Александрович, наконец-то осознали, что в меня влюблены. — Полли горделиво вскинула голову. — И ваша ревность толкнула вас на страшный поступок! К тому же есть свидетели, которые видели, что вы нынче утром увезли Мишеля на своём автомобиле. В неизвестном направлении!
— Свидетели, — повторил я. — То есть, Мишеля уже объявили в розыск? Заявили в полицию?
— До этого пока не дошло. И у вас есть шанс всё исправить.
Я в задумчивости почесал нос. Огляделся. Мне смертельно не хватало кого-нибудь адекватного, чтобы прояснить один существенный вопрос… Ага, вот, какая удача! На крыльцо жилого корпуса вышла Кристина с толстенной книгой под мышкой — должно быть, направлялась в бибилиотеку.
Кристина жила преимущественно в Академии. Всем, кто интересовался, она объясняла это тем, что поступила сюда, чтобы учиться, и ничто иное её не интересует. В действительности же, думаю, причина была такой же, которая в итоге привела и меня к тому же решению жилищного вопроса. Кристина была не «местная».
Жить с мамой во дворце опалённая огнём войны женщина не могла чисто физически. Жить в одиночку в особняке Алмазовых ей было скучно. А корпуса Академии представляли собой нечто более-менее подходящее по духу.
Я открыл-таки дверь и выбрался из машины. Заметив меня, Кристина подошла ближе.
— Добрый день, Кристина Дмитриевна.
— Рада вас видеть, Константин Александрович.
— Подскажите, пожалуйста, в Петербурге все считают, будто я похитил господина Пущина?
Такой обалдевшей Кристину я ещё не видел. Она даже не сразу заметила, что из моей машины вылезла Полли.
— П-похитил? Пущина? — переспросила Кристина. — Но Мишель ведь сам уехал утром с тобой. Ты повёз его на вокзал.
— Это было тщательно спланированное похищение! — заявила Полли. — Я звонила Мишелю домой — и его мама сказала, что дома он не появлялся!
— Само собой, не появлялся, — пожала плечами Кристина. — Ему до дома ехать трое суток.
Судя по выражению лица Полли, для неё это стало откровением. Она с трудом представляла себе Россию за пределами Санкт-Петербурга. Однако сдаваться эта девушка не умела.
— Почему же тогда его матушка не знает, что Мишель едет домой?!
— Ну это уже вопросы к Мишелю, — пожал я плечами. — Может, сюрприз сделать хочет.
— Нет, всё было иначе! — упрямо тряхнула огненными волосами Полли. — Вы, Константин Александрович, взревновали! Солгали Мишелю, что повезёте его куда-то — не знаю, куда. И убедили распространить слухи, будто он собирается уехать домой. А сегодня якобы увезли его на вокзал, хотя на самом деле — похитили. Я искренне надеюсь, что он жив! В ваших же интересах признаться, Константин Александрович! Пока ещё не поздно всё исправить!
Мы с Кристиной переглянулись. Мне показалось, что мысли у нас в этот момент полностью сошлись.
Каким бы бредом ни было всё то, что несёт Полли — она уже видит себя героиней драмы. Глубоко вошла в образ. И с этой драмой запросто пойдёт в полицию. Ну а когда в полицейский участок приходит аристократка, пусть даже несовершеннолетняя, отмахнуться от неё невозможно.
Конечно, сейчас все стоят на ушах по поводу похищенного великого князя, и дело о «похищенном» Мишеле в лучшем случае спустят каким-нибудь бесполезным доходягам. Но всё же это — проблема, которая нам сейчас даром не нужна.