В те ленинградские дни они частенько сходились в состязании: кто лучше держится в седле, кто искуснее владеет шашкой. Жуков зачастую брал напором, ловкостью, быстротой, но Рокоссовский оказывался более умелым в технике владения и конём, и клинком.
Курсами руководил герой Гражданской войны Виталий Маркович Примаков. И Примаков, и Уборевич, направивший на курсы своего лучшего комполка, будут расстреляны в 1937 году по «делу Тухачевского».
Рокоссовского уважали на курсах за порядочность, за умение дружить, за то, что на его гимнастёрке поблёскивали целых два ордена Красного Знамени. Ордена Красного Знамени были у многих курсантов – Жукова, Густишева, Романенко, Никитина. Но два – только у Рокоссовского и начальника курсов Примакова. Впрочем, надевая ордена, Рокоссовский грудь колесом не выгибал. И это тоже было частью его внутренней культуры.
О своём однокашнике Жукове Рокоссовский вспоминал: «С Г. К. Жуковым мы дружим многие годы. Судьба не раз сводила нас и снова надолго разлучала. Впервые мы познакомились ещё в 1924 году в Высшей кавалерийской школе в Ленинграде. Прибыли мы туда командирами кавалерийских полков: я – из Забайкалья, он – с Украины. Учились со всей страстью. Естественно, сложился дружеский коллектив командиров-коммунистов, полных энергии и молодости. Там были Баграмян, Синяков, Ерёменко и другие товарищи. Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки. Заглянем в его комнату – всё ползает по карте, разложенной на полу. Уже тогда дело, долг для него были превыше всего.
В самом начале тридцатых годов наши пути сошлись в Минске, где мне довелось командовать кавалерийской дивизией в корпусе С. К. Тимошенко, а Г. К. Жуков был в этой же дивизии командиром полка. Накануне войны мы встретились в ином качестве: генерал армии Жуков командовал округом, а я, в звании генерал-майора, – кавалерийским, а затем механизированным корпусом. Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край – и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах.
И вот на Западном фронте во время тяжёлых боёв на подступах к Москве мы снова работаем вместе…»
О подмосковных боях 1941 года наш рассказ впереди. До них ещё 16 лет жизни, наполненной событиями, порой самыми неожиданными и даже трагичными.
Глава восьмаяМиссия в Монголии
…Считать его достойным продвижения на должность командира отдельной кавбригады вне очереди и на должность командира кавдивизии в очередном порядке.
Год прошёл – словно канюк-курганник пролетел над забайкальской сопкой. Настало время расставаться с большим городом, с его ярко выраженной столичной архитектурой, с уютными скверами, с Невой и набережными, заполненными красивыми людьми. Ленинград чем-то напоминал Варшаву. Один из мостов на Васильевский остров настолько напоминал Николаевский мост в Варшаве в конце Иерусалимской аллеи, что, когда он смотрел вниз, ему порой казалось, что там текут воды Вислы…
После завершения обучения краскомы разъехались к местам дислокации своих полков. Кто в Белоруссию, кто в район Киева, кто южнее. Рокоссовский поехал служить в свою далёкую Бурятию.
В сущности, он возвращался домой. Ведь там, в Забайкалье, его ждала семья – молодая жена и дочь. Дочь родилась 17 июля 1925 года, назвали её красивым и редким именем – Ариадна.
Его 27-й кавполк к тому времени был уже переформирован и получил другую нумерацию – 75-й. Из приказа по 5-й Кубанской отдельной кавалерийской бригады от 7 сентября 1925 года: «Возвратившегося по окончании старшего класса кавалерийских курсов усовершенствования комсостава РККА в городе Ленинграде командира 75-го кавполка Рокоссовского К. К. с 1 сентября сего года полагать налицо и вступившим в командование полком с 6 сентября».
В 1926 году новое назначение: командир бригады Зубавин убыл на учёбу, на те же Ленинградские курсы, а Рокоссовскому поручили 5-ю Кубанскую отдельную. Хозяйство большое, три полка: 73, 74 и 75-й со штабом близ Верхнеудинска.
Местные хроники сохранили свидетельства, что, будучи исполняющим обязанности командира кавбригады, Рокоссовский успевал заниматься не только боевой учёбой, но «должное внимание уделял политической и воспитательной работе в войсках», «поддерживал тесные отношения с местными партийными органами».
Но исполняющему обязанности командира кавбригады в это время довелось общаться не только с Бурят-Монгольским обкомом РКП(б). Как известно, одной из основных проблем в войсках и в мирное время, и в боевой обстановке является обеспечение, в том числе продовольствием и фуражом. Паёк у красноармейцев был скудноват. А места дислокации полков оказались довольно богаты разной живностью – зверь, рыба, дичь. Но охотиться и рыбачить военным строго запрещалось: рыбные ловли и охотничьи угодья принадлежали бурятам; за веками установленным порядком внимательно следило местное духовенство, и любое нарушение могло повлечь расстройство взаимоотношений с буддийскими ламами, а значит, с бурятами.
И вот в один из дней, чтобы обеспечить бойцам приварок, а лошадям вольный корм, командование 5-й Кубанской особой кавалерийской дивизии отправилось в Тамчинский дацан на берег Гусиного озера в резиденцию хамбо-ламы. Ехали договариваться. Командиры сели в трофейные «форды». Авто двигались в сопровождении кавалькады всадников, одетых в новую, с иголочки, форму.
Верховным иерархом буддистов в то время был 14-й хамбо-лама Гуро Цыремпилов. Он встретил делегатов 5-й Кубанской кавдивизии как почётных гостей.
Для Рокоссовского эта поездка была чем-то вроде путешествия в совершенно фантастический мир, который, как это ни странно, существовал рядом.
Командиры осмотрели буддийский храм, его богатое убранство. Поговорили со священнослужителями-ламами. Переговоры прошли весьма успешно, и, как свидетельствуют местные хроники, «военные получили высочайшее позволение на ловлю рыбы и отстрел дичи для питания».
Нашлись хорошие ружья. Охота как вид развлечения Рокоссовскому понравилась и постепенно превратилась в страсть, которая не покидала его всю жизнь.
О новом месте службы генерал Григорий Иванович Хетагуров[7], в ту пору командир 25-го конно-горного артдивизиона 5-й Кубанской кавбригады, вспоминал: «Район расквартирования 5-й Кубанской кавалерийской бригады резко отличался от живописных окрестностей Сретенска. Голая степь. В радиусе двадцати-тридцати километров – ни жилья, ни леса. Степные грызуны тарбаганы заносили чуму из Китая, и поэтому на станции Даурия постоянно стояли два противочумных отряда. Опасность заражения чумой вынуждала к строгому ограничению полевых занятий вблизи Даурии. Да и рельеф местности в этом районе был приемлем лишь для обучения конницы. Артиллеристы же основные свои учения с боевой стрельбой проводили на Читинском полигоне. Только в 1929 году, когда участились провокации чанкайшистов на советско-китайской границе, мы неотлучно находились в Даурии».
Судьба приучала Рокоссовского довольствоваться малым, обходиться и в быту, и на службе самым необходимым и не роптать ни на обстоятельства, ни на строгость начальства.
В июле 1926 года он получил новое назначение – в Монголию.
Перед поездкой был в очередной раз аттестован. Ехал за границу, туда случайных и ненадёжных не посылали, а потому характеристику получил соответствующую: «Политически развит хорошо. Крепкий, выдержанный член партии. Несмотря на то, что тов. Рокоссовский в течение ряда лет аттестуется на должность комбрига, но ввиду неблагоприятных обстоятельств остаётся на должности командира полка. Имеет большой тактический кругозор и с успехом руководит кавбригадой. Будучи чрезвычайно скромным и лишённым всяких карьеристских целей, он безусловно мирится со своим положением. Однако учитывая его боевые заслуги, большой командный стаж, отличное знание дела, крупный тактический кругозор и незаурядные способности – считать его достойным продвижения на должность командира отдельной кавбригады вне очереди и на должность командира кавдивизии в очередном порядке».
Через Монголию прошли многие будущие полководцы Великой Отечественной войны, в том числе Жуков и Конев.
Рокоссовский прибыл в Улан-Батор и ровно два года служил инструктором в отдельной Монгольской кавдивизии. Фактически он командовал этой дивизией.
Монголы с большим уважением относились к русскому командиру. Их приводили в восторг его поистине богатырский рост, красивая, хотя и не степная посадка в седле, искусное владение шашкой и пикой. Некоторые приёмы боя монгольским всадникам он показывал сам.
Осенью 1927 года «за успешное выполнение особых заданий во время нахождения в командировке» Революционным военным советом Сибирского военного округа он был награждён золотыми часами с памятной надписью.
В мае 1928 года перед отправкой на родину по истечении срока служебной командировки главнокомандующий Монгольской Народно-революционной армией Чойбалсан вручил Рокоссовскому почётную грамоту: «Дана сия грамота бывшему инструктору 1-й отдельной кавалерийской дивизии тов. Рокоссовскому в том, что он за продолжительную и добросовестную работу в Монгольской Народно-революционной армии награждён Военным Советом Монгольской Народной Республики месячным окладом жалованья».
На родине его ждала семья. И повышение по службе – теперь он наконец получил 5-ю Кубанскую кавбригаду.
Однако долго командовать ею не пришлось. Через полгода, в январе 1929-го, его вновь направили на учёбу – теперь в Москву, на курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии им. М. В. Фрунзе.
Курсы оказались краткосрочными, обучение длилось всего два месяца. Уже в апреле Рокоссовский прибыл в свою бригаду и сразу же включился в подготовку к маршу на юг – во Внутреннюю Монголию, к станции КВЖД Чжалайнор.
Удивительное дело: Рокоссовскому, так же как и Жукову, не суждено было получить полноценного академического военного образования. Курсы. Походы. Гарнизоны. Снова курсы. Война.