— Да, это нелепое совпадение. Астахов полетел в Москву… строительства не будет… Николай Андреевич никогда бы не позволил, чтобы случилось то, что случилось. Пока его нет, управляющий здесь я. И я… этого не знал. Это самоуправство… одного нашего работника… Поверьте мне.
— Я не вчера родился, чтобы в это поверить.
— Но это правда!
— А хочешь, я расскажу тебе правду? Астахов уехал и приказал снести кладбище, пока его нет в городе. Чтобы он для всех был тут ни при чем.
— Господин Зарецкий, подумайте, зачем нам такое решение вопроса? Вы же умный человек!
— Раз ты перешел на личности, то и я тебе скажу. Ты, Максим Орлов, лжец и негодяй! Убирайся отсюда, пока цел! — Баро сорвался на крик.
А Кармелита в это время сидела в своей комнате и думала о том, что хорошо бы отцу уже заканчивать свои разговоры с Земфирой и ехать за бабушкой.
И вдруг она услышала крик отца, гремевший на весь дом:
— Я не верю ни одному твоему слову. Я не верю ни тебе, ни твоему боссу. Я не желаю видеть тебя в своем доме. Убирайся.
А в ответ… Кто-то оправдывается… Чей же это голос? Максим! Точно!
Кармелита побежала в кабинет к отцу. И застала его изрыгающим очередное грозное:
— Убирайся, и передай своему шефу, что у него ничего не вышло и не выйдет!
— Папа! Перестань!
Максим вздрогнул, увидев ее.
Так вот оно как. Оказывается, Кармелита — дочь Зарецкого!
— Вот кто, значит, у бедной таборной цыганочки папа, — горько сказал Максим. — И в этом доме меня назвали лжецом!
— Я все объясню.
— Не надо мне ничего объяснять.
А Баро вообще ничего не понял. Что происходит, почему его дочь начала извиняться перед этим наглецом?
— Вон отсюда! Вон отсюда! И не смей приближаться к моей дочери, увижу — убью!!!
Максим ушел, превратив ссору во внутрисемейное дело.
— Папа, что здесь произошло? Ты кричал так, что было слышно в моей спальне! Разве можно так разговаривать с человеком?!
— Как — так?
— Как с врагом.
— Он и есть враг. И не только мой, а всех цыган.
— Да? А то, что Максим освободил нашу бабушку из тюрьмы? Это тоже часть его общецыганской враждебности?.. Что ты на меня смотришь?.. Да, да, именно благодаря Максу забрали заявление из милиции.
— Максу?! Ты его уже так называешь? Я вижу, с этим проходимцем ты про все на свете забыла — что ты — цыганка, что ты — дочь уважаемого человека.
— Папа! Ну а что, разве Максим виноват в том, что он не цыган? Разве среди гаджо не бывает хороших людей?
— Дело не в том, что он не цыган. А.в том, что он непорядочный и недостойный человек. И ты с ним дружишь.
— Да. Но ведь он помог бабушке…
И тут вдруг оба одновременно поняли, как глупо сейчас выглядит их перепалка. Рубина в тюрьме, а они, вместо того, чтобы забрать ее оттуда, воздух сотрясают. Нужно срочно ехать в милицию, увозить Рубину.
Но и о Максиме девушка забыть не могла. Зря его отец обидел, незаслуженно. И она ему почему-то не сказала, кто да откуда. Ей казалось забавным, что он ее считал таборной цыганкой. А теперь обиделся. И ведь времени поговорить с ним, извиниться, теперь не будет. Что же делать?
Светка! Лучшая подружка — она всегда поможет, выручит. Пусть сходит к нему, объяснит, что да как… Пока отец собирался в дорогу, Кармелита быстренько набрала номер подружки.
Едва Земфира добралась до табора, как дочка утащила ее в шатер. И, состроив по-детски обиженную рожицу, начала жаловаться:
— Мама! Представь: Кармелита и гаджо… вдвоем! На озере!
— И Миро это видел? Видел и стерпел?
— Нет! Он сразу хотел с ним разобраться. Но Кармелита стала защищать своего парня.
— Вот ведь какая! Ни стыда ни совести. Одна, наедине с мужчиной… Другой бы на месте Миро даже и слушать ее не стал.
— Нет, мама. Он ее послушал. Он развернулся и ушел, и я вместе с ним.
— Да, дочка… Хороший парень Миро. Душа у него светлая.
— Ты знаешь, мы, когда в табор ехали вместе… Вот так бы всю жизнь, рядом с ним…
Земфира замолчала. Как же объяснить дочке, что после этой ссоры ей вряд ли станет легче?
— Не все так просто. Что ты Миро привела на берег — наверно, правильно. Пусть знает, какая у него невеста… Но…
— Что «но»?
— Миро может не простить тебе, потому что это все и ты видела…
— А мне кажется, что теперь мы, наоборот, должны сильнее сблизиться…
— Ну что ж, поживем — увидим…
— Недолго ждать. Да! Ты же еще не знаешь. Бей-бут велел начать репетировать. Скоро представление в Управске будем давать. Я пошла к Миро. Вот сейчас и посмотрим, кто прав.
Ох, посмотрела Люцита. И все увидела! Миро метал ножи, сосредоточенно, мрачно и зло. И к концу репетиции так остервенел, что и нож бросать не хотел…
И тогда Люцита нарушила неписаное правило — заговорила во время исполнения номера:
— Ты все еще думаешь о ней…
Миро резко развернулся. Молча взял последний нож, в бешенстве его бросил. И ушел, не глядя на результат. Нож проткнул платье и вонзился в щит совсем рядом с сердцем девушки. Люцита, как никогда отчетливо, ощущала холодную стальную гладь лезвия.
Нож так крепко вошел в дерево, что Люцита не смогла достать его из щита. Освободилась в слезах, порвав платье. И вернулась к матери, долго еще плакала на коленях у Земфиры. А та долго еще утешала дочь, гладя ее по голове. И думала: что же это за жизнь такая? Кому это нужно, чтобы дочь повторяла несчастную судьбу матери?
А может, и права Люцита в том, что, в отличие от нее самой, пытается бороться за свое счастье. А может, и вправду любовный приворот сделать? В ящичке у Рубины есть нужные травки.
А в милиции Рубина уж заждалась своих родных. Встретила их со слезами, попросила в табор ее отвезти. И вдруг… Мир поплыл в ее глазах. Рубина пошатнулась, едва не упала.
— Что такое? — встревожились Кармелита и Баро.
— Что-то голова закружилась…
— Может, тебя в больничку?
— Нет-нет, давай в табор, к своим…
— Какой табор? Поехали к нам. Я тебе, что ли, не своя? Что же с тобой, бабушка?
— Переволновалась я тут… Нелегко в тюрьме…
Поехали в Зубчановку. Дома Кармелита уложила Рубину в своей комнате, укрыла пледом.
— Вот так! Молодец, бабушка… Осторожно… Вот так… Бабулечка, что ж ты так разболелась?
— А Баро не рад, что я здесь… — грустно сказала Рубина.
— Что ты, бабушка! Тебе показалось…
— Нет. Я все видела — глаза его, когда мне стало плохо…
Рубина побледнела, на лбу выступила испарина.
— Бабушка, да что ж с тобой?
— Не знаю, — сказала старушка. — Так радовалась, так хорошо было. Пирожки от тебя получила, такие вкусные, в духовке печенные.
— Бабушка, о чем ты? Какие пирожки? Я и печь-то не умею… Все, бегу «скорую» вызывать!
— Нет-нет, не надо «скорую», — из последних сил сказала Рубина. — Говорила же, надо в табор ехать. Езжай туда. Недотрогу привези.
— Недотрогу? Что это? Кто это? Кто этот недотрога?
— Цветки такие. У меня там… я насобирала. Скорее… они в пакетиках… надписаны. Поезжай, внученька… недотрогу…
Рубина откинулась на подушку, как мертвая.
Кармелита выбежала из комнаты.
Оказавшись в таборе, Кармелита первым делом увидела Миро. Пробежала мимо, стараясь не смотреть ему в глаза. Не время сейчас продолжать споры, разбираться. Вбежала в шатер Рубины.
А тут неожиданность — Земфира с Люцитой.
— А вы что здесь делаете?
Чувствовалось, что они немного растерялись — не ожидали увидеть здесь Кармелиту. Но быстро взяли себя в руки.
— Лекарство ищем от головной боли… — сказала Земфира. — Люцита сегодня весь день мается — посмотри на нее, какая несчастная…
Кармелита посмотрела. Ничего себе несчастная! Люцита была злая, как тигрица.
— Вот, нашла, — Земфира достала какой-то пакетик. — А ты зачем сюда приехала?
— Бабушка заболела. Велела недотрогу привезти. Вам тут не попадалась?
— Недотрога? — Чувствовалось, что Земфира взволновалась не на шутку. — Ей нужна недотрога. Девочки, ищем. И как можно быстрее!
Ящичек с лекарствами перерыли весь, но недотрогу не нашли. Начали нервничать. Также нельзя! Нужно что-то делать — Рубине там плохо! Начали еще раз просматривать все уже перебранные мешочки. И лишь тогда нашли. Просто нужный пакетик как-то сам собой склеился с другим.
— Недотрога… Вот она!.. Держи. А теперь скажи, что с Рубиной?
— Не знаю. Ей очень плохо. То в жар, то в холод бросает… Живот болит… Тошнит… Чуть сознание от боли не теряет. А что это за лекарство — недотрога?
— Рвотное. Значит… притравили нашу Рубинушку в тюрьме?
— Да нет же, она дома. Мы ее забрали.
— Что-то ела?
— Нет.
— Стало быть, все же в тюрьме ее так хорошо покормили. Я, Кармелита, с тобой поеду!
— Мама, а как же я? — спросила Люцита.
— А ты иди к себе. Вот, держи: это лекарство от твоей головной боли.
Земфира нырнула в свою палатку. Кармелита пошла к машине. А там уже ее ждал Миро. Но поговорить толком не успели. Земфира пришла очень быстро. Нужно ехать, спасать бабушку.
Рубине было совсем плохо. Пока не приехали женщины, у постели сидел сам Баро.
— Я, кажется, умираю… — сказала Рубина.
— Да брось! Скрипучее дерево долго скрипит…
— Мое, кажется, уже отскрипело… Ты уж потерпи меня в своем доме чуток…
— Что ты, Рубина! Рано тебе еще о смерти говорить!
— Я не смерти… Я другого боюсь…
— Что же может быть страшнее смерти?
— Я боюсь унести с собой тайну, она мучает меня всю жизнь.
— Не мучайся, Рубина. Раскрой мне ее.
— Раскрою, точно раскрою. Вот сейчас, как совеем помирать стану. Тогда и освобожу свою душу.
— Так освободи ее прямо сейчас.
— Еще не время. Еще не совсем помираю, — сказав это, Рубина впала в забытье.
Но, к счастью, тут же приехали женщины с травкой. Баро выгнали из комнаты, мужчина сейчас все равно ничем не поможет. Быстро приготовили отвар, напоили. Велели Зарецкому принести таз, да побольше. Растолкали Рубину и напоили ее отваром.