— Тебе недостаточно того, что я говорю? Ты требуешь, чтобы я, Баро, дал тебе, девчонке, слово?!
— Да.
— Правильный отец устроил бы тебе хорошую трепку… Но я, наверное, неправильный отец, плохой. И поэтому я даю тебе слово…
— Так это не ты?
— Если ты непонятливая, повторяю: я никому не приказывал нападать на него.
Кармелита бросилась отцу на шею.
Как здорово, что ее отец ни в чем не виноват!
— Пап, ты прости меня, ладно? Ты прости, что я так о тебе…
Баро устало отмахнулся:
— Не надо! Я был плохим отцом, но теперь постараюсь исправиться. Отныне все будет иначе! Ты двадцать четыре часа в сутки будешь сидеть дома под охраной! И одна отсюда — ни ногой.
Настроение у Палыча было смурное. И пить не хотелось, оставался только один способ улучшить душевное состояние. Полез на полочку с книжками, оставленную его предшественниками. Прикинул, что бы выбрать. Взял «Книгу перемен» с иллюстрациями великого Ци Бай Ши. Полистал, и вправду стало легче. Захотелось жить и работать. Пошел подбросить уголька. А тут и Максим в гости пожаловал.
— О-о! Кого я вижу! Какие люди!
— Привет, Палыч! — тяжело вздохнул Максим.
— Привет, — Палыч обнял Максима по-медвежьи, тот привычно поморщился от боли.
— Ой… Извини. Совсем забыл. Прости, так обрадовался… Ты уже выздоровел?
— Садись, к зеленому чаю как раз! «Путь мудрости, усыпанный чаинками трех верхних лепестков…»
— Так-то, Палыч, у тебя — «Путь к мудрости», а у меня полный «абзац»!
— А что такое?
— Прав ты был, всюду прав. Все так и вышло, как говорил. Девушки у меня теперь нет, друга у меня нет. И работы у меня тоже нет… Сплошной разлад…
— Эх, Максимка. Как говорит И-Цзин в главе «Цзянь»: «Разлад сам по себе является препятствием всякой деятельности». Так что давай разбираться, в чем причины.
— Давай! — Максим вытащил бутылку водки.
Палыч посмотрел на нее без всякого желания и отставил в сторону. Не такое у него сегодня настроение.
— Это мы всегда успеем! Ты рассказывай! Одна голова — хорошо, а две — лучше! Давай-давай, говори. Что случилось-то?
— Ой, много чего, Палыч. Ну, например, я сказал Кармелите, что напали на меня люди ее отца!
— А она?
— А она обиделась, ушла и сказала, что пока не докажет мне обратного, мы с ней видеться не будем.
— Молодец, хорошо получилось! А что с работой? И что с твоим большим другом Антоном?
— Он меня так лихо подставил, что я работы лишился!
— М-да-а-а. Диагноз ясен. И оттого, что я его давно поставил, ничуть не легче.
— А что бы ты сделал на моем месте?
— Я бы уехал!
— Круто…
— Да не «круто», а нормально. Проблему надо рубить «с плеча»! Уехать тебе надо, парень! Уехать! Ты молодой, все сможешь начать сначала на новом месте!
— Я понял тебя. Ты предлагаешь мне убежать? А я трусом, Палыч, никогда не был! И быть им не собираюсь!
— Не убежать, а уехать. Убегают от трусости, Максим. А уезжают — от мудрости.
— На себя намекаешь… И от чего ты в итоге убежал… или уехал? От любви? Нет! Я так не хочу. И скажу тебе: я Кармелиту оставлять не собираюсь!
— Эх, жизнь… Теперь, пожалуй, и за это дело можно приняться, — Палыч безжалостно свернул голову бутылке водки.
Баро сдержал свое слово. И посадил Кармелиту прямо-таки под домашний арест. Рыч оставил ворота на второго охранника, а сам безвылазно дежурил у ее спальни. Все бы хорошо, да уж больно ему скучно было. Нет, конечно, люди его профессии к долгому ожиданию привычные. Только чаще это происходит на улице, где хоть что-то случается. То котенок пробежит, то ветерок подует. А тут, в четырех стенах, сдуреть можно от скуки.
В общем, совсем закис Рыч от скуки и даже не заметил переглядываний и взаимных подмигиваний Рубины и Кармелиты, после которых к нему подошла старая гадалка.
— Ну что, ромалэ, тоскуешь? Давай погадаю?
— Ну давай, пошли — хоть какое-то развлечение.
— Ну давай. Пошли. Садись к столу, — Рубина усадила Рыча спиной к двери спальни Кармелиты.
Рыч оглянулся, в открытую дверь было видно, как девушка читает книгу.
— Смотри, Рыч! Король. Это ты.
Охранник посмотрел на карты с большим интересом. Рубина продолжила свою работу.
— А вот… Э… Посмотри-ка, вокруг тебя пустота. Никого и ничего. Одинокий волк.
— Да… — глубокомысленно сказал Рыч.
— А вот эта дама, посмотри-ка — цыганка, мать твоя. А вот это ее любовь. Какая сильная любовь к тебе…
Рыч так увлекся гаданием, что не заметил, как Кармелита взяла свою сумочку и тихо вышла в дверь.
— Сильная, говоришь?
— Да. Сильно она тебя любила. Ох, как сильно, да только давно это было — померла она.
— Правду говоришь… — сказал Рыч грустно. — С тех пор никто меня не любил…
— Да кто же еще так, по-матерински, полюбит? Но есть ведь и другая любовь, — Рубина снова разбросала карты. Вот, посмотри-ка. Глянь сюда, перед тобой — две дороги.
— Где?
— Ну, вот. Одна светлая, одна черная. И лишь от тебя зависит, по какой из них пойти. Но только смотри-ка, вот, дама, мать то есть, указывает на светлую! А вот эти тебе зла желать будут… Смотри, это валет пик. Обман. Не верь им, когда время придет…
— А когда оно придет?
— Сам почувствуешь, как оно наступит, как выбор делать придется…
Вошел Баро:
— Где Кармелита?
Рыч вздрогнул. Тревожно оглянулся по сторонам. Заглянул в Кармелитину комнату. Нет девчонки!
— Только что здесь была…
— А теперь где?!
Рыч с ненавистью посмотрел на Рубину:
— Ах ты ж старая… Заморочила меня совсем! Набрехала! — и побежал на улицу искать Кармелиту.
— Нет, Рыч, никакой брехни. Все правда, чистая!.. — крикнула вдогонку гадалка.
Рубина и Баро остались наедине.
— Собрала карты? — угрюмо сказал Зарецкий.
— Собрала…
— Теперь собирай свои остальные вещи! Ты возвращаешься в табор!
— Хорошо. Давно пора, — цыганка пошла в свою комнату, где отлеживалась.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, Рубина?
— Прости, Баро, но так надо было.
— Кому надо?! Девчонке, вбившей себе в голову, что она влюблена? Хватит потакать ее прихотям!
— Любовь — не прихоть, Баро. Не хочу, чтоб она повторяла мои ошибки.
— Я долго терпел, Рубина, но при тебе Кармелита совсем отбилась от рук! Я этого не допущу! Я тебя предупреждал, чтобы ты не потакала ее выходкам? Предупреждал. Пеняй на себя! Прощай, Рубина!
— Баро, Баро… Тебе кажется, что ты всегда поступаешь правильно. Но ты так и не понял самого главного!
— Чего же?
— Что все твои беды — в тебе самом!
Кармелита прибежала в больницу.
— Вы куда, девушка? — остановил ее врач.
— Я к Максиму Орлову.
— Опоздали. Улетел ваш Орлов из больницы.
— Как? Куда? Он же слабый еще…
— Я пытался его остановить, а он даже слушать не захотел. Оставил расписку. Ушел — и все. Если найдете его, передайте, пусть придет к нам швы обработать!
Кармелита прибежала в гостиницу. Ворвалась в номер Максима и…
Кто это? Это не Максим…
Палыч тем временем прибирал комнату друга. А Максим лежал в его котельной, обмазанный бальзамом (вот вам и «обработка швов»).
— Вы кто? Где Максим? — строго спросила Кармелита.
— Девушка, а для чего вам наш Максим понадобился?
— Да вот, понадобился. А вы что тут делаете?
— Палыч я, друг Максима. Вот порядок навожу… А то ему трудно было, раненый. А ты кто?
— Кармелита. Где он?
— А-а… Кармелита, говоришь. Вот ты какая… В общем-то, понять его можно… — Палыч пристально посмотрел на Кармелиту, любуясь ею, а потом неожиданно резко сказал: — Нету Максима!
— А вы не знаете, где я могу его найти?
— Думаю, что нигде. Сегодня он уехал из города.
— Как уехал?
— Как, как… Насовсем!
— Да этого не может быть! Да нет… Вы что-то перепутали, наверно. Он бы мне сказал! Он предупредил бы меня! Нет… Может, он мне хоть записку какую оставил?
На Кармелиту было жалко смотреть.
Но Палыч одернул себя. Нет. Рубить — так «с плеча»!
— Ты это… девонька, не грусти сильно-то! Так оно и тебе будет лучше! Ты ж цыганка — все против вас было! Забудешь! Время лечит!
Кармелита молча расплакалась и вышла из комнаты.
А Палыч подумал: жалко ее, конечно. И Максима жалко. Только все равно уезжать ему надо. Ничего больше не остается!
Глава 34
«Я — трус, — размышлял Антон над рюмкой коньяка. — Мама старается, выстраивает философские парадоксы, говорит, что — герой. А на самом деле я всего лишь трус!»
И так он погрузился в свои мысли, что не заметил, как мама вошла в гостиную:
— Антон! Опять! Ну зачем ты опять пьешь?
— Хреново мне, мамочка. Очень хреново…
— Тебе жалко Максима?
— Жалко — не жалко… Что за разговор, я просто предал его. Это же из-за меня отец его уволил!
— Надеюсь, Астахов об этом не знает?
— Об этом — не об этом… Отец знает только то, что я ему сказал. А Макс промолчал. Потому что совестливый. Посмотрел на меня, как на полное ничтожество, и промолчал.
— Вот это ты правильно подметил, сынок. Он на тебя всегда смотрел сверху вниз, как на полное ничтожество. А ты, по дружбе, всегда терпел то, что он задвигает тебя на второй план…
— Мама, меня никто не задвигает! Никто! Это тебе приснилось.
— Не приснилось, сынок. Я же вижу! Вижу! Всегда так было. А сейчас отец освободился от него. Понимаешь? Освободился.
— Ты думаешь?
— Конечно. Ты все сделал правильно. Мудро! Убрал с дороги Максима, теперь отец увидит, кто из вас действительно лучший. Поэтому не надо расстраиваться. Но и пить! Антон, пить не надо!
Тамара выхватила бутылку у него из рук. И вся ее педагогическая деятельность тут же пошла насмарку. Антон, уже почти согласившийся с тем, что он «все сделал правильно», опять захандрил:
— А знаешь, что я сделаю сейчас? Я пойду к отцу и признаюсь ему во всем. А там пусть он решает, кто что сделал правильно, а кто неправильно.