– Я каталась на огромной лошади, – вдруг сказала Сьюзен. – Потом мылась в ванне в огромной ванной комнате.
– Ты заляпала мылом весь дом, – кивнул Альберт. Его лицо изобразило некое подобие улыбки. – Даже здесь было слышно, как смеялся хозяин. Он сделал тебе качели. По крайней мере, попытался. Не прибегая ко всякому там волшебству, своими руками.
Сьюзен сидела, а в ее голове просыпались, зевали и раскрывались воспоминания.
– Я помню ванную комнату… Память возвращается ко мне.
– Она никуда не уходила. Просто закрылась на время.
– Он ничего не понимал в сантехнике. Кстати, что значит «МАРПИБШАМ»?
– «Молодежная Ассоциация Реформистов – Поклонников Ихор-Бел-Шамгарота, Анк-Морпорк». Я у них останавливаюсь, когда наведываюсь на Плоский мир за чем-нибудь вроде мыла.
– Но тебя никак не отнесешь к молодежи, – вырвалось у Сьюзен.
– Знаешь, пока что меня оттуда не выгоняли, – сварливо отрезал Альберт.
Сьюзен почему-то не усомнилась в правдивости его ответа. Что-то в Альберте говорило о силе и выносливости, а его тело походило на сжатый кулак.
– Он мог создать что угодно, – как будто про себя произнесла Сьюзен, – но некоторых вещей он не понимал. Например, сантехнику.
– Вот именно. Пришлось тащить водопроводчика из Анк-Морпорка, ха, тот сначала заявил, что может приступить к работе только в четверг на следующей неделе, но с хозяином так не разговаривают. Кстати, никогда не видел, чтобы водопроводчик работал так быстро. А потом хозяин заставил его все забыть. Он любого мог заставить забыть. Любого, кроме…
Альберт вдруг замолчал и нахмурился.
– Впрочем, с этим придется смириться, – сказал он чуть погодя. – Но, кажется, у тебя есть право. Ты, наверное, устала. Можешь остаться здесь. Комнат хватит.
– Нет, мне нужно туда, обратно! Если к утру я не вернусь в школу, у меня будет куча неприятностей и…
– Здесь существует только то Время, которое приносят с собой люди. События сменяют одно другое. Бинки отвезет тебя именно в тот момент, из которого забрала, если ты того хочешь. А пока можешь погостить у нас.
– Ты сказал, что образовалась дыра и меня в нее засосало. Что ты имел в виду?
– Тебе стоит чуток поспать, – ответил Альберт.
Смены дня и ночи здесь не существовало, и сначала, только появившись здесь, Альберт испытывал некоторое неудобство. Клочок земли, на котором стоял особняк Смерти, заливал яркий свет, однако небо было темным и усеянным звездами. Смерть так и не понял, в чем смысл разбиения Времени на сутки, и устраивал смену дня и ночи, только когда к нему наезжали гости с Плоского мира.
Постепенно Альберт привык и теперь ложился в постель, лишь вспомнив, что неплохо было бы и поспать.
Сейчас он сидел у свечи и смотрел в пространство.
– Она помнит ванную, – пробормотал он. – Знает о том, чего видеть не могла. И рассказать ей об этом никто не мог. Ей передалась его память. Она созрела.
– ПИСК, – заявил Смерть Крыс. По ночам ему нравилось сидеть у огня.
– Когда в прошлый раз он ушел, было много проблем. Люди перестали умирать, – сказал Альберт. – А в этот раз они умирать не перестали. И лошадь сама пошла за ней. Пустое место было заполнено.
Альберт смотрел в темноту. В возбужденном состоянии он непрестанно что-то пережевывал или посасывал, словно пытался достать засевший кусочек пищи из дупла зуба. Вот и сейчас он издавал звуки, будто испорченный парикмахерский фен.
Он уже и не помнил свою молодость. Много тысяч лет прошло, а ему до сих пор семьдесят девять. Время в доме Смерти было ресурсом многократного использования.
Впрочем, он смутно осознавал, что детство – достаточно хлопотный период жизни, особенно в последней своей части. Лезут всякие неприятные прыщики, тело будто бы живет собственной жизнью. И.о. Смерти – не лучшая должность для этого возраста.
Но суть, ужасная и неотвратимая, состояла в том, что кто-то должен был исполнять эту работу.
Смерть – это общественная должность. Нельзя быть Смертью от сих до сих. Тут все как при монархии.
Если ты – подданный монарха, стало быть, твоей жизнью управляет монарх. Все время, то есть постоянно. Спишь ты или бодрствуешь. Чем бы вы (ты и монарх) ни занимались.
Таковы общие условия ситуации, правила игры, если хотите. Королева не приходит в твое жилище, не хватает стул и пульт дистанционного управления телевизором и не сообщает тебе, что у ее величества пересохло в горле и неплохо бы ее величеству выпить чайку. Нет, монархия – это как гравитация. Единственная разница – при монархии кто-то должен сидеть на самом верху. Особо напряженной работы тут не требуется. Но этот кто-то должен там быть. Просто быть.
– Она? – спросил Альберт.
– ПИСК.
– Сомневаюсь, – покачал головой Альберт. – Я думаю, она сломается. Точно сломается. Нельзя быть смертным и бессмертным одновременно. Это противоречие разорвет тебя пополам. Мне почти жаль ее.
– ПИСК, – согласился Смерть Крыс.
– А ведь это еще не самое плохое, – продолжал Альберт. – Подожди, вот когда к ней действительно вернется память…
– ПИСК.
– Слушай, – сказал Альберт. – Отправляйся-ка ты на поиски. Причем немедленно.
Сьюзен проснулась и огляделась по сторонам. Интересно, сколько времени?
Рядом с кроватью стояли часы, потому что Смерть знал, что они должны там стоять. Часы были щедро изукрашены всякими черепами, костями, омегами – и не работали. Работающих часов в доме не было, за исключением тех, что стояли в холле. Остальные, оказываясь в царстве Смерти, мгновенно впадали в уныние и останавливались, либо у них мгновенно кончался завод.
Комната Сьюзен выглядела так, словно в ней еще вчера кто-то жил. На туалетном столике лежали расчески и какие-то разрозненные предметы косметики. На вешалке за дверью висел халат с кроликом на кармане. Однако впечатление было бы куда более приятным, если бы это был действительно кролик, а не его скелет.
Сьюзен покопалась в ящиках. Вероятно, эта комната принадлежала ее матери. Тут было слишком много вещей розового цвета. Сьюзен ничего не имела против розового цвета в умеренных количествах, но здесь его было просто засилье, поэтому она надела старое школьное платье.
Она решила, что самое главное сохранять спокойствие. Логическое объяснение всегда найдется, даже если его придется придумать.
– ПИШК.
Скребнув когтями, на туалетный столик приземлился Смерть Крыс. Потом он вытащил из челюстей крошечную косу.
– Думаю, – медленно произнесла Сьюзен, – мне пора возвращаться домой, но все равно спасибо.
Смерть Крыс кивнул и снова прыгнул.
Опустился он на самом краю розового ковра и быстро побежал по темному полу.
Когда Сьюзен сошла с ковра, грызун остановился и одобрительно кивнул. Ей снова показалось, будто бы она выдержала какое-то очередное испытание.
Она последовала за Смертью Крыс в холл, оттуда – в дымную пещеру кухни. Там, склонившись над плитой, стоял Альберт.
– Доброе утро, – сказал он скорее по привычке, чем в качестве подтверждения времени суток. – Хочешь жареного хлеба с колбасой? Потом будет каша.
Сьюзен посмотрела на шипевшую в огромной сковороде массу. Это было зрелище не для пустого желудка, хотя оно вполне могло сделать его таковым. А трагическая судьба яиц, попадавших в руки Альберта, заставляла слезы наворачиваться на глаза.
– А у тебя мюсли нет? – спросила она.
– Это такой сорт колбасы? – ожидая подвоха, спросил Альберт.
– Это орехи и крупа.
– А в них есть жир?
– Нет, насколько мне известно.
– Как же тогда их жарить?
– Их и не надо жарить.
– И это ты называешь завтраком?
– Завтрак не обязательно должен быть жареным, – нравоучительно промолвила Сьюзен. – Вот ты упомянул кашу, ее ведь тоже не нужно жарить…
– Почему нет?
– А вареное яйцо?
– Кипячение убивает не всех микробов и…
– СВАРИ МНЕ ЯЙЦО, АЛЬБЕРТ.
Вскоре эхо от ее слов стихло. «Ничего себе у меня голосок появился», – подумала Сьюзен.
Половник выпал из руки Альберта и со звоном упал на плиточный пол.
– Пожалуйста, – добавила Сьюзен.
– Ты говоришь совсем как он.
– Впрочем, не трудись. – У нее заболела челюсть. Новый голос испугал ее сильнее, чем Альберта. В конце концов, это ведь был ее рот. – Я хочу домой. Мне пора возвращаться.
– Ты и так дома, – возразил Альберт.
– Здесь? Но это не мой дом!
– Да? А что написано на больших часах?
– «Слишком Поздна», – машинально ответила Сьюзен.
– А где находятся ульи?
– В саду.
– Сколько у нас тарелок?
– Семь, – вырвалось у Сьюзен, прежде чем она успела заткнуть себе рот.
– Видишь? По крайней мере часть тебя находит этот дом знакомым.
– Послушай… – Сьюзен попыталась воззвать к благоразумию, надеясь в этот раз на больший успех. – Возможно, он действительно существует… ну, этот, ты понимаешь, но во мне нет ничего особенного… То есть…
– Да? А почему лошадь тебя знает?
– Пусть знает, я – нормальная девушка…
– Нормальные девочки не получают в подарок на трехлетие набор «Барби катается на Бинки»! – рявкнул Альберт. – Но твой отец не позволил тебе в него играть, чем очень расстроил хозяина. А он так старался.
– Я имею в виду, что я – обычный ребенок и…
– Послушай, обычные дети получают на день рождения ксилофон. А не просят дедушку снять рубашку!
– Ну и что с того?! Я же не виновата, что у меня такой дед! Это нечестно!
– Правда? Да что ты говоришь? – произнес Альберт мрачно. – Ну, иди, пожалуйся кому-нибудь! Скажи вселенной, что это нечестно, а то вдруг она не знает. Она наверняка тебя поймет. «О? – скажет она. – Что ж, хорошо, извини, что побеспокоила, ты свободна».
– Это сарказм! Как ты смеешь так со мной разговаривать? Ты – простой слуга.
– Правильно. Как и ты. Поэтому на твоем месте я бы приступил к работе. Грызун тебе поможет. Он в основном занимается крысами, но принцип тот же.