Смерть наклонился так, что его череп оказался на уровне ее лица.
– ЛЮДИ ГЛУПЫ И ПОНАПРАСНУ РАСТРАЧИВАЮТ СВОИ ЖИЗНИ. НЕУЖЕЛИ ТЫ ЭТОГО ЕЩЕ НЕ ЗАМЕТИЛА? РАЗВЕ ТЫ НЕ СМОТРЕЛА С ЛОШАДИ НА ГОРОД? ПРАВДА ОН ПОХОЖ НА МУРАВЕЙНИК, ПОЛНЫЙ СЛЕПЫХ СОЗДАНИЙ, КОТОРЫЕ СЧИТАЮТ СВОЙ МЕЛКИЙ ЗЕМНОЙ МИРОК РЕАЛЬНЫМ? ТЫ ВИДИШЬ ОСВЕЩЕННЫЕ ОКНА, И ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ ДУМАТЬ, ЧТО ЗА НИМИ СКРЫВАЕТСЯ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ И СОБЫТИЙ, ХОТЯ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАМ, ЗА ОКНАМИ, НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ МЕЛОЧНЫХ ТУПЫХ ДУШОНОК, ПОЖИРАТЕЛЕЙ ПИЩИ, НАЗЫВАЮЩИХ СВОИ ИНСТИНКТЫ ЧУВСТВАМИ. ОНИ ДУМАЮТ, ИХ НИЧТОЖНЫЕ ЖИЗНИ БОЛЕЕ ЗНАЧИМЫ, ЧЕМ ДУНОВЕНИЕ ВЕТЕРКА.
В глазах Смерти ярко полыхал синий огонь. Ей показалось, что ее поглощает какая-то бездна.
– Нет, – прошептала Сьюзен. – Нет… Я никогда так не думала.
Смерть резко выпрямился и отвернулся.
– НО ВООБЩЕ ЭТО ПОМОГАЕТ.
– Но в том, как люди умирают, нет никакого смысла! – воскликнула Сьюзен. – Это же хаос! Где справедливость?!
– ХА.
– А ты? Ты ведь вмешался! Спас моего отца!
– Я ПОСТУПИЛ ГЛУПО. ИЗМЕНЕНИЕ СУДЬБЫ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА СПОСОБНО ИЗМЕНИТЬ ВЕСЬ МИР. Я ПОМНЮ ЭТО. ЗАПОМНИ И ТЫ.
Смерть по-прежнему не поворачивался к Сьюзен.
– Не понимаю, почему мы не имеем права вмешиваться?! Ведь мир станет от этого только лучше!
– ХА.
– Или ты боишься изменить мир?
Смерть повернулся. И, взглянув на него, Сьюзен попятилась.
Он медленно направился к ней, а голос его превратился в шипение:
– И ТЫ ПОСМЕЛА СКАЗАТЬ ЭТО МНЕ? ТЫ, НАРЯДИВШАЯСЯ В КРАСИВОЕ ПЛАТЬЕ, ПОСМЕЛА СКАЗАТЬ ЭТО МНЕ? ТЫ? ТЫ ЛЕПЕЧЕШЬ ОБ ИЗМЕНЕНИИ МИРА? ЧТО, НЕ МОЖЕШЬ НАЙТИ В СЕБЕ СМЕЛОСТЬ И ПРИНЯТЬ ВСЕ КАК ЕСТЬ? ЗНАТЬ, КАК СЛЕДУЕТ ПОСТУПИТЬ, И ПОСТУПАТЬ СООТВЕТСТВЕННО, НЕВЗИРАЯ НИ НА ЧТО… ДА ЕСТЬ ЛИ ХОТЬ ОДИН ЧЕЛОВЕК В ЭТОМ МИРЕ, КОТОРЫЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОНИМАЕТ, ЧТО ТАКОЕ ДОЛГ?
Его пальцы конвульсивно сжимались и разжимались.
– Я ВЕЛЕЛ ТЕБЕ ЗАПОМНИТЬ… ДЛЯ НАС ВРЕМЯ – ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ МЕСТО. ОНО РАССРЕДОТОЧЕНО. ЕСТЬ ТО, ЧТО ЕСТЬ, И ТО, ЧТО БУДЕТ. ИЗМЕНЯЯ ПОРЯДОК ВЕЩЕЙ, ТЫ НЕСЕШЬ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ВНЕСЕННЫЕ ТОБОЙ ИЗМЕНЕНИЯ, А ОНА СЛИШКОМ ТЯЖЕЛА.
– Это всего лишь оправдание!
Она долго смотрела на высокую фигуру, после чего развернулась и зашагала из комнаты прочь.
– СЬЮЗЕН?
На полпути она остановилась, но оборачиваться не стала.
– Да?
– У МЕНЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО… КОСТЛЯВЫЕ КОЛЕНИ?
– Да!
Вероятно, это был первый на Плоском мире чехол для рояля, и сделали его из ковровой дорожки. Клифф легко забросил инструмент на плечо, а в другую руку взял мешок с камнями.
– Не тяжело? – спросил Бадди.
Клифф покачал рояль, словно взвешивая его.
– Немного, – ответил он. Под ним заскрипели половицы. – А обязательно было вытаскивать из него все эти части?
– Так нужно, – вмешался в разговор Золто. – Это как… с каретой. Чем больше частей снимаешь, тем быстрее она едет. Пошли.
Они вышли из дома. Бадди старался не привлекать к себе внимание – насколько может не привлекать к себе внимание человек в компании с гномом, приматом и троллем, тащившим в мешке рояль.
– Это как карета, – повторял Клифф, пока они шли в «Барабан». – Большая черная карета с ливером.
– С ливером? – переспросил Бадди. Он уже начинал привыкать к своему новому имени.
– Ну, со щитами и всем таким.
– А, с ливреей.
– И с этим тоже.
– А вот если бы у тебя была куча золота, Золто, что бы ты сделал? – спросил Бадди.
Гитара в чехле едва слышно отзывалась на звуки его голоса.
Золто задумался. Он хотел сказать, что для гнома весь смысл обладания кучей золота заключается в обладании кучей золота. Причем это золото не должно «работать», как иногда говорится; для полного гномьего счастья достаточно, чтобы оно было самым обычным золотым золотом.
– Не знаю, – откликнулся он наконец. – Никогда не думал, что у меня может появиться куча золота. А ты? Чего ты хочешь?
– Готов поклясться, я бы стал самым знаменитым музыкантом в мире.
– Такие клятвы опасны, – заметил Клифф.
– У-ук.
– Но разве не того же хочет каждый артист?
– Знаю из личного опыта и могу поделиться им с вами, – встрял Золто, – что каждый настоящий артист хочет, действительно хочет, чтобы ему заплатили.
– И стать знаменитым, – не сдавался Бадди.
– Вот насчет этого не скажу, – пожал плечами Золто. – Трудно быть знаменитым и живым. Лично я хочу играть музыку каждый день, а в конце дня слышать: «Спасибо, было очень здорово, возьмите деньги, как насчет завтра, в это же время?»
– И все?
– Мне вполне достаточно. Мне хотелось бы, чтобы люди говорили: «Нам нужен хороший трубач, эй, найдите-ка Золто Золтссона!»
– По-моему, скучно.
– А мне нравится, когда скучно, потому что это бывает долго.
Они подошли к боковому входу в «Барабан» и вскоре очутились в комнатушке, в которой воняло крысами и уже выпитым пивом. Из бара доносились приглушенные голоса.
– Похоже, народу собралось немало, – заметил Золто.
К ним трусцой подбежал Гибискус:
– Так, ребята, вы готовы?
– Погоди, – сказал Клифф. – Мы еще не обсудили гонорар.
– Я же сказал «шесть долларов», а вы чего ожидали? Вы – не из Гильдии, восемь долларов – это ставка Гильдии.
– Мы и не собирались просить у тебя восемь долларов, – возразил Золто.
– Вот и хорошо.
– Мы согласны на шестнадцать.
– Шестнадцать? С ума сошли! Это же двойная ставка Гильдии!
– Но там собралась целая толпа, – указал Золто. – Уверен, ты продашь много пива. Впрочем, мы можем вернуться домой.
– Эй, эй, давай все обсудим, – засуетился Гибискус и, обняв Золто за плечи, отвел его в угол.
Бадди смотрел, как библиотекарь изучает рояль. Никогда прежде он не видел, чтобы музыкант пробовал инструмент на вкус. Потом орангутан открыл крышку и принялся осматривать клавиши. Потом ударил по нескольким из них.
Довольно потирая руки, вернулся Золто.
– Ну все, я договорился, – объявил он. – Ха!
– Сколько? – спросил Клифф.
– Шесть долларов! – ответил Золто.
Все промолчали.
– Извини, – наконец промолвил Бадди. – Мы ждали, что ты нам назовешь какое-нибудь число с окончанием «надцать».
– Я оставался твердым и непреклонным, – гордо сказал Золто. – Он понижал ставку не больше чем по два доллара за раз.
Согласно некоторым религиозным учениям, вселенная началась со слова, песни, танца или музыкальной пьесы. Знаменитые Слушающие монахи Овцепикских гор, настолько отточившие свой слух, что легко определяли значение карты по звуку, с которым она ложилась на стол, – эти монахи поставили перед собой очень трудную задачу: отделить от всяких едва уловимых вселенских шумов и окаменелого эха самые первые звуки.
Так вот, согласно их уверениям, в самом Начале Всего Сущего было очень шумно.
Однако люди с наиболее чутким слухом (те, кто чаще других выигрывает в покер), умеющие расслышать эхо, что гуляет в аммонитах и янтаре, клялись и божились, будто бы они слышали звуки, возникшие много раньше.
Эти звуки были словами: «Раз, два, три, четыре».
Но самый лучший слушальщик, посвятивший всю свою жизнь исследованию базальта, заявил, что ему удалось расслышать то, что было еще до этого.
На вопрос о том, что же это были за звуки, он ответил, что, ему кажется, в самом-самом Начале Всего Сущего кто-то произнес: «Раз, два».
Никто никогда не интересовался, что потом произошло со звуком, давшим рождение вселенной, – если такой звук, конечно, существовал. Это – мифология, и тут неуместно задавать подобные вопросы.
Ну а Чудакулли верил, что все возникло случайно или, как в случае с деканом, назло.
Старшие волшебники еще ни разу не посещали «Залатанный Барабан», будучи, как говорится, при исполнении. В тот день все они осознавали, что находятся здесь в не вполне понятном официальном качестве, а потому вели себя сдержанно.
Вокруг них образовалось свободное пространство, но не слишком большое, так как в «Барабане» было необычно многолюдно.
– Тяжелая здесь атмосфера, – заметил Чудакулли, оглядевшись. – О, вижу, тут снова подают «Настоящий Эль». Принесите-ка пинту «действительно странного турботского».
Волшебники напряженно наблюдали за тем, как он осушает бокал. Анк-морпоркское пиво обладало собственным, неповторимым вкусом, который, вероятно, придавала ему местная вода. Некоторые люди считали его похожим на мясной бульон, но были не правы. Мясной бульон обычно холоднее.
Чудакулли с довольным видом облизнул губы.
– Мы-то точно знаем, из чего делается настоящее анк-морпоркское пиво, – сказал он.
Волшебники дружно кивнули. Они это точно знали и потому предпочитали пить джин с тоником.
Чудакулли огляделся. Обычно в это время в «Барабане» уже начиналась парочка драк или по меньшей мере легкая поножовщина. Сейчас же со всех сторон слышались только тихие разговоры; все посетители не сводили глаз с небольшой сцены в дальнем конце помещения, на которой, впрочем, ничего особенного не происходило. Теоретически сцену закрывал занавес, на самом деле являвшийся старой простыней. Из-за которой доносились глухие удары.
Волшебники сидели довольно близко к сцене. Волшебникам вообще, как правило, достаются самые хорошие места. Чудакулли показалось, что до него доносятся приглушенные голоса. Неясные тени, виднеющиеся за простыней, что-то яростно обсуждали.
– Он спросил, как нас зовут.
– Клифф, Бадди, Золто и библиотекарь. Я думал, он знает.
– Да нет, нам нужно придумать общее название.
– А это обязательно?
– Что-нибудь типа «Веселых Трубадуров».
– У-ук!
– «Золто и Золтоетки»?
– Да? А может, «Клифф и Клиффетки»?
– У-у-ук у-ук У-у-ук у-ук?
– Нет, нам нужно другое название. Музыкальное.
– Как насчет «Золота»? Хорошее гномье название.
– Не годится. Нужно другое.
– Тогда «Серебро».
– У-ук!
– Вряд ли нам стоит называться именами, которые ассоциируются у людей с тяжелым металлом, Золто.