– Ведь ты Маша, Маша Дементьева?
– Да, я Мария Дементьева. А вы простите кто? – спросила я. Честно говоря, в тот момент мне было всё равно что ответит этот мужчина. Я была готова вцепиться в него и умолять, чтобы он забрал меня отсюда. Продолжая стоять на коленях, глядя мне в глаза, он дрожащим голосом ответил.
– Я твой отец.
Глава II
Не видя с моей стороны никакой реакции на услышанное, он поспешно затараторил.
– Я всё уладил, я договорился, мы можем идти.
Взглянув на заведующую, которая кивком головы дала понять, что мужчина говорит правду, я крепко взяла его за руку и мы ушли.
На улице было темно. Медленно падал пушистый снег, и луна вместо разбитых фонарей освещала нам дорогу. Мы шли нескончаемо долго, не проронив ни слова за всё время пути. Наконец остановившись около большого дома не далеко от набережной, мужчина с облегчением вздохнул и сказал.
– Пришли.
Дверь парадного входа была заколочена досками. Обогнув дом, мы прошли во внутренний двор и по «чёрной» лестнице поднялись на второй этаж. Квартира, в которую мы вошли, была очень большой, но к тому времени из неё уже успели сделать коммуналку, изгнав законных хозяев. Трудно было представить сколько народа здесь сейчас проживало. Из-за многочисленных перегородок раздавался громкий храп, детский плачь и непонятная возня. Пройдя через всю квартиру, мы остановились у самой дальней, угловой двери. Открыв её, мужчина поспешно зажёг спичку и шагнул в темноту. Через мгновение, наполнив комнату тусклым светом, на столе у окна зажглась керосиновая лампа и мне было вежливо предложено войти. Это была настоящая отдельная комната, но очень маленькая, с не большим окном, выходившим во двор. При входе стояла круглая вешалка, на которую когда-то вешали цилиндры, пальто и манто, а вниз в специальное отделение ставили трости и зонты. Конечно, здесь она смотрелась смешно, но с другой стороны, радовала глаз, являясь некой достопримечательностью этой крохотной комнатки. Слева у стены стоял облезлый кожаный диван с массивной спинкой и большими круглыми подлокотниками. У стены напротив, обшарпанный комод, верхняя часть которого теперь выполняла роль столового серванта. На нём в небольшом медном тазике были сложены в стопку пара кастрюль, несколько тарелок и две алюминиевые кружки. На углу комода стоял самовар, большой, пузатый и почти новый. Увидев в нём своё отражение, я вздрогнула.
– Где я? Кто этот мужчина? Что я здесь делаю?
Уловив в моих глазах испуг, мужчина заговорил, снимая с меня пальто.
– Машенька, ты не волнуйся, раздевайся, проходи. Теперь это и твой дом. Пока, к сожалению, такой.
Усадив меня на диван, он опять встал передо мной на колени. Только сейчас я смогла рассмотреть этого человека. Он оказался совсем не стар и очень недурён собой. Сквозь густую шевелюру тёмно-русых волос пробивалась редкая седина, а вот борода была ему вовсе не к лицу. Мужчина пристально смотрел на меня большими, красивыми синими глазами, его губы тряслись от волнения, он хотел что-то сказать, но вместо этого принялся целовать мои руки. Я не знала, как реагировать на его поведение. В тот момент я почувствовала, что от голода и усталости вот-вот потеряю сознание. Наверное, я сильно побледнела, потому что, схватив меня за плечи он закричал.
– Маша, Машенька! Что с тобой? Тебе плохо?
– Не знаю, – только и смогла ответить я, окончательно теряя силы.
– Да ты, наверное, голодна? Прости милая, я сейчас, я мигом! – и аккуратно уложив меня, чтобы я не упала, мужчина выбежал из комнаты.
Совсем скоро, сидя на диване я пила из алюминиевой кружки сладкий горячий чай и откусывала чёрный хлеб из его рук. Он кормил меня словно ребёнка, кормил и улыбался, подбирая крошки с одеяла. Тогда я обратила внимание на его красивые руки с длинными пальцами, какие бывают у профессиональных пианистов, и аккуратно подстриженные чистые ногти.
– Интересно, кто он по профессии? – подумала я, но спросить не решилась. Накормив, он нежно обтёр моё лицо и руки мокрым полотенцем, снял с меня обувь и уложил спать, накрыв большим толстым одеялом. А потом, ко мне пришёл он – мой сон. Опять камин, большой огонь и засыпая я слушаю сказку сидя на коленях у мужчины, чьи большие руки нежно обнимают меня. Лица я так и не увидела, а вот руки рассмотреть сумела. Они были очень большими, со сморщенной старческой кожей и толстыми короткими пальцами.
– Кто ты? – спросила я и тут же проснулась. В комнате было светло, за окном шёл снег, а за дверью была слышна беготня и громкие разговоры. На столе я увидела тарелку, накрытую газетой, чайник и записку, написанную очень красивым почерком.
«Машенька, доброе утро! Я на службе, вернусь вечером. Кушай всё, не стесняйся. Папа»
На тарелке под газетой лежало несколько яиц, картошка в мундире и половинка чёрной буханки хлеба. Чайник оказался холодным, но как его разогреть, я не знала. Вдруг кто-то постучал в дверь. Испугавшись, я прыгнула на диван. Стук повторился, затем дверь открылась, и я увидела женщину. Коренастая, полная, с большой грудью, она что-то жевала, вытирая руки полотенцем. Молча оглядев меня, она расплылась в широкой улыбке и лукаво подмигнув, спросила грубоватым голосом.
– Ну, проснулась? Ты что ль Сашкина дочь будешь? Ты Маша то?
– Я Маша, здравствуйте. А вы кто?
– Я то? Я тётя Поля, соседка ваша. Папаша твой попросил меня о тебе позаботиться. Бери чайник, кухню тебе покажу, ну и всё остальное, ванную, туалет. Тебе ж помыться надобно, в порядок себя привести, ну и всё такое.
Мне почему-то сразу понравилась эта женщина. При внешней грубости и напористости, она показалась мне очень обаятельной и доброжелательной. Впоследствии, именно тётя Поля обучит меня всем житейским премудростям. Как зажигать керосинку, как готовить пищу, как мыть посуду и как стирать, ведь я ничего этого не умела. А сейчас, в день нашего знакомства, стоя спиной у двери ванной комнаты она отбивалась от желающих поскорее вышвырнуть меня оттуда.
– Чего стучишь? Чего ломишься как медведь? – слышала я за дверью, – Обождать не в силах? Забыл, что ли, как сам первый раз в ванную зашёл и пропал там… Ты ж до этого воду только в колодце и видал, деревня. Иди пока отсель, невежа!
В тот же день, познакомив меня с жильцами квартиры прямо на общей кухне, она громогласно заявила, что тот, кто посмеет меня обидеть, будет иметь дело лично с ней! По реакции и лицам этих людей было понятно, что тётя Поля обладает здесь не только уважением, но и определённой властью.
Про наше житьё-бытьё в этой коммуналке можно рассказывать бесконечно. Всего хватало, и хорошего, и плохого, а уж каково мне было привыкать ко всему этому… Но несмотря ни на что я довольно успешно справлялась со всеми трудностями, принимая их как неотъемлемую часть новой жизни. Только вот душе моей не было покоя.
Ведь если до недавнего времени я жила с мыслью, что являюсь круглой сиротой, то теперь, постепенно свыкаясь с появлением в моей жизни родного человека у меня возникла масса вопросов, на которые хотелось получить ответы. Но наши отношения с отцом складывались странным образом. Мы трудно привыкали друг к другу и в большей степени молчали, вступая в диалог только в случае острой необходимости. Я чувствовала, что появилась в его жизни так же неожиданно, как и он в моей, и что должно пройти какое-то время прежде, чем он сможет ответить на все мои вопросы. А пока, находясь целыми днями дома, я с упоением читала книги, коих, к счастью, было предостаточно, или училась под руководством тёти Поли управлять нашим маленьким хозяйством. День проходил незаметно, наступал вечер, и я ожидала прихода отца. Он был очень заботлив и редко приходил с пустыми руками. На нашем окне появились занавески, не новые, но вполне симпатичные. Китайская ширма и этажерка для книг, которые до этого лежали на полу. А ещё маленькая печка со смешным названием «буржуйка». Её огромная толстая труба выходила прямо в форточку. Так, довольно за короткий срок наша комнатка стала более похожей на человеческое жилище, и я полюбила её.
Наконец настала весна. Помню, как впервые мы вышли на улицу вместе. Двумя годами ранее я обожала это время года, приносящее чувство обновления и облегчения. Кареты меняли на экипажи, скидывая тяжёлую зимнюю одежду горожане облачались в лёгкие весенние наряды. Город покрывался молодой зеленью, а на Неве трещал и ломался лёд. Но увиденное сейчас, повергло меня в шок! Да, капель, как и прежде барабанила по крышам, и яркое солнце освещало купола церквей, но вместо весёлых чистых ручейков вдоль дорог неслась отвратительная грязь. Воздух был наполнен не свежестью, а затхлостью. Толпы агрессивных солдат, грязных, не бритых, с песнями маршировали по городу, меся сапогами и лаптями омерзительную жижу. Кругом висели красные полотна, призывающие к победе чего-то, над чем-то… Куда подевалась величавая красота нашего города? Где красивые люди? Где кафе и магазины? Куда всё исчезло и почему? Видя изумление в моих глазах, отец тихо сказал.
– Не удивляйся ничему моя девочка. Этот город стал другим, да и вся страна другою стала. Былое если и вернётся, то не скоро, поэтому учись скрывать свои эмоции, иначе беду накличешь, – и обняв меня за плечи улыбаясь добавил – Всё будет хорошо, главное ничего не бойся, я с тобой.
Эти последние слова он сказал так уверенно и убедительно, что мне вдруг стало легко и спокойно. Окинув взглядом просторы окружающей нас набережной и вспомнив, как когда-то на прогулках по городу мы с девочками любили кидать снежки в полыньи, соревнуясь кто дальше, я собрала с чугунной ограды остатки снега и бросила далеко в воду. Отцу понравилась моя идея и громко смеясь от удовольствия, мы стали забавляться этой игрой. Вдруг, проходивший мимо нас мужчина замедлил шаг и остановившись окликнул отца.
– Господин Лавров?
Я заметила, как плечи отца вздрогнули, и он сильно побледнел. Затем, зыркнув на мужчину холодным колючим взглядом надвинул на глаза шапку и спокойно ответил.