– Я дожила до таких лет, когда снова нуждаюсь в молодом, сильном мужском плече, – грустно, не без иронии произнесла она, крепко взявшись за мою руку, и стало понятно, что в одиночестве, на большое расстояние, ей передвигаться достаточно проблематично.
Дорога не заняла много времени, поскольку Сент-Женевьев-де-Буа находится всего в двадцати трёх километрах от Парижа.
Проходя по дорожке вдоль захоронений, внимательно поглядывая по сторонам, Розалинда читала фамилии на надгробных плитах и прикладывая руку к сердцу здоровалась с некоторыми из них. Заметив моё удивление, она пояснила, что некогда знала этих русских господ, кои являясь сослуживцами отчима, были частыми гостями в его доме.
Остановившись у могилы с большим крестом из серого камня, она поклонилась, поздоровалась, и положив на плиту цветы, купленные ей в Париже, произнесла слова, которых я не понял. Затем достала из сумочки и поставила около креста маленькую иконку и свечу. Зажгя свечу, села на стоящую рядом скамеечку и попросила меня ненадолго оставить её одну, что я конечно же сделал.
Моя семья относится к католической церкви, поэтому, я был удивлён виду православной части кладбища, где принято класть на могилы живые цветы, ставить иконы и зажигать свечи. Среди множества заросших, заброшенных могил, были и такие, которые выделялись своей ухоженностью. Прохаживаясь, не теряя из вида моей спутницы, я обратил внимание на одну из таких.
У изголовья массивной плиты из чёрного блестящего мрамора, стоял большой бесформенный слегка скошенный белый камень, с высеченной на нём, отполированной овальной вазой. С плеча вазы спадала длинная струящаяся лента из мелких осколков зелёного стекла, которая указывала на выбитую на плите надпись на двух языках, русском и французском.
ЕКАТЕРИНА СТЕПАНОВНА
ВОСТРЯКОВА
ДЕМЕНТЬЕВА
ФУРЬЕ
1886 – 1958
Но самое главное – это портрет очень молодой, невероятной красоты женщины, изображённой на лицевой стороне вазы. Стоя словно заворожённый, я разглядывал её лицо, прекраснее которого не знал. Она улыбалась словно живая, и эта улыбка была прекрасна, но по ней нельзя было уловить её настроения, её состояния души. Интересно, что чувствовала она, и о чём думала в момент когда позировала художнику? У вас в России есть художник Шилов, владеющий такой высокой техникой написания портретов, что они кажутся фотографиями. Так вот этот портрет был выполнен в таком же фотографическом стиле. Но почему для памятника было выбрано её изображение в молодые годы, ведь цифры на плите говорили, что она ушла в мир иной, дожив до семидесяти двух лет?
Вопросы, вопросы, вопросы… Они роились в моей голове, и чем дольше я смотрел на портрет, тем больше их возникало.
– Какой была жизнь этой красавицы Екатерины? Была ли она счастлива? И почему на плите указано три фамилии?
– Вот ты где! Я знала, что остановишься здесь, – вдруг прозвучали за спиной слова Розалинды и я очнулся, но продолжая смотреть в огромные зелёные глаза, которые меня не отпускали, тихо спросил.
– Почему?
– Я видела эту женщину. На неё живую смотрели так же, как ты сейчас на её надгробный портрет. С восхищением и сожалением.
– Вы видели эту женщину живой? Где, в Париже? Она входила в круг знакомых вашего отчима? Что вам известно о ней? – выпалил я, но вместо ответа Розалинда молча взяла меня под руку и куда-то повела.
– Хм, как ты разволновался. Успокойся, отсюда она уже никогда не уйдёт. Скоро начнёт темнеть и кладбище закроется, а я ещё хотела бы зайти в церковь.
Небольшая, белая, очень симпатичная церквушка находилась прямо на территории кладбища, но попасть во внутрь нам не удалось, так как она была закрыта.
На обратном пути мы молчали, и, наверное, поэтому Розалинду сморило и она заснула. Я же чувствовал себя достаточно паршиво. С одной стороны, Екатерина не выходила из головы, а с другой, было стыдно перед моей спутницей. Не сдержался, дал волю эмоциям, завалил вопросами, не хорошо как-то.
Розалинда проснулась, когда я отъезжал от бензозаправки. Выпив из термоса чая, она предложила посетить какой-нибудь ресторанчик. Это было хорошей идеей, потому как к тому времени я ужасно проголодался.
Сидя за столиком в ожидании заказанных блюд, мы пили вино продолжая молчать.
– Что молчишь? Ведь ты хочешь чтобы я ответила на твои вопросы, – словно прочитав мои мысли спросила Розалинда.
Я ответил, что очень этого хочу, но прежде желал бы извиниться за свою несдержанность.
– Ерунда, не стоит, – сказала она, и сразу предупредила, что знает о той женщине с кладбища крайне мало. Впервые, будучи ещё девочкой, Розалинда увидела её, прогуливаясь с гувернанткой по Английской набережной в Ницце. Женщина шла под руку с мужчиной, которого она не запомнила, а вот её облик запомнила на всегда. И лицо, и фигуру, и фасон наряда, всё до мелочей. Одним словом – безупречная фигура, безупречный вкус, не говоря уже о невероятной красоте, заставляющей и мужчин, и женщин смотреть на неё открыв рты. Розалинда видела её на той же Английской набережной ещё несколько раз в разные годы. Слышала обсуждение её персоны, как мамиными подругами, так и их мужьями… Ходили слухи, что живёт она то ли в Париже, то ли в Цюрихе. Но ни в обществе русских эмигрантов, ни в православных храмах её никогда не видели. Мало того, о том, что она русская стало известно только после её смерти. Имя, отчество, то есть имя отца, так принято у русских, и три фамилии, две из которых опять-таки русские были выгравированы на могильной плите. Это всё, что Розалинда могла рассказать. Однако она поделилась своим предположением, связанным с тем, что если могила всегда находится в идеальном состоянии, чистится мрамор, обновляется портрет и часто присутствуют живые цветы, то можно сказать, что этим занимаются или работники кладбища, которым платится за уход, или это делают её родственники. Розалинда наблюдала за этими переменами на протяжении многих лет, поскольку самолично ухаживала за могилой отчима, пока не переехала жить к сыну в Ниццу. И ещё. Она придерживается версии, что портрет в молодом возрасте и три фамилии, могут быть подсказкой для того, чтобы Екатерину было возможно кому-то найти, иначе зачем указывать такие подробности.
– В конце концов, на кладбище имеются погребальные книги, в которых указано, кто захоронен, где, когда и кем. Может ещё что, – добавила она. Этот факт изменил моё унылое настроение, потому как появился шанс узнать о загадочной русской красавице. Отужинав в ресторане, я отвёз мадам Розалинду к моей бабушке, а утром следующего дня улетел на Карибы.
Сидя в самолёте, я ругал себя за то, что зарёкся, минимум полгода, не брать в руки ни фотоаппарата, ни видеокамеры, за что и поплатился. Обычно у меня в машине всегда лежал фотоаппарат, но не в тот раз. Да и времени до отлёта, что позволило бы съездить на кладбище снять портрет Екатерины, уже не было. Поэтому я решил попытаться написать её портрет по памяти. И у меня это получилось, не сразу, но получилось. О, сколько бумаги я извёл. Уйму! Полгода на Карибах я больше работал, чем отдыхал. Сейчас в моей парижской квартире находится несколько десятков портретов, и столько же сюжетов с её изображением. Я придумал ей фигуру, я рисовал её разной, представляя какой она была, и какой могла бы быть сейчас в наши дни. Скажите сумасшествие? А вот и нет. На одной из последних зарисовок моя Екатерина выглядит так, как вы сейчас. В салатовом шёлковом платье, с высокой причёской, открытой шеей и изумрудными каплями в ушах. Используя исключительно графитный карандаш, я крайне редко позволяю себе добавить цвет. Так вот на той зарисовке три оттенка зелёного – её глаза, платье и серьги. Поэтому, увидев вас, я чуть не лишился рассудка. Я не верил своим глазам! Моя фантазия ожила! Она ходит, разговаривает, смеётся, пьёт шампанское. Как такое возможно? Что это – мистика? Но самое главное. Ведь я принял приглашение Даниэлы не на приём в их доме, а просто повидаться, потому как мы друзья, ну и заодно подтвердить отказ от участия в проекте, так как решил заняться изданием своего альбома с рисунками. Однако, увидев вас, помимо неимоверного изумления, я ощутил в себе то, что давно утратил – вдохновение и огромное желание вернуться к прежней работе. А материал, созданный мной за последние полгода, может очень даже пригодиться.
Настала пауза. Глядя на Катю, Серж медленно пил вино, а она, покручивая в руках бокал о чём-то сосредоточенно думала. Затем встала, подошла к Сержу, и поставив бокал на крышку рояля сказала.
– А не боитесь пожалеть, разочароваться? Вы придумали себе одну, а я окажусь совсем другой. Ведь я не профессиональная модель, а так, случайность. Вдруг не оправдаю ваших надежд?
– Признаюсь, я доверяю Даниэле как самому себе. Она не могла ошибиться, иначе мы с вами не разговаривали бы здесь, – спокойно и уверенно ответил Серж.
– Хорошо, я буду очень стараться, но мне нужна помощь, ведь у меня совершенно нет опыта.
– И это замечательно! Вы не заштампованная! – радостно выпалил Серж.
– Вот-вот, не заштампованная. И Даниэла так же говорит, – подумала Катя, и взглянув на огромные напольные часы, стоящие в проёме двух окон, сказала.
– Сейчас уже поздно. Завтра первый день съёмок и нам обоим необходимо выспаться. Поэтому предлагаю закончить разговор. Но перед тем, как расстаться скажу, что ваш рассказ о женщине, на которую я похожа, меня сильно заинтриговал. И наверное, я знаю человека, который сможет пролить свет на эту, почти мистическую историю. Приятно было с вами познакомиться, и спасибо за столь необычный разговор.
Серж проводил Катю до лестницы, поцеловал ей руку, после чего, пожелав друг другу спокойной ночи, они расстались.
Уставшая и задумчивая Катя поднималась по лестнице со свойственной ей грациозностью, а он, не отрывая глаз любовался ею. Не торопясь дойдя до своего этажа, она обернулась, и помахав Сержу скрылась из вида.
Глава XIV
Говоря о человеке, который возможно сможет пролить свет на историю с женщиной, похороненной на русском кладбище под Парижем, Катя имела в виду Машу, Марию Александровну Волжанову, свою прабабулю, которой ровно через три недели исполнится девяносто лет.