В машине Катя предпочла сесть на заднее сидение, а Серж рядом с водителем. Через пол часа они были на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.
Памятники, обелиски, кресты, надгробные плиты. Катя шла по кладбищу, читая на них русские имена и фамилии из далёкой для неё Российской истории. Генералы белого движения, кадеты, казаки, белоэмигранты и белогвардейцы. Князья и княгини, графы и графини, а также фамилии, принадлежащие членам царского сословия. Огромное количество фамилий, некогда составляющих цвет русской аристократии, культуры, науки, философии и богословия.
Многие могилы были заросшими и заброшенными, но та у которой они остановились, отличалась абсолютной ухоженностью.
Катя смотрела на портрет молоденькой дамы в шляпе, практически не дыша.
Ей казалось, что она смотрит на себя, от чего побледнев, ощутила холодную дрожь, пробежавшую по спине и лёгкое головокружение. Заметив, как она покачнулась, обняв со спины, Серж посадил её на мраморную скамеечку, врытую в землю рядом с могилой.
– Дыши-дыши! – взволнованно говорил он. – Глубокий вдох носом и медленный выдох ртом.
Затем, вытащив из своего рюкзака бутылку с водой, напоил Катю, и обтёр ей лицо смоченным платком, что привело её в чувство.
– Надо сфотографировать, – тихим уставшим голосом сказала она.
– Сиди-сиди! Я сам.
Сделав множество снимков со всех ракурсов Серж сел около неё.
– Ну как, тебе лучше? – спросил он.
– Да, вполне. Спасибо большое, – ответила она, держась обеими руками за скамейку. – Странно, но ничего подобного со мной никогда ещё не происходило. Правда в этом месяце столько событий, встреч и стечений обстоятельств, что голова кругом. Вот ещё одна непредсказуемая встреча. И по всей вероятности, с моей родственницей. С ума сойти можно…
– Ты уверена, что это твоя родственница?
– Сейчас уверена. После нашего с тобой первого разговора я многое что вспомнила, и исходя из того, что вижу собственными глазами, могу сказать – это не совпадение, это факт.
– Хочешь, можем зайти в церковь и поговорить там с кем ни будь из служащих. Попросить найти запись в погребальной книге и спросить, кто ухаживает за могилой.
– Нет, нет! Пока ни у кого ничего спрашивать ни буду. Вот съезжу домой, покажу эти фотографии тому, кто может подтвердить или опровергнуть моё предположение, тогда да. Осталось потерпеть самую малость, всего три дня. Дай мне пожалуйста ещё несколько минут и пойдём.
Теперь, встав перед могилой, Катя внимательно рассматривала детали её убранства. Композиция, состоящая из высеченной на огромном белом камне овальной вазы с плеча которой спадала длинная струящаяся лента из мелких осколков зелёного стекла, поражала своей красотой и элегантностью. Подойдя поближе, она неожиданно заметила то, чего не увидел Серж. На чёрном блестящем мраморе по обе стороны от основания камня, были нарисованы два ангела. Тот, что был слева, сидя на корточках со сложенными за спиной крыльями, печально смотрел вниз. А другой, что справа, стоя в полный рост широко расправив крылья, ухмылялся, скрестив на груди когтистые лапки.
– Интересно, что они означают – ваза, лента, ангелы? Надо думать в них заложен какой-то смысл. А иначе зачем? – подумала Катя.
В следующий момент, остановив взгляд на портрете дамы, она тут же ощутила учащённое сердцебиение. Несколько раз глубоко вздохнув, Катя наклонилась и дотронувшись до чёрной мраморной надгробной плиты, тихо сказала по-русски.
– До свидания Екатерина Степановна. Надеюсь, в скором времени вас навестить.
Покойтесь с миром.
После того, как Серж, по просьбе Кати, сфотографировал не замеченных им ангелов, они покинули кладбище.
В машине, сидя вместе на заднем сидении, Серж обнимал Катины руки, а она, прижималась щекой к его плечу. Но несмотря на то, что им обоим было сейчас безумно хорошо, Катя испытывала непонятное чувство тревоги, мешающее ей расслабиться. Прошедшую ночь перед отлётом она очень плохо спала, несколько раз просыпалась, потом долго не могла уснуть. Вспомнив об этом факте, она объяснила своё состояние усталостью от недосыпания, ну и конечно же нервным перенапряжением.
Взглянув на часы, Серж сказал, что в аэропорт ехать ещё слишком рано, и раз так, то почему бы не заглянуть к нему домой. На что резко отсев, Катя ответила категорическим отказом.
– Но почему? Ты не доверяешь мне, боишься? – спросил он удивлённо.
– Давай не будем обижаться. Я и так позволила себе сегодня больше, чем следовало. И потом. Ты помнишь, мы же договорились?
– Извини. Но тогда, может посидишь в кафе напротив моего дома, пока я заберу рисунки Екатерины?
– Отличная идея! Я согласна, тем более что очень голодна.
Кафе напротив дома Сержа, находящееся на краю небольшой круглой площади, вымощенной булыжником, оказалось замечательным, а тёплая солнечная погода позволила сесть за столик на улице. За время ожидания заказа, пока Катя любовалась старинным площадным фонтаном и многочисленными очаровательными балкончиками украшенными цветами, с вопросом нельзя ли занять место рядом, к ней обратилось поочерёдно несколько мужчин.
– Кто бы сомневался, что в Париже такого не случится! – смеялся Серж подходя к столику. За спиной у него был всё тот же рюкзак, а в руках три больших тубуса и кожаная папка на молнии. Сев напротив Кати, продолжая широко улыбаться, он смотрел на неё глазами, наполненными любовью и восхищением.
– Ты меня смущаешь, – слегка покраснев сказала Катя.
– Привыкай. Я всегда так буду на тебя смотреть. Мы французы любим и ценим красоту как никто! – ответил он с доброй, лёгкой пафосной ноткой в голосе.
В этот момент им принесли заказ, а через полчаса водитель напомнил, что настало время ехать в аэропорт.
Весь полёт, сидя в хвосте самолёта за раскладывающимся столом, Катя рассматривала рисунки Сержа, исполненные графитным карандашом. Они были написаны не видными глазу штрихами, что делало их похожими на чёрно-белые фотографии. Героиня его рисунков жила, не старея на протяжении более ста лет. Её не коснулись ни войны, ни революции, она жила своей жизнью лишь подчиняясь изменениям моды и манерам поведения, продиктованными тем или иным временем. От пиров и приёмов в Версальском дворце в статусе дамы при дворе короля Франции, до участия в статусе модели, в дефиле на лучших подиумах мира сегодняшнего дня.
– Это же ты, неужели не видишь!? Разница лишь в том, что, не зная русской истории, я сделал её участницей истории французской, – сказал Серж, наблюдая за Катей, с неподдельным интересом рассматривающей рисунки.
– Хм… Не буду лукавить. Смотрю на неё, а вижу себя. Странное чувство, ты
словно следовал за мной, но не рисуя, а фотографируя. Твои рисунки великолепны! Особенно заключительный, где добавлено три оттенка зелёного, глазам, платью и серьгам. Вот только не припомню, когда с нами всё это происходило?
После этих слов, погрустнев, Катя закрыла глаза, и поставив локти на стол, принялась медленно массировать виски.
– Ты чем-то расстроена? – тревожась спросил Серж.
– Эта женщина не выходит у меня из головы, – ответила она, откинувшись на спинку кресла.
– Не вижу проблемы. Ты же говорила, что знаешь человека, который может пролить свет на эту мистическую историю.
– Ну допустим. И что?
– Так зачем же мучаться, когда можно позвонить и спросить. И потом. Ты не задумывалась, а может этот человек будет рад, услышать то, о чём ты ему сообщишь.
– Наверное ты прав. Впереди ещё целых три дня работы, а я, продолжая думать о ней, буду нервничать и не высыпаться. Решено! Как только приеду на виллу, сразу позвоню.
Совсем скоро самолёт произвёл мягкую посадку в Милане. Поблагодарив командира и членов экипажа за прекрасный полёт, Серж и Катя спустились по трапу и подошли к подъехавшей машине. Прежде чем открыть перед ними дверь, водитель передал Сержу записку, в которой говорилось, что из аэропорта их сразу просят приехать в офис, откуда группа выедет на съёмочную площадку.
– Ну что ж, всё в порядке, едем работать! – громким официальным тоном сказал Серж, обращаясь к Кате на глазах у водителя. А затем, улучив миг, когда водитель отвлёкся, шепнул ей на ухо, – Не беспокойся, позвонишь из офиса.
И обещаю. О нашей тайне до конца съёмок никто не узнает.
Даниэла ожидала их приезда в своём кабинете. Первым зашёл Серж.
– Здравствуй дорогой! Как слетали? Надеюсь, всё хорошо, и Катя больше не грустит? Ты знаешь, к моему удивлению, они успели прислать её новый комплект одежды, и съёмка состоится. Только ей необходимо всё померить и проверить. Кстати, где она? – говорила Даниэла встречая Сержа.
– Да, всё хорошо. Огромное спасибо. Послушай. Позволь Кате позвонить домой в Москву, это очень важно. Не думаю, что разговор займёт много времени.
– О, загадки продолжают иметь место? – констатировала она. – Ну конечно, пусть заходит и звонит.
После того, как Даниэла объяснила порядок набора цифр, Катя осталась в кабинете одна. Преодолевая сильное волнение, она медленно набирала номер дома Маши в серебряном бору, но в ответ услышала нескончаемый поток длинных гудков. Попытка дозвониться до родителей тоже ни к чему не привела, и она уже была готова положить трубку, как вдруг услышала тихий мужской голос.
– Алё. Алё. Говорите, вас слушают.
Катя не была уверена, что это отец и потому спросила.
– Папа, это ты? Это я, Катя.
– Катя? – удивился он, а затем, растерявшись от неожиданного звонка, заговорил громко и быстро. – Катюша! Девочка! Мы искали тебя! Ты где сейчас находишься?
– Да, да, это я папа! У меня всё хорошо. Я сейчас в Италии, в Милане. Я прилечу домой через несколько дней, прямо к юбилею Маши. Я ей только что звонила, но её нет дома, а мне очень нужно кое-что спросить. Извини, совсем нет времени, так может ты ответишь? Видишь ли, под Парижем на русском кладбище покоится женщина, на могильной плите которой, помимо имени и отчества – Екатерина Степановна, написаны три фамилии – Вострякова, Дементьева, Фурье, и даты 1886 – 1958. Но самое главное, там есть её портрет, где она изображена в большой белой шляпе, в салатовом платье, и с изумрудными каплевидными серьгами на брильянтовых бантиках в ушах, которые абсолютно идентичны тем, что подарила мне Маша. Папа! Мы похожи с ней как сёстры близнецы. Ты знаешь кто эта женщина?