– Да нечто не узнали вы меня барыня Ольга Алексеевна? Степан я, отец Кати, прислужницы вашей. Хотел бы я дознаться, где она?
Узнав в этом огромном мужике спасителя мужа, Ольгу бросило в жар. Сильно покраснев, она вдруг нервно затараторила.
– А-а-а-ах вон оно что… Так мне вам вроде бы и-и-и сказать нечего, ведь Катя давно уж как домой уехала. Соскучилась она по вам, так мы её и-и-и отпустили.
– Как это отпустили? Как это уехала? Матвей Егорыч, супруг ваш, обещал её сам привезти домой в деревню ежели она того пожелает. Не стоял бы я сейчас перед вами, коли Катенька то дома была. Что-то не складное вы городите барыня. Прощения прошу, но должён сказать, что не верю я вам, вот такое моё слово.
Не желая оправдываться и не зная, что говорить дальше, Ольга перешла в наступление нагло заявив.
– А-а-а, ежели вы буянить изволите, то я тотчас прикажу за околоточным послать. Слышите вы меня?
– Что это вы меня вдруг пугать решили? Веду я себя смирно и бояться мне нечего. А вот вам есть чего бояться… Это я в участок пойду, чтобы дочь они мне разыскали, а за расспросами ведь к вам придут. Вон, соседи то ваши, говорят будто Катенька по вашей милости пропала, выгнали вы её, а всем говорите, что мол домой она возвернулась, – не повышая голоса, очень убедительно сказал Степан.
– Какие такие соседи? Это вы о чём? – не на шутку разволновавшись спросила Ольга.
– А о том, что был я у них, у соседей этих. Вона дом напротив, статский советник с семьёй там проживает. Приказчик ихний заприметив как я тута у подъезда вашего маюсь, подозвал меня и в гости позвал. Приветливые люди скажу я вам. Самого хозяина я не видал, а вот жена его Серафима Аркадьевна, уж не знамо за что, почтение мне оказала, за стол усадила, чаем напоила. При всех своих достоинствах оказалась хозяйка женщиной любопытной и большой охотницей о соседях посудачить. Так вот, узнав кто я таков, эта самая Серафима Аркадьевна и поведала мне, что Кати у вас уж с полгода как нет. Сказала скандал был большой в вашем семействе, опосля чего вы её голубку мою на улицу то и выгнали. Что на это скажите, уважаемая?
– А вот что я скажу. Пойдите немедленно прочь! – в конец озлобившись закричала Ольга.
– Ну что-о-о ж, с вами хозяюшка у нас видать разговора не получится, так зовите хозяина, пришёл его черёд ответное слово держать, – сказал Степан, не торопливо расстёгивая кафтан и снимая ремень, тем самым показывая своё намерение оставаться в стенах этого дома покуда он своего не добьётся.
– А-а-а мужа нет, он в отъезде по неотложным делам, и-и-и надо сказать далеко и на долго. Так что прошу вас уйти, – резко указав рукой на дверь громко сказала она.
– Да нет уж, не уйду я. Вот тут на диванчике и устроюсь супруга вашего дожидаючись, – ответил Степан, располагаясь на диване словно на собственной печи.
– Это не слыхано! Да как вы смеете! По какому праву? – истерически завопила Ольга, топнув ногой.
– По какому праву спрашиваешь? – встав перед ней во весь рост, сурово переспросил Степан. – А по такому, что отрыв из-под снега Матвея Егорыча, я твоим дочерям Ольга Алексеевна, отца вернул, а тебе мужа. Так и вы, уж будьте милосердны, верните мне мою Катю. По всему видать, не прижилась она у вас.
Уже дрожа от страха, Ольга продолжала сопротивляться
– Да сколько ж раз вам повторять, что… – не успела договорить она, как на балконе над центральной лестницей появился хозяин.
– О-о-ля! Про-шу, ус-по-кой-ся. Не избежать нам разговора этого, – кричал он, выговаривая слова по слогам. После чего махнул рукой и пробурчав под нос,
– Э-э-эх! Чему быть – того не миновать! – спустился по лестнице. Подойдя к жене, он заботливо поправил шаль на её груди и тихо сказал.
– Оставь нас Оленька. Поверь, я всё улажу. Ступай.
Не споря с мужем и даже не возмущаясь, лишь тихонько фыркнув, она ушла гордо, подняв голову.
– Здравствуй Степан, – наконец обратившись к гостю грустно сказал купец, не смея смотреть ему в глаза.
Они стояли друг напротив друга, огромный, гордый, удалой седовласый крестьянин и растрёпанный поникший купец.
– Здравствуй! – повторил он чуть громче.
– Ты никак мне здравия желаешь, а от чего ж тогда в глаза не смотришь? – спросил Степан, пристально разглядывая купца. – Креста на тебе нет Матвей Егорыч! Дочь у нас выпросил, клялся, божился, что головой за неё отвечаешь, а на деле что? Говори, где она?
– Прости Степан, прости! Виноват я перед тобой, не усмотрел.
– Да ты что несешь то? Это как это не усмотрел?
– Пьян был. Не помню ни черта, – ответил он, уронив голову на грудь.
И тут, наклоняясь к купцу, Степан справедливо подметил.
– Да ты и сейчас, как погляжу, не очень-то трезв.
– Это я для храбрости, самую малость принял, – стыдливо покраснев ответил купец.
Испугавшись непредсказуемых последствий, Матвей решил попытаться сгладить свою вину, исказив факты того злополучного дня. Стараясь казаться как можно убедительнее, он заговорил быстро и уверенно.
– Ну знаешь… Твоя тоже, хороша! Сама виновата!
– Это в чём же? А ну давай разбираться.
– Уж ты мне поверь, всё ж хорошо было. И с дочерьми нашими она подружилась, и мы с женой её как родную полюбили. И одета была и обута, и подарками одарена. А тут, на две недели отбыли мы в поместье родственников навестить, возвращаемся, а у нас в доме женихов её немерено. Ну как ты думаешь, разве ж хорошо это? Где стыд? Где гордость девичья? – на одном дыхании выпалил купец и прищурившись стал ожидать реакции Степана.
– Ишь ты-ы-ы… Вон оно как, м-м-да-а-а.…, – поглаживая бороду глядя в пол, пробурчал Степан, притворившись не на шутку озадаченным. – Каков улов у Катеньки то был, х-мм… И господа энти, поди все как на подбор были родовиты да богаты? Ах она ж бесстыдница, что удумала, в отсутствии хозяев мужиков принимать! Так ли я понял?
– Ну да, ну да. Так всё и было, – не чувствуя подвоха затараторил осмелевший купец.
– Да ты Матвей Егорыч в уме ли? – вдруг неистово закричал Степан, сбросив с себя прежнюю маску. – Не смей порочить мою дочь! Слышишь, не смей! Аль у тебя доказательства какие имеются о непристойном её поведении? Ты что ж, думал я тебе вот так на слово и поверю? Вот ежели ты сейчас же перед образом побожишься что не врёшь, да поклянёшься здоровьем близких своих, тогда поверю. Ну! Отвечай, готов это сделать?
От растерянности и страха у Матвея подкосились ноги и пошатнувшись он чуть не повалил пальму, стоявшую за его спиной. Буквально в последний момент обняв её за ствол, он успел сесть на огромный горшок, в котором она росла. Картина, представшая глазам Степана, в которой Матвей выглядел ужасно нелепо, не могла не рассмешить его.
– Ты прям как медведь. Слезай ужо, ваше неуклюжество! – сказал он сквозь смех, подавая Матвею руку.
Слезая с горшка, купец сухо поблагодарил Степана, а затем, для продолжения разговора предложил подняться в его кабинет, на что услышал категорический отказ.
– Нечего рассиживаться, здесь договорим. И поторопись, у меня времени в обрез.
Чувство вины и желание искупить хотя бы её малость, всё-таки перевесили страх, и Матвей решился-таки рассказать, что произошло в его доме в тот злополучный день.
– Ну прости ты меня, прости дурака старого! – заканючил Матвей. – Не поверишь, но дочь твоя такой красавицей стала, глаз не отвести! У нас балы да приёмы, всё пытались дочерям нашим женихов благородных сыскать. Они вроде бы и есть, а на деле и нет никого. Так вот, в конце лета это случилось. Уезжали мы всей семьёй на две недели в поместье родственников навестить. Возвращаемся, и в тот же день к вечеру заявляется к нам человек пять-шесть господ мужского пола. Обрадовались мы, подумали, что у наших дочур наконец-то женихи объявились. Видать соскучились, да тотчас по нашему приезду и заявились. И ведь никакой другой мысли окромя этой в голову не пришло. На самом же деле все эти господа желали только Катю. Уж такие распрекрасные слова они находили, описывая свои к ней чувства. Я был удивлён, но поверь, по-доброму. Думал, вот мол повезло девчонке. Даже интересно стало, кого из них она сама то предпочтёт?
А Оля моя почему-то вдруг озлобилась и приказала всем этим господам покинуть наш дом. Я и сообразить ничего не успел. Ну а потом, объясняя мне свой поступок, для полной убедительности наговорила на Катю разных гадостей. Мол «в тихом омуте черти водятся», что она дескать не так проста, как кажется, что позорит нашу семью, и много ещё чего. Разругались мы с ней тогда, сильно разругались, не поверил я ей, но сомнение в сердце всё ж закралось. Не по себе как-то стало, пошёл и напился. А далее, хоть убей, ничего не помню. Только на утро обнаружилось, что Кати в доме нет.
Говорить о том, что он проснулся в Катиной комнате на её кровати, купец не стал. Этого бы Степан точно не понял, а Матвей в оправдание и объясниться бы не смог, так как действительно ничего не помнил.
– Ну вот это ужо поближе к правде будет. Соседи говорили, будто на дочерей ваших охотников нет, вот вы и взбесились. Завидно вам стало, что господа пришли красавицу служанку сватать, а не тютёх ваших. А ты то каков! Взял да напился. Эх ты-ы-ы… Ничему то тебя жизнь не учит.
Не смея возразить, Матвей молчал.
А Степан, почувствовав за собой силу, всё же решил кое-что выяснить.
– Говоришь твоя Ольга Алексеевна на мою Катю гадостей наговорила? А ну, зови её сюда, поговорить с ней желаю! – настойчиво заявил он.
– Прошу тебя, не надо! – схватив Степана за руку просил Матвей. – Нельзя ей волноваться, беременна она у меня. Ты что ж, не заметил, что ли?
– Нет, не заметил. Подумал, уж больно она раздобрела да округлилась, а что беременна, в голову не пришло.
– Пойми, не девочка уж она, боюсь за неё. Ведь я тогда, как разобрался, что да к чему, так взбучку ей не малую устроил. Первый раз в жизни накричал на неё. А она со страху побледнела да в обморок, хлобысь. Испугался я, послал за доктором. Оказалось, беременна она. Потом самому пришлось у неё прощение вымаливать.