ышанный за колонной разговор.
Наконец погас свет, заиграла увертюра и глубоко вздохнув, публика застыла в предвкушении чудесного оперного действа под названием «АИДА», на музыку великого Джузеппе Верди.
Не прошло и половины акта, как Катя ощутила полное отсутствие интереса к происходящему на сцене. Нет, нет, опера звучала великолепно! Игра артистов, их голоса, костюмы, и без конца меняющиеся декорации, всё было на самом высоком уровне. Но, в этот раз не для неё… От настроения, с которым Катя приехала в театр не осталось и следа. Ею овладела грусть и скука, а потому захотелось уйти. Покидая ложу, она случайно поймала пристальный взгляд мужчины, наблюдавшего за ней в бинокль из партера. На мгновение световой блик, прилетевший со сцены, осветил его лицо, и Катя узнала в нём Павла Дементьева.
– Ишь, уставился! Смотри, смотри да не ослепни! – демонстративно глядя на Павла, сказала про себя Катя. И когда, не выдержав её пристального холодного взгляда Павел опустил голову, она тут же покинула ложу.
Катя была абсолютно уверена по какой причине он рассматривал её столь дотошно, но ошибалась, поскольку причина была совсем иной…
В фойе, до начала спектакля, молодой граф Дементьев разговаривал с приятелем, когда среди бледной Европейской публики случайно заметил яркий женский силуэт. Он показался ему настолько великолепным, что прервав беседу, словно заворожённый последовал за ним, но был остановлен сестрой, напомнившей, что сегодня их места в партере.
В надежде найти незнакомку, Павел бесцеремонно разглядывал публику, чем вызывал недоумение окружающих, но смог успокоиться только тогда, когда увидел её в ложе первого яруса.
Неотрывно наблюдая за молодой красавицей с печальными зелёными глазами, он загорелся желанием во что бы то ни стало познакомиться с ней, а потому, его волновал лишь один вопрос – почему она одна, и не появиться ли со временем рядом с ней тот, кто сможет воспрепятствовать их знакомству?
С каждой минутой её одиночества Павел увеличивал свой шанс, но неожиданно незнакомка встала, и окинув взглядом партер одарила его таким холодным надменным взглядом, что ему стало не по себе, от чего он опустил голову, а когда поднял, то увидел, что незнакомка исчезла.
Окончательно решив покинуть театр, Катя не торопясь спускалась по лестнице. Вдруг, кто-то окликнул её говоря по-французски.
– Мадам, мадам! Постойте, прошу вас!
Она остановилась. Спустя мгновение, несколькими ступеньками ниже, перед ней стоял покрасневший от волнения, граф Павел Александрович Дементьев.
– Мадам! – он снова обратился к Кате, жадно рассматривая её лицо.
– Мадемуазель! – резко поправила его Катя.
А затем, вопреки ожиданию услышать в свой адрес массу оскорблений, обвинений и укоров, услышала сказанное по-французски тихим дрожащим голосом.
– О! Прошу прощения, мадемуазель. Вы обронили.
И увидела его руку, медленно протягивающую ей женскую перчатку.
Катя была растеряна, а всё же смогла найти достойный ответ, и ответила по-русски.
– Но у меня только две руки, и как видите они обе в перчатках. Следовательно, та что у вас, принадлежит другой даме.
– Вы русская? – с огромным удивлением вырвалось у Павла.
– Да, я русская. А почему вас это удивляет? Разве ж вам не известно кто я такая?
– К-к сожалению, н-нет, – ответил он, заикаясь от волнения.
– Хм… Тогда могу предположить, что вам ещё не успели описать мою внешность? Или я ошибаюсь?
– О чём вы? Я не понимаю…
– Нет, это я не понимаю, зачем вам вздумалось устраивать этот спектакль с перчаткой?
– Всё очень даже просто, я и скрывать не стану, что имея непреодолимое желание познакомиться, позаимствовал эту перчатку у сестры, это всего лишь предлог.
Вы, вы не обыкновенная, вы не такая как все!
Его глаза молили поверить в искренность, сказанных им слов. Он ждал ответа незнакомки, а та, рассмеявшись продолжила спускаться. Тогда, сбежав по лестнице Павел снова встал пред Катей, всем своим видом демонстрируя твёрдость намерения.
– Так вы настаиваете? – надменно спросила она, сделав знак, чтобы ей подали её меховую накидку и шляпу.
– Я умоляю… – с придыханием ответил Павел, припав к её руке.
– А не пожалеете? – отдёрнув руку спросила Катя.
– Ни за что! Готов поклясться!
И когда лакей, подав Кате шляпу, одевал ей на плечи накидку, она громко сказала.
– Ну что ж, Павел Александрович, не сочтите за труд распорядиться подать коляску мадам Востряковой!
После этих слов, она отошла к зеркалу и поправляя на голове шляпу, искоса наблюдала за реакцией Павла. Он явно был в шоке! Об этом говорила его застывшая фигура и смертельно бледное лицо. Лишь после довольно длительной паузы, он подошёл к Кате и встав у неё за спиной спросил, еле шевелящимися губами.
– Как? Вы та самая…? Вы и мой отец…? Нет, нет…
Не желая слушать его нытьё, Катя резко повернулась и с гордым видом заявила.
– Да, да! Именно так. Я, та самая Петербургская куртизанка, на которой в скором времени женится ваш отец.
Павел молча смотрел на неё широко открытыми глазами полными отчаянья. По ним было легко прочесть, что никогда, и не о чём так сильно он ещё не сожалел.
– Мадам, – услышала Катя, к ней обратился лакей. Это было очень кстати и означало, что коляска уже подана к подъезду.
– У вас и так, Бог весть какая репутация в городе… Возвращайтесь в зал, вас сёстры заждались, – спокойным тоном сказала Катя и направилась к выходу.
По дороге в отель, она хвалила себя за то, что решила поехать в театр, потому как всё услышанное и произошедшее там может сослужить ей добрую службу…
– Вот Александр Васильевич удивиться, узнав, что его сын решил приударить за мной! – улыбаясь подумала Катя и попросила кучера ехать помедленнее. Уж больно погода была хороша.
Глава XXXVIII
Такой осени в Ницце никто не помнил. Прильнув к окнам, глядя в небо жители города и его гости, уж который день подряд, вздыхая думали только об одном, когда же он наконец закончится, этот дождь? Дождь лил с утра до вечера, и с вечера до утра, и казалось, ещё день другой, и он смоет с города всю палитру красок, украшающих его. И дома, и парки, всё станет абсолютно бледным и безликим. А капли! Эти маленькие водяные шарики так настойчиво тарабанили в окна, словно требовали впустить их в дом.
Не способствуя ни бодрости, ни хорошему настроению, погода удерживала людей дома, навевая скуку и погружая в сонливость. Вот и Дементьев не торопился выздоравливать. И хотя прошло немало дней, как доктор подтвердил его пришедшее в норму самочувствие, он продолжал целыми днями лежать в постели, покидая её лишь для того, чтобы провести туалетные процедуры. Вообще, Александр Васильевич вёл себя довольно странно и был похож на большого капризного ребёнка, которого чем-то обидели. Он много спал, или делал вид, что спит, лишь бы его не тревожили.
За все эти дни, Катя ни разу не покинула пределов отеля, постоянно находясь подле жениха. Она самолично поправляла ему постель, приносила еду, следила за приёмом лекарств и даже читала вслух прессу, а он отказывался идти на контакт, предпочитая демонстративно молчать. Лишь однажды Александр Васильевич не сдержался, позволив себе вслух похвалить повара за великолепный куриный бульон. Ему и в голову не могло прийти, что этот бульон, по русскому деревенскому рецепту, без лимонного сока и уксуса, как принято у французов, готовился поваром под руководством его Катеньки.
После очередного отказа Дементьева назвать Кате причину своего странного поведения, она выбежала из спальни громко хлопнув дверью.
Опёршись руками о стол, она опустила голову, и закрыв глаза, тихо сказала сквозь зубы.
– Да сколько ж это будет продолжаться? Он невыносим! Он просто издевается надо мной?
Затем Катя села на диван, и наблюдая за змеевидными струйками дождя, стекающими по большому стеклу балконной двери, постепенно успокоилась, благодаря чему и мысли к ней пришли совсем иные.
– А ведь не дай Бог он помрёт. И что тогда мне делать? Всех поклонничков-любовничков я разогнала, этого они мне долго не простят. А коли госпожой Дементьевой стану, то как прежде смогу вертеть кем угодно, и как угодно.
Здесь делать боле нечего, непогода, дожди, его хандра, и пугающие любовные домогательства Павла. Глупец, на что надеется? Надо возвращаться домой в Петербург. А сюда в Европу я обязательно вернусь, но уже без старичка Дементьева.
В следующий момент в дверях появилась служанка с двумя конвертами на маленьком серебряном подносе. Один из них, с инициалами П.Д, даже не распечатав, Катя бросила в стоящую на столе вазу, предназначенную для фруктов, а другой открыла, достав приглашение посетить находящийся в Ницце, Парижский салон-магазин свадебных платьев. Было не понятно, как им стало известно, что именно такое платье ей вскоре понадобиться? Однако, постукивая ребром открытки по ладони, Катя задумалась о другом.
– Уж коли я здесь, то почему бы не купить подвенечное платье прямо сейчас, а заодно и платье для свадебного приёма? Кто знает, как всё обернётся, когда мы вернёмся домой? К тому же, в Петербурге считается очень модным, выписывать подобные платья именно из Парижа. Нора конечно же обидеться, но я найду чем её задобрить. Ежели пожелает, то после свадьбы подарю ей эти платья, и она сможет выставить их в витрине своего ателье.
Взглянув на открытку, хитро улыбнувшись, Катя щёлкнула пальцами, и приказав служанке следовать за ней, направилась в гардеробную комнату.
-–
Салон, в который Катя поспешила наведаться, превзошёл все её ожидания.
При виде огромного разнообразия изысканейших платьев, предназначенных для свадебного тожества, каждое из которых существовало в единственном экземпляре, её глаза радостно загорелись. Заметив это, дабы не упустить богатую русскую клиентку, владелица салона мадам Эмма, самолично занялась подбором для неё платья. Примеряя одно за другим, Катя поняла, что сделать выбор будет чрезвычайно трудно. Предвидя это обстоятельство, ей было предложено просмотреть дамские журналы с фотографиями самых именитых невест Европы, большинство из которых, по словам владелицы салона и её помощниц, уступали Кате по красоте и стати.