На многократные предложения Александра Васильевича прогуляться с ним по парку, Катя всегда отвечала отказом, придумывая тому несуразные причины. Их отношения так и не наладились. Общались они сухо, спали в разных спальнях, и виделись лишь за столом во время приёма пищи. Дементьев очень страдал, от такого рода отношений. Любые проявления его чувств, заботы, любви и внимания отвергались. А со временем, он вообще предпочёл лишний раз не попадаться на глаза жене, так как неминуемо вызывал у неё раздражение. Однако, от прислуги и доктора он знал о ней всё, ему докладывали о каждом её шаге. И вот что было странным. Катю не заботило ровным счётом ничего, что касалось скорого прихода в жизнь её ребёнка, и о чём как мать, она должна позаботиться. О том, где будет размещаться детская? О приобретение колыбельки, одежды, игрушек и всего прочего. Всегда недовольная и надменная, она выглядела совершенно равнодушной к тому, что вскоре должно произойти.
Лишь иногда гладя себя по животу, она пыталась поговорить с тем, кто был внутри неё. Услышав её голос, этот кто-то начинал неистово ворочаться и бить по стенке живота своими маленькими пяточками, что вызывало у Кати сильную боль.
– Ах ты маленькое чудовище! Ну погоди же! – злилась она, жалея себя до слёз, и уходила туда, где её не могли сейчас увидеть.
Что же касалось графа, то помимо семейных проблем, ему не давал покоя финансовый вопрос, и несмотря на то, что подошло время, когда в любой момент у Кати могли начаться роды, он не переставал ездить в Петербург, находясь там иногда по нескольку дней. Желание восстановить свой капитал до прежнего уровня, вот что руководило им, и в первую очередь потому, как жена заявила, что ближе к осени намерена вернуться жить в столицу. По этой причине, Александр Васильевич был вынужден потребовать деньги по распискам от всех своих должников, что в конечном счёте ему удалось. Часть из полученных денег он отослал детям в Ниццу, остальные были вложены сразу в несколько, как ему казалось, перспективных проектов. Однако, по прошествии короткого времени, стало известно о крахе всех его финансовых вложений. Результат оказался плачевным, ибо принятые им меры по восстановлению капитала, обернулись потерей большей половины оставшихся денег, он был практически разорён. В распоряжении четы Дементьевых, оставался дом в Петербурге, имение, их содержимое, и сумма денег, которой было недостаточно для обеспечения высокого уровня жизни, а также содержания недвижимости и многочисленного штата прислуги. Но причиной подавленного состояния графа при возвращении из Петербурга, в большей степени был факт невозможности скрытия от жены их реального финансового положения.
Дементьев появился в имении ровно к обеду. За столом, Катя сочла его поведение довольно странным. Бледный, со слегка трясущимися руками, он ни разу не поднял на неё глаз и ни о чём не спросил. Решив поинтересоваться по какой такой причине в очередной раз, супруг отсутствовал несколько дней, она услышала в ответ что-то абсолютно невнятное. Замучив графа расспросами, Кате удалось-таки узнать правду. Его признание ошеломило её. Моментально представив, какая жизнь теперь ей уготовлена, позабыв о приличиях она закричала на всю столовую.
– Вы что наделали! Это не слыханно! Послать деньги детям, отвергнувшим вас! Сыну, который добивался вашей невесты! И вы сочли нужным, побеспокоиться о них вот прямо сейчас? А я? А наш ребёнок? На какие деньги будем жить мы, скажите на милость?
Александр Васильевич пытался успокоить Катю, уверяя, что всё ещё возможно поправить и деньги у них будут, но не слушая его она продолжала кричать.
– На что скажите мне ваш графский титул, ежели у вас пустой кошелёк? Я выходила замуж за миллионщика. А кто вы теперь?
После этих слов, демонстративно бросив на стол салфетку, Катя хотела встать чтобы покинуть столовую, но в туже секунду её пронзила резкая боль, и схватившись за живот она громко вскрикнула. Это была первая предродовая схватка, вызванная эмоциональным потрясением.
Перепуганную Катю уложили в постель. Схватки не повторились, но всё говорило о том, что родовой процесс может начаться в любой момент, а потому было немедленно послано за доктором.
Вопреки прогнозам доктора Жукова, который предсказывал Кате трудные продолжительные роды, обосновывая своё мнение её субтильностью и узким тазом, роды оказались стремительными и прошли без каких-либо осложнений. Желание Кати избавиться от ребёнка как можно быстрее было настолько велико, что она выдавила его из своего чрева всего за каких-то четыре часа. Пожилая акушерка, помогающая доктору, приняв на руки ребёнка не удержалась, и глядя на роженицу произнесла.
– Ну надо же, родила словно выплюнула, даже не помучилась.
А выбившаяся из сил Катя, после слов доктора, – Ну вот и всё. Поздравляю, у вас прелестная девочка! – впала в глубокий сон.
Дементьев безумно волновался за Катю. Всё это время он находился подле двери её спальни. Когда же наконец послышался долгожданный плач ребёнка, на его глазах заблестели слёзы, и несколько раз перекрестившись он произнёс вслух.
– Слава Богу, слава Богу, теперь всё станет по-другому.
Катя спала более десяти часов. Многочисленные попытки разбудить её ни к чему не привели, и для девочки была найдена кормилица.
К сожалению, время было упущено, ибо малышка не обрела самого главного, сближения с матерью. Она не была приложена к её груди и не благословлена на приход в этот мир. Не одарена материнской любовью и сердечной теплотой, так необходимой каждому ребёнку в первые минуты его появления на свет.
Что же касалось графа, то до этого дня, более счастливым и сентиментальным, его никто не помнил. Он производил впечатление мужчины впервые ставшим отцом. Подолгу не отходя от дочурки, Дементьев любовался ею, и неустанно целуя пальчики рук, говорил самые нежные слова.
Пару дней спустя, когда Катя окончательно пришла в себя, при обсуждении имени дочери, она ответила согласием на предложение графа назвать её Машей.
Глава XXXXIII
Со дня рождения Машеньки Дементьевой прошло два года. Однако, чуда, ожидаемого графом, не случилось, ибо отношения с женой не претерпели каких-либо изменений в лучшую сторону. Вернее даже будет сказать, что за это время, их совместная жизнь превратилась в сущий ад.
Дом в Петербурге был продан, жить в столице они себе покамест позволить не могли, из-за чего Катя изводила мужа упрёками и скандалами. Александру Васильевичу было мучительно больно вспоминать, как когда-то он верил в то, что его любви им хватит на двоих. Кате было наплевать на его любовь и чувства. Её холодная надменность убивала Дементьева, отнимая у него здоровье и силы, и всё же более всего он страдал не от этого, а от её необъяснимого, никому не понятного равнодушия к дочери, к этому маленькому, прелестнейшему существу, от которого все были без ума.
С самого начала вышло так, что из-за отсутствия молока, у Кати не было надобности денно и нощно находиться рядом с ребёнком, и потому, все свои материнские заботы она полностью возложила, на кормилицу и няню, а когда девочка подросла и надобность в кормилице отпала, в помощь пожилой няне была взята ещё одна, но помоложе и пошустрее. А дабы по ночам не слышать плача ребёнка, Катя переехала в спальню на второй этаж. Занимаясь собой, она могла не видеть дочь по нескольку дней. Складывалось впечатление, что ей вообще не присуще чувство, замешанное на ответственности и огромной любви к ребёнку, называемое материнским инстинктом. То самое чувство, которое помогает женщине почувствовать и предупредить малейшую опасность, грозящую её чаду.
Так, прогуливаясь с Машей по парку, о чём-то задумавшись, она могла позабыть о ней и оставив в беседке пойти дальше, а затем вернуться домой, но уже без дочери. Или закрыть её в игровой комнате, где, находясь без должной опеки взрослых, совсем ещё маленькая девочка, могла серьёзно пострадать от окружающих её деревянных лошадок, стульчиков и кубиков.
Такая беспечность по отношению к дочери, называемая Александром Васильевичем не иначе как приступной, не раз и не два, становилась предметом их скандалов. Как тут ему было не пристыдить Катю, и не поставить в пример первую супругу, уделяющую каждому из троих детей максимальное внимание.
После таких нравоучений, взбешённая Катя как правило запиралась в спальне, а на утро следующего дня требовала заложить коляску, и уезжала на целый день в Петербург, где развлекала себя разного рода покупками и обязательным посещением одного из самых дорогих ресторанов. И хотя, посещение дамой такого заведения как ресторан, без сопровождения мужчины, считалось верхом неприличия, Катя прибывала там без малейшего стеснения. Никому и в голову не могло прийти, что эта дама приходит сюда, с одним лишь намерением, встретить кого-либо из своих бывших любовников. Для чего? А для того, чтобы попытаться возобновить с ними интимные отношения, по причине отсутствия которых, головные боли, бессонница, а также вспышки раздражительности и агрессии стали для неё, почти что нормой. Её молодое тело жаждало страстных объятий и поцелуев, и потому, отдаться любому из них она была готова, только предложи. Но стоило Кате встретить всего нескольких из огромного числа её бывших любовников, как стало понятно, что кроме подробностей её совместной жизни с графом, о коей по Петербургу ходили довольно противоречивые слухи, их ничего не интересует.
Заметив за столиком в одиночестве сидящую Катю, они мгновенно оказывались подле неё, и расцеловав словно сестру, сначала забрасывали комплиментами, а затем набором многочисленных вопросов.
– Ах прелестница! Ах обворожительница! Как поживаете, дорогая графиня! Что Александр Васильевич, здоров ли? А как ваша малышка, поди уж бегает? Куда же вы пропали, скажите на милость? И в свете не бываете, и театра не посещаете.
В тоне каждого сказанного ими слова, Катя слышала лёгкий сарказм, мол ну что, сходила замуж? Стала графиней и скажешь лучше тебе живётся чем прежде?