Роковая недотрога — страница 19 из 21

Но оно преследовало днем и ночью, во сне и наяву, в одиночестве и в компании, когда она пела и когда молчала.

Боль. Как тяжело терпеть.

И невозможно прекратить.

– Ты уверена, что хочешь начать с этой арии? – осторожно спросил Макс. – Может, стоит лучше подойти к ней издалека?

– Нет, – ответила Сара односложно, без выражения. Ей хотелось спеть эту арию. Нужно спеть. Раньше она была не в силах ее одолеть, а теперь хотела исполнять только ее.

Она встала на свое место и приготовилась – поза, горло, мышцы, дыхание. Антон начал играть. Она стояла неподвижно до того момента, как вступила. В голове проносились мысли, полные боли.

«Почему я раньше не понимала эту арию? Почему не верила в нее и в чувства моей героини, в то, что ей приходится выносить?»

Наконец нужная фраза. Макс поднял руку, чтобы сигнализировать ей, когда вступать. Музыка взмыла безжалостной волной. Сара смотрела в пустоту, не видя ни Макса, ни зала, ни всего остального мира. Лишь свою боль.

Из ее боли вытекала боль Невесты солдата. Голос вознесся под сводами, отдаваясь мукой разбитых надежд, уничтоженного счастья, украденного будущего. Бессмысленность, утрата, храбрость, жертвы, ужасы войны, все сосредоточилось в ее голосе.

Наконец ария закончилась, воцарилась полная тишина. Антон поднялся из-за рояля и подошел к ней. Взял ее руки и, поцеловав каждую, проникновенно сказал:

– Ты спела то, что я написал.

Сара закрыла глаза. В голове сами собой рождались слова. Резкие. Грубые.

«У меня больше ничего нет. Но мне ничего и не нужно. Ничего!»

Но откуда-то из глубин сознания доносилось насмешливое слово.

«Ложь!»


Бастиан отыскал свое место на галерке. Никогда прежде он не сидел так далеко от сцены и на таких дешевых местах. Но он боялся, как бы его не увидел Филип, разместившийся в партере.

Бастиан сказал ему, что, к сожалению, не сможет приехать на премьеру «Невесты солдата».

Но это была неправда. Просто ему не хотелось – и он не мог допустить, – чтобы кузен рассказал Саре, что он приедет.

Он не мог не приехать, как не мог бы оставаться в горящем доме.

При виде сцены в нем поднялся хаос эмоций. Она где-то там, за тяжелым занавесом. Ему хотелось что-нибудь сделать. Она заблокировала все подходы к себе, к ней никак не подступиться.

Даже Макс, когда Бастиан попросил его вмешаться, ответил:

– Саре сейчас нужно работать. Не создавайте дополнительные трудности.

И он оставался в стороне. До сегодняшнего дня.

«Сегодня. Сегодня мы должны поговорить. Должны».

Наконец свет начал гаснуть, аудитория расселась, разговоры стихли. У Бастиана помутилось в глазах. Перед ним возникали сладкие и мучительные воспоминания.

Сабина. Ее взгляд пылает страстью, она смотрит на него снизу вверх, когда они занимаются любовью.

Сабина. Улыбается, смеется, держит его за руку.

Сабина. Просто рядом, час за часом, день за днем, за обедом, в бассейне, на пляже, под звездами.

Сабина. Такая красивая, такая необыкновенная.

«А я оттолкнул ее».

Он позволил страху и подозрениям отравить то, что было между ними. Все разрушить.

«Я не понимал, что имел, пока не потерял».

Можно ли это вернуть? Можно ли вернуть ее?

Надо, по крайней мере, попытаться.


– Сара, пора. – Макс положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. – Ты можешь это сделать. Впрочем, ты и сама знаешь.

Она не ответила и, молча, ждала, пока он говорил с другими актерами, пытаясь их успокоить и приободрить. Во фраке он выглядел безупречно, но был заметно напряжен. Сара услышала аплодисменты, какофония инструментов настраивающихся музыкантов сходит на нет. Значит, Макс, который сегодня выступит в роли дирижера, занял свое место перед оркестром.

Она едва могла дышать. Ей хотелось умереть. Что угодно, только бы не делать того, что предстоит. То, к чему она готовилась всю жизнь, над чем работала каждую секунду, не позволяя ничему отвлечь ее.

В особенности тому, кто причинил ей такую боль. Этому отвратительному человеку, посмевшему подумать о ней так, осудить и обвинить, в то время как…

«Он занимался со мной любовью, думая, что я просто охочусь за его богатством. С самого начала, с первой встречи все было ложью, все! Каждая секунда рядом с ним – ложь! И он знал все это время!»

Нет, нельзя пускать злые мучительные мысли в голову. Она держала их на расстоянии, там же, где невыносимые сообщения и письма, которые удаляла, не читая, мысленно приказывая ему убираться к черту и оставаться там. Никогда, никогда больше не пытаться найти ее.

Единственное, что осталось в жизни, – ее голос. И работа. Она вкалывала как проклятая и забыла обо всем на свете. И вот момент настал. А ей хотелось умереть.

«Господи, пожалуйста, пусть все будет хорошо. Помоги мне выступить как надо. Ради меня, ради всех нас. Прошу тебя».

На сцену потянулся их маленький хор, и мгновение спустя Макс подал знак начинать краткую увертюру. Сара чувствовала нервную слабость. Но когда все встали по местам, знакомая музыка проникла в нее, лаская израненную душу. Занавес поднялся, и она увидела зал. Хор завел низкую, зловещую песню – дань памяти миру, погибающему в тени грозового облака войны.

Ее ноги задрожали и словно превратились в желе. Голос пропал. Совсем пропал. Растворился в эфире. Не осталось ничего, кроме тишины.

Из-за яркого света софитов зрительный зал был почти неразличим. Макс поднял палочку, готовясь дать ей знак вступать. Она, не отрывая от него взгляда, глубоко вдохнула.

И голос вернулся.

Высокий, чистый, искренний. И в тот момент в мире не существовало ничего, кроме ее голоса.


Бастиан, невидимый на галерке, замер, слушая Сару.

С каждой нотой нож в сердце проворачивался еще и еще раз.

На протяжении всего представления, вплоть до мрачного финала, он сидел неподвижно, пристально глядя на стройную фигурку на сцене. Только раз он пошевелился, только раз изменилось выражение его лица. Когда она пела душераздирающую арию о своей тоске по умершему молодому мужу, изливая агонию в каждой фразе. Его глаза потемнели. Горечь музыки и ее высокого плачущего голоса трогали до глубины души.

Наконец наступила финальная сцена. Она пела, обращаясь к своему еще не рожденному сыну, которому тоже суждено стать солдатом, но уже на другой войне. А она, Невеста солдата, в свою очередь, превратится в Мать солдата, будет хоронить сына и утешать его вдову – новую Невесту, носящую в себе следующего солдата.

Сара затихла, свет прожекторов тоже угасал, пока не остался только один, направленный на нее. Потом погас и он, лишь невидимый хор еще какое-то время продолжал извечную трагедию, оплакивая жизни, которые будут потеряны в грядущих конфликтах. Наконец воцарились полная темнота и тишина.

На секунду повисла тяжелая пауза. И зал разразился аплодисментами. Они все не прекращались и не прекращались. Зажегся свет, вся труппа, включая Сару и других соло-исполнителей, вышла вперед. Аплодисменты усилились, многие встали, когда на сцену вышли Макс и Антон. Они взяли Сару за руки и все вместе сделали шаг вперед, кланяясь зрителям, хлопающим все сильнее.

У Бастиана уже болели ладони, но аплодисменты продолжались. Он видел только Сару. Макс выпустил ее руку, и она протянула ее своему партнеру-тенору. К ним присоединились другие соло-певцы, стремившиеся получить свою долю оваций. На авансцену вышел хор, потом вся труппа аплодировала музыкантам.

Бастиан видел выражение ее лица, одухотворенное, преобразившееся.

Он больше не мог сидеть смирно. Вскочил и помчался по лестнице на первый этаж, на свежий ночной воздух. Сердце колотилось. Он решительно подошел к двери за кулисы, приблизился к будке консьержа.

– Это для Макса Дефарджа. Проследите, чтобы он получил его сегодня. – И он передал консьержу конверт.

Нет, так нельзя. Что, черт возьми, он себе вообразил? Что может просто вломиться в гримерку, как в тот раз, когда впервые увидел ее в клубе?

«Увидел Сабину – не Сару».

Женщина, стоявшая сегодня на сцене, не Сабина. Снова в сердце провернулся нож. Подумать только, он теперь не желает никого, кроме женщины, которую сам же и оттолкнул.

Завибрировал телефон. Он рассеянно достал его и увидел сообщение от Филипа: «Баст, ты пропустил умопомрачительное действо! Сара была восхитительна, зал просто с ума сходит! Как жаль, что ты не тут! Я останусь на вечеринку, когда все разойдутся. Не могу дождаться, так хочется ее обнять!»

Бастиан ничего не ответил и убрал телефон в карман. В груди словно висел кусок свинца.

Глава 12

Сара парила над землей. Отчасти в этом, конечно, виновато шампанское, на которое разорился Макс, но основная причина – эйфория и душевный подъем от того, что она наконец пережила самое главное выступление своей жизни.

Эйфорию испытывал каждый из них. Они обнимались, целовались, смеялись и плакали от счастья, не обращая внимания на усталость, навалившуюся после упорной работы. Все мысли занимал триумф.

Сара едва могла поверить, что это случилось, наконец стало реальностью.

– Мне кажется, я сплю! – воскликнула она, обнимая родителей.

По лицу матери текли слезы, которые она не пыталась скрывать, отец светился от гордости.

– Кем бы ни был, дорогая, тот, про кого ты пела, он тебя не достоин, – сказала мама.

Сара отвернулась, избегая встречаться с ней взглядом. Мама печально улыбнулась.

– Я все поняла по твоему голосу. Ты пела не о погибшем солдате. Для тебя эти чувства реальность, милая.

Сара была рада, что в эту минуту Макс – в тысячный раз – подошел обнять ее и увлек в сторону от родителей. Они нашли тихий уголок в фойе, где проходила вечеринка.

– Мне только что передали вот это.

Его голос не выражал совершенно ничего. Он достал сложенный лист бумаги и, развернув, передал Саре. Она озадаченно нахмурилась, потом ее лицо изменилось.

– Я рада за тебя. – Она решительно протянула листок обратно.