— Увы, отец мой, если бы ты был жив сейчас и мог бы увидеть жалкое положение твоего сына там, где ты наслаждался завидным богатством, как велика была бы твоя печаль!
Занятый мыслями, терзавшими душу, я пошел к берегу Нила и оказался позади дворца султана. Внезапно я заметил в окне молодую девушку поразительной красоты. Я бросил на нее пристальный взгляд, она заметила меня и отошла. С приближением ночи я нашел жилье по соседству. Спал я мало: ее красота ослепила меня, и я отчаянно влюбился в ту девушку. Тысячу раз я желал себе никогда не видеть ее и чтобы она никогда не видела меня. На следующий день я снова появился под ее окном, но она так и не показалась. Это очень встревожило меня, но не остановило. Через день я опять вернулся к окну, и мне повезло больше. Она появилась снова и, заметив меня, сказала:
— Дерзкий, разве ты не знаешь, что мужчинам запрещено стоять под окнами этого дворца? Скорее беги отсюда, потому что если гвардейцы султана увидят тебя, то убьют.
Невзирая на страх, я пал на землю, простерся ниц и, поднимаясь, сказал:
— Госпожа, я чужестранец, я не знаю обычаев Каира, но даже если бы я был хорошо знаком с ними, ваша красота лишила бы меня возможности следовать им.
— О несчастный, — сказала она, — трепещи! Смотри, как бы я не послала за слугами, чтобы наказать тебя за дерзость.
И она исчезла.
Я полагал, что вот-вот меня схватят стражники, но пренебрег опасностью и медленно побрел к своему жилищу. Как я страдал этой ночью — трудно описать. Наконец я задремал, а когда очнулся, мое воображение вновь явило мне прекрасную, и я подумал, что, быть может, она посмотрит на меня и более благосклонно.
На следующий день снова пошел я к берегу Нила и встал на том же месте, что и прежде. Девушка скоро появилась, но взглянула на меня так сурово, что меня бросило в дрожь.
— Безумец! — вскричала она. — Как ты осмелился вернуться! Прочь отсюда! Из сострадания говорю тебе еще раз, что, если ты сию же минуту не исчезнешь, тебе не избежать расправы. Берегись, дерзкий юноша! Карающий меч поразит тебя насмерть!
Вместо того чтобы уйти, я смотрел на нее, не отрывая взгляда, и в ответ произнес с безграничной нежностью:
— О прекраснейшая из женщин! Неужели ты воображаешь, что бедняга вроде меня боится умереть? Если ты пренебрегаешь мной, то смерть для меня желаннее жизни!
— Если твои чувства так сильны, — произнесла она, — тогда ступай, погуляй по городу до сумерек, а потом возвращайся.
Сказав так, она исчезла. Упоенный надеждой на счастье, я забыл обо всех невзгодах. Я пошел домой и весь оставшийся день потратил на то, чтобы нарядиться получше и надушиться. Когда настала ночь, я, движимый любовью, в кромешной тьме нашел дорогу ко дворцу. Из одного окна свисала веревка, по которой я и проник в покои моей чаровницы.
Я прошел через две комнаты и вошел в третью, чудесно украшенную, посредине которой возвышался трон, весь из серебра. Но не диковинки и не дорогое убранство произвели на меня впечатление. Только эта госпожа занимала все мои помыслы.
Она пригласила меня сесть на трон и, заняв место рядом со мной, спросила, кто я. Чистосердечно я рассказал ей мою историю, которую она выслушала очень внимательно. Я заметил, что она тронута моим несчастным положением, и любовь моя так возросла, что и выразить невозможно.
— Госпожа, — сказал я ей, — как бы несчастен я ни был, мне более не на что жаловаться, раз вы снизошли к моим невзгодам.
Она призналась, что если я был сражен при виде ее, то и ей также было приятно смотреть на меня, и прибавила:
— Так как вы, господин, поведали мне свою историю, вы не останетесь в неведении относительно моей.
ИСТОРИЯ ДАРДАНЫ
Я родилась в Дамаске, мое имя Дардана. Мой отец был одним из везиров царевича Бихруза, который нынче там правит. От него зависели благо народа и честь государя, и эти заботы руководили всеми его действиями. Те, у кого на уме было иное, стали его врагами и строили всяческие козни, чтобы настроить повелителя против него. Таким-то образом после многолетней верной службы отец оказался в опале, ему было отказано в службе государю. Он удалился от дел и поселился на краю города, у самых ворот, посвящая все свое время моему воспитанию. Увы! Прожил он недолго, и я была еще несмышленым ребенком, когда он умер. А вскоре моя мать обратила в деньги все отцовское состояние. Как это ни противоестественно, она даже меня продала купцу, занимавшемуся торговлей невольниками, а сама отправилась в Индию с молодым человеком, в которого безумно влюбилась.
Вместе с несколькими другими невольницами купец привез меня в Каир, и, когда он показал нас султану Египта, тот особенно обрадовался, увидев меня. Султан сошел со своего трона, приблизился ко мне и рассыпался в похвалах моей красоте, а потом, обращаясь к купцу, сказал:
— Мой друг, за все долгое время, что ты поставляешь мне невольниц, ты еще ни разу не привозил мне столь красивой. Назначь цену сам — за столь прелестное существо невозможно переплатить!
Короче, обрадованный султан заплатил за меня купцу крупную сумму, а его самого с другими невольницами отослал обратно. Потом он позвал своего главного евнуха.
— Кейдкабир, — сказал он, — отведи эту солнцеликую в отдельные покои.
Едва я вошла туда, как несколько невольниц, старых и молодых, поспешили ко мне. Одни — с богатыми нарядами, другие — с освежающими напитками и закусками всех видов, остальные — с лютнями, чтобы развлечь меня музыкой.
Недолго я пробыла там в одиночестве: вскоре пришел султан с изъявлениями своей любви. Я отвечала ему резко и безо всякого жеманства, но, вместо того чтобы вызвать его неудовольствие, мои ответы лишь усилили его страсть, и я стала его любимицей. Это вызвало ревность всех других невольниц, которые считали себя не менее красивыми. Невозможно себе представить, к каким только ухищрениям ни прибегали они за эти три года, чтобы извести меня. Но их уловки до сих пор были напрасны, так как я веду себя осторожно. Не могу сказать, что я довольна своим положением: я ведь не люблю султана и не ищу высокого положения. Досада, которую я вызываю в соперницах своей осторожностью, доставляет мне куда большее удовольствие, чем любовь султана, хотя, надо признать, он обходительный государь. То ли мы не властны над своими влечениями, то ли судьбе было угодно привлечь мое сердце к вам, но, поверьте мне, вы — первый человек, на которого я смотрю с удовольствием.
После этого искреннего признания я сказал, что бесконечно люблю ее, и очень просил ее не отдалять более моего счастья. Страсть моя, выраженная в самых трогательных словах, растопила ее сердце и наполнила его нежностью. Но — ах! — в ту самую минуту, когда она согласилась уступить моим желаниям, мы с удивлением услышали громкий стук в дверь комнаты.
— Боже, — прошептала девушка, — меня предали! Это сам султан!
Если бы веревка была закреплена в окне той комнаты, где мы находились, я мог бы ускользнуть, но все, что я мог сделать, чтобы спастись, — это спрятаться под троном, покуда Дардана открывала дверь.
Султан вошел гневный, в сопровождении нескольких чернокожих евнухов с факелами в руках.
— Порочная женщина, — сказал он, — какого мужчину ты прячешь тут? Его видели, когда он взбирался по веревке к твоему окну, и веревка до сих пор висит здесь.
Девушка, сраженная, молчала; страх лишил ее возможности придумать подходящую отговорку.
— Ищите тут хорошенько, — приказал султан, — негодяй не ускользнет от моего возмездия.
Вскоре рабы нашли меня и, вытащив, бросили перед повелителем.
— Дерзкий проходимец! — сказал он. — Разве в Каире недостаточно женщин, чтобы удовлетворить твою похоть?
Страх помутил мой разум. Я не понимал, где нахожусь. И поверьте, господин, если бы вы были в Багдаде и великий Харун ар-Рашид схватил бы вас в своем гареме, вы бы тоже в этот момент потеряли рассудок! Султан выхватил саблю, чтобы расправиться со мной, а я продолжал стоять перед ним на коленях, думая, что смерть неизбежна. Но в ту самую минуту, когда он собрался снести мне голову, вошла почтенная старая мулатка.
— Что тут случилось, господин? — спросила она. — Не стоит убивать этих негодяев таким способом. Не пачкайте своих рук кровью этих проходимцев. Они недостойны такой чести! Поскольку один из них от наглости забыл свой долг перед вами, а другая вас обманула, прикажите сбросить их обоих в Нил.
Султан последовал совету мулатки, и евнухи выбросили нас вниз головой в реку из окна башни. Я был оглушен падением, но быстро пришел в себя и с большими трудностями добрался до берега. Спасшись, я подумал о судьбе девушки, которую ужас заставил меня на время забыть. Я тут же бросился в воду и, плывя по течению, изо всех сил пытался найти, если возможно, останки несчастной. Когда же силы мои иссякли, я вернулся на берег. Убедившись, что любимая утонула, я горько зарыдал.
— Увы, — говорил я, — если бы не я, прекрасная Дардана была бы жива!
После этого несчастья Каир стал мне ненавистен, и я отправился в Багдад.
Через несколько дней поздним вечером я подошел к большому городу под горой. Переночевал я на берегу ручья, спал хорошо, и отдых успокоил мой ум и восстановил силы. На восходе солнца я проснулся от чьих-то стонов. Мне показалось, что стонала женщина. Я пошел на эти звуки и увидел какого-то человека с лопатой и киркой, копающего яму. Спрятавшись за кустом, я стал наблюдать за ним. Когда он вырыл достаточно глубокую яму, я увидел, что он положил туда что-то, засыпал землей и ушел. Солнце уже поднялось. Я подошел к тому месту, разгреб землю и обнаружил большой мешок из льняной ткани, весь в крови, а в нем — молодую женщину при последнем издыхании. По ее платью, хотя и сильно перепачканному кровью, я сразу определил, что она не низкого сословия.
Я ужаснулся:
— Что за жестокий злодей так бесчеловечно обошелся с ней?
Я думал, что девушка при смерти, без сознания, но она, услышав мой возглас, прошептала мне: