противостоять этим чарам. Возможно, именно так удастся счастливо избежать их рокового действия.
— Но как это сделать, дорогая?! Как им противостоять?! — в иступленном отчаянии возгласила Шарлотта. — Я готова на все, слышишь — на все, чтобы спасти тебя.
— Меня уже не спасешь, — печально улыбнулась Энн. — Я обречена: на мне лежит страшная тень проклятия Лонгсборна… и уже давно. Так что речь не обо мне. Сейчас осталась лишь ты — единственная из всех нас, кто может спастись.
— Ради Бога, Энни, о чем ты говоришь? Твои слова пугают меня!
— В дни своей болезни я стала долго, мучительно размышлять над тем, как действует это проклятие. И, кажется, теперь я нашла заветный ключ к разгадке. Все дело в основной причине, породившей злополучные чары. Эта причина — Любовь. То самое горячее чувство, которое сэр Ричард Лонгсборн испытывал к нашей почтенной тетушке… Так вот, — продолжала Энн во власти внезапно нахлынувшего страстного порыва, — именно Любовь — подлинная Любовь — большая, чистая, беззаветная — и стала в проклятии Лонгсборна краеугольным камнем. Каждого представителя нашего рода, когда-либо в жизни испытавшего это чувство, в конце концов настигали роковые чары проклятия! Наши бедные покойные мать и тетушка искренне любили отца. Мария и Элизабет были всецело и беззаветно преданы Богу. Патрик Брэнуэлл сходил с ума по хозяйке Торп-Грина, миссис Робинсон. Злые чары коснулись их всех. Теперь пришел и мой черед — и это непременно должно было произойти — ведь я всеми силами души полюбила моего дорогого Уильяма и буду любить его до последнего вздоха!
— Все это просто невероятно! — произнесла потрясенная Шарлотта.
— На самом деле грозные силы проклятия должны были поразить меня много раньше — ведь я испытала счастье Любви уже давно. Но всемогущему Господу нашему было угодно отсрочить свершение рокового приговора, чтобы дать мне возможность закончить мой многодневный труд над «Незнакомкой из Уайлдфелл-Холла». И эта вынужденная отсрочка далась мне самой дорогой ценой, какую только могло назначить Провидение, ибо в счет продления моей жизни грозные силы проклятия отняли жизнь у Уильяма. Теперь же я исполнила свой долг: «Незнакомка» увидела свет, и ничто уже не помешает свершиться тому, что предначертано Судьбою.
— Я думаю, ты представляешь все иначе, чем есть на самом деле, дорогая, — нежно взяв сестру за руки, сказала Шарлотта, успевшая уже прийти в себя и трезво оценить ситуацию. — Полагаю, ты преувеличиваешь роковую силу Любви в злополучной судьбе нашего рода. Взять хотя бы Эмили. Насколько я знаю, ей не довелось испытать в своей жизни настоящей Любви, но неумолимые чары проклятия ее все же настигли.
— Ты ошибаешься, сестрица, — спокойно пояснила Энн, — Наша дражайшая Эмили умела любить с такой яростною силой, какая не свойственна никому из представителей нашего семейства, — Энн едва заметно улыбнулась чрезвычайной помпезности своих речей, — а быть может, — убежденно продолжала она, — и никому на всем белом свете. Просто ее любовь обрела своеобразную, неподвластную обычному пониманию форму выражения. Это Любовь мистическая, вселенская, сметающая на своем пути все преграды!
— Но кто же, по-твоему, был объектом этой Любви, милая Энни? — спросила Шарлотта в недоумении.
— Любовь Эмили была столь отчаянной и безграничной, что одного объекта для подобного всепоглощающего чувства было мало. Я могу назвать, по крайней мере, два ее направления. Одним из них стал наш бедный непутевый братец.
— ПАТРИК БРЭНУЭЛЛ?! — изумилась Шарлотта, — Ужели ты полагаешь, что наша милая Эмили была тайно влюблена в своего собственного брата?
— Успокойся, дорогая, — ободрила ее Энн, — Похоже, ты не совсем поняла то, в чем я пытаюсь тебя вразумить. Эмили, конечно же, не была влюблена в Патрика Брэнуэлла. Она его Любила. Больше, чем сестра может любить брата; больше, чем женщина способна любить мужчину. Она Любила его так, словно они были единым целым. Радовалась его радостью; страдала его страданием. Неудивительно, что разум и дух ее не в силах были выдержать долгой разлуки, и она так скоро последовала за ним в мир иной.
— Поразительно! — ошеломленно прошептала Шарлотта. — Но ты сказала, что у Эмили было, по меньшей мере, два объекта Любви. Если одним из них выступал Патрик Брэнуэлл, то кто же, по-твоему, оказался вторым?
Энн немного помолчала, собравшись с мыслями, а затем тихонько произнесла:
— По-видимому, горячее, любвеобильное сердце Эмили страстно пылало к героям ее романа — ХИТКЛИФУ И КЭТРИН. Она была как бы неотделима от них ни плотью, ни душой. Подобное фантастическое единение непостижимо для человеческого сознания и, следовательно, объяснить данное явление невозможно.
— Но как же тебе, моя милая Энни, удалось постичь таинственную сущность натуры Эмили? Понять те невообразимые страсти, что столь яростно бушевали в ее душе? — с неподдельным живым интересом спросила Шарлотта, жадно внимавшая каждому слову сестры.
— Я всегда подозревала, что в душе Эмили, вопреки ее видимому холодному безразличию ко всему, что могло пробуждать естественные чувства, на самом деле полыхали исполинские страсти. И вполне смогла убедиться в этом во время того памятного разговора, когда наша возлюбленная сестра с такой неподдельно-отчаянной тревогой говорила о женщине, послужившей прототипом главной героини «Грозового Перевала». До сих пор в сознании моем отчетливо звучат слова Эмили, характеризующие эту даму: «Она — мое земное воплощение, моя Душа, моя Вечность».
— Я тоже прекрасно помню эти слова! — с благоговейной нежностью произнесла Шарлотта, и в глазах ее засверкали слезы, — Ты думаешь, — продолжала она с глубочайшей серьезностью, — Эмили имела тогда в виду…
— Леди Хитернлин? — договорила за сестру Энн, — Полагаю, что да. Хотя она и сама того не ведала. Эмили просила молиться за эту даму. Помни об этом, милая Шарлотта.
— Я буду молиться за Кэти от всей души! — горячо воскликнула Шарлотта. — Ведь такова была последняя воля Эмили!
На некоторое время воцарилось глубокое молчание. Первой благословенную тишину нарушила Шарлотта.
— Так, стало быть, все совпадает, — произнесла она с благородным смирением. — Эмили, так же, как и все прочие члены семьи, пострадала из-за Любви.
— К величайшему сожалению, — смиренно ответила Энн и с внезапным воодушевлением проговорила: — Как бы то ни было, ты, дорогая Шарлотта, еще можешь противостоять злополучным чарам проклятия Лонгсборна.
— Но каким образом? — удивилась Шарлотта.
— Оберегай свое сердце! — назидательно произнесла Энн. — Следи, чтобы в нем не поселилась Любовь! Помни одно: Любовь погубит тебя, как погубила всех нас!
Энн поглядела на сестру и, мгновенно охваченная тревожным подозрением, уточнила:
— Надеюсь, тебе еще не довелось испытать этого чувства? Признайся, милая сестрица, любишь ли ты кого-нибудь по-настоящему?
— Я люблю тебя, моя дорогая! — мягко улыбнулась Шарлотта, — И Эмили, и Патрика Брэнуэлла, и отца и тетушку, и нашу добрую, давно почившую матушку, и безвременно ушедших в мир иной старших сестер!
— Я говорю серьезно, Шарлотта, — предупредила Энн, — Из всех нас лишь для Эмили подлинная Любовь не имела ничего общего с естественной природой человека. Я ведь тоже люблю тебя и всех своих близких. Люблю я и героев своих романов. Однако же моя любовь к Уильяму — и только она — оказалась для меня роковою!
Шарлотта глубоко задумалась. Довелось ли ей в жизни испытать всю полноту Любви? Любви, рвущей душу на части. Да, довелось. Никто из домочадцев гавортского пастората, кроме покойной Эмили Джейн, не имел ни малейшего представления о том, какие титанические страсти бушевали в душе Шарлотты.
— В чем дело, дорогая? — обеспокоенно спросила Энн, заметив явное замешательство сестры, — О, Господи! — возгласила она испуганно. — Только не говори мне, что и ты…
— Да, — едва слышно отозвалась Шарлотта. — И уже давно.
— Ради всего святого! Кто же он? — с жаром поинтересовалась Энн.
— Месье Эгер. Преподаватель французской словесности в брюссельском пансионе.
— Боже правый! — потрясенно возгласила Энн и, немного помолчав, спросила: — Но ты и в самом деле убеждена в том, что испытала к этому человеку истинную Любовь?
— Абсолютно! — ответила Шарлотта.
— Зачем?! — отчаянно воскликнула Энн, — Зачем этот злосчастный учитель встал на твоем пути?!
— Не говори так о месье Эгере, Энни! — горячо вступилась за Учителя Шарлотта.
— Но ведь чувство к нему, в конце концов, погубит тебя! Оно неизбежно приведет тебя к тому, что случилось со всем нашим родом!
— На все воля Божья! — неожиданно исполнившись подлинного смирения, произнесла Шарлотта, — До сих пор Он хранил меня от роковых сил. А значит, есть вероятность, что так будет и дальше, — старшая пасторская дочь мягко улыбнулась и степенно продолжала: — Ты ведь говорила, дорогая сестрица, что Господь оберегал тебя от злополучной напасти, давая тебе возможность закончить твою работу. Так вот, моя милая, рада тебе сообщить, что в настоящее время я тоже тружусь над новым романом. Более того, у меня есть и другие задумки, которые я надеюсь воплотить в жизнь.
— Ты пишешь роман? — с любопытством осведомилась Энн, которую эта неожиданная новость на время отвлекла от мрачных мыслей.
— Конечно, пишу! — в свой черед оживилась Шарлотта. — По правде говоря, я не представляю себе жизни без этого занятия.
— И какова его главная идея?
— О! — серьезно произнесла Шарлотта, — Кто же, как не ты, дорогая, знает, что во всех произведениях данного жанра множество идей, тесно переплетающихся друг с другом, и далеко не всегда можно точно определить, какая из них выступает на первый план. Произведение же, над которым я работаю в данный момент, можно считать криком моей души, направленным против всякого рода несправедливости, бунтов и угнетения. Кроме того, оно воспевает великую силу Любви.
При последних словах сестры Энн резко вздрогнула и тяжело вздохнула.