— Этим грешным душам гораздо сложнее получить вожделенную Свободу, нежели душам праведным. Для того чтобы изможденный страшными адскими муками дух грешника обрел надлежащую силу, способную помочь ему избавиться от своих неотступных преследователей — Демонов и Эриний, погасить неумолимо пожирающее его пламя и выбраться из заповедного логова Преисподней, необходимо…
Леди Кэтрин на мгновение смолкла и, судорожно глотнув воздух, продолжала:
— Необходимо, чтобы какой-либо простой смертный или же дух праведника, а в исключительных случаях — и дух грешника, ранее получивший Свободу тем же путем, отчаянно возжелал пробудить к жизни его призрак. Лишь при этом непреложном условии чудо свершится, и осужденный на вечное позорное изгнание грешный дух обретет силу, скинет свои тяжелые оковы и воплотится в Вечность.
— И обо всем этом поведал вам призрак Эмили? — спросила я во власти совершеннейшего недоумения; я ощущала, что нахожусь на грани обморока.
Миледи слабо кивнула в ответ.
— В сущности, эти сведения и составляют всю ту бесценную информацию, какую мне поведал дух моей дорогой сестры за время наших таинственных незабвенных встреч, — пояснила моя знатная собеседница, — Правда, есть еще кое-что, — добавила она после напряженного минутного раздумья, — То, что не дает мне покоя с момента моей последней встречи с призраком Эмили.
В ту ночь привидение явилось часом позже обычного, что, учитывая свойственную ему четкую пунктуальность, крайне меня насторожило. Дух моей сестрицы остановился прямо напротив меня и долго напряженно вглядывался в мое лицо, сохраняя устрашающее мрачное безмолвие. А затем призрак изрек всего одну-единственную за всю ту ночь фразу. Фразу, мгновенно поглотившую мое сознание и безраздельно владеющую им до сих пор. «Близится странная перемена, — сообщил мне дух Эмили Джейн, — Я вижу, что на тебе уже лежит ее тень»[110]. Какая «странная перемена»? Что подразумевал призрак моей возлюбленной сестры, исторгая из своих уст эти пророческие слова?
— Вероятно, — проговорила я, стараясь унять колотившую меня дрожь, — в вашей жизни скоро должно произойти нечто знаменательное, судьбоносное. По всей видимости, призрак вашей сестры хотел предупредить вас об этом, чтобы вы были готовы к грядущему свершению и ждали тайного знака свыше.
— Тайного знака свыше? — с сомнением переспросила миледи, — Но почему вы полагаете, что я должна ждать какого-то знака?
— Господь очень часто посылает человеку какой-нибудь условный сигнал, дающий ему понять, что в судьбе его вскоре настанет новая веха, — пояснила я, — Это может быть природный символ или что-то иное, что, возможно, направит вас к дальнейшим действиям. Разве вам, уважаемая леди Кэтрин, не доводилось сталкиваться в своей жизни ни с чем подобным? Я в это не верю. Ведь вы уже получили главное предупреждение — предупреждение, исходившее от призрака вашей достославной сестры. Уже сам факт, что вы видели этот призрак и причем видели неоднократно, выходит за пределы обыкновенного человеческого сознания и обнаруживает не что иное, как Высший Божественный промысел.
Леди Кэтрин глубоко задумалась.
— Вы говорите, природный символ? — повторила она, погрузившись в свои сокровенные воспоминания. — Ну, конечно же! — миледи медленно подняла голову в гипнотической власти внезапного озарения. — Буря! По крайней мере, два случая подобного рода предупреждения я могу назвать теперь же. Буря разразилась в ночь перед моей свадьбой и в ту страшную, проклятую Богом ночь, когда… когда бренная телесная оболочка навеки покинула того, кто составляет смысл моей жизни.
— Что ж, — отозвалась я, — в этом, почтенная леди Кэтрин, вы не одиноки. Для меня так же, как и для вас, буря является главным судьбоносным провозвестником.
— Но чего мне следует ждать теперь?! Каким образом я смогу отчетливо осознать, что надлежит делать дальше?! — во власти непостижимого глубокого отчаяния воскликнула миледи.
— Я задаю себе те же вопросы. И горячо молюсь о том, чтобы Господь послал мне знак и направил мои стопы по верному пути. Молитесь же и вы, дорогая леди Кэтрин, и положитесь на Бога! Я верю, что Господь не оставит нас и да будет на все Его святейшая воля!
Леди Кэтрин решила оставаться в гавортском пасторате до тех пор, пока не получит предупреждение свыше и не поймет, как ей следует поступить в дальнейшем. Она с большим трудом добилась соответствующего соизволения от нового хозяина — преподобного Артура Николлса. Этот строгий и в высшей степени принципиальный господин дал свое согласие на временное пребывание в его доме знатной гостьи скрепя сердце — лишь потому, что за нее ходатайствовала Марта, которая уже давно — благодаря своей горячей безропотной преданности своим прежним хозяевам — заслужила его доверие.
Миледи и ее дочь поселились в бывшей «Children’s study», я же по-прежнему оставалась в комнате достопочтенного Патрика Бронте, где я обосновалась год назад. Эта комната внушала мне особый благоговейный трепет — здесь оживали все самые светлые образы моего прошлого. Это место стало неотъемлемой частью моего нынешнего существования, священным храмом моих воспоминаний.
С тех пор, как мое физическое и духовное состояние пошли на поправку, я не могла уже позволить себе злоупотреблять милостивой добротой обитателей этого жилища и, прежде всего, его законного владельца. Поэтому все это время я жила тем, что преподавала английскую словесность детям из местных семейств среднего достатка. Я регулярно посещала частные дома, где исполняла эти нехитрые обязанности.
Почти все заработанные деньги я отдавала хозяину пастората без всякого принуждения — исключительно в качестве благодарности за любезно оказанное мне гостеприимство. Подобные действия могут быть расценены как нечто, вроде негласной арендной платы. Как бы то ни было, я полагаю, что это было справедливым и вполне отвечало законам гуманности и правилам приличия.
Что касается миледи, то у нее было довольно средств, чтобы одарить своего благодетеля по-королевски. Но неприязнь, возникшая между ними с первого же дня их знакомства (которое состоялось еще несколько лет назад), заставила его гордо отказаться от возможности принять ее щедроты.
Наши отношения с леди Кэтрин складывались достаточно ровно. Моя изначальная симпатия к ней крепла день ото дня. Похоже, что и она постепенно прониклась ко мне теплыми дружескими чувствами. Лучшим свидетельством доверия ко мне со стороны миледи явился ее неожиданный рассказ о непостижимом вероломном коварстве, жертвой которого стала ее прелестная дочь.
Сама леди Кэтрин ежегодно на несколько месяцев уезжала в Ирландию, где гостила у своих знакомых — господ О’Келли, либо снимала жилье. Эти регулярные временные отлучки из Англии помогали ей отвлечься от гнетущих мыслей и набраться сил, чтобы продолжать жить дальше. Дочь свою миледи, не задумываясь, оставляла на попечение своего светлейшего супруга — отца юной Кэти. Леди Кэтрин нисколько не сомневалась в том, что герцог Хитернлин сумеет должным образом позаботиться о своем возлюбленном чаде.
Его светлость, при всей его природной здравой рассудительности и поистине самоотверженной, можно сказать патологической любви к жене и к дочери, полностью оправдывал оказываемое ему высокое доверие. Но однажды, во время очередной отлучки миледи, герцог Хитернлин тяжело заболел. Прослышав, что дни герцога сочтены, своевольный алчный брат леди Кэтрин задумал присвоить себе Хитернлин-Холл и другие фамильные владения своего знатного зятя, а также, по возможности, завладеть его несметными денежными капиталами.
В этих целях коварный интриган разработал тщательно выверенный хитроумный план. Он устроил знакомство юной Кэти со своим собственным безнадежно больным сыном и силой заставил прелестную барышню выйти замуж за инвалида. Эта вероломная выходка герцогского шурина ускорила кончину сэра Хитернлина. Светлейший супруг леди Кэтрин и отец молодой леди ушел в мир иной, не успев сделать главного — лишить свою обожаемую дочь наследства, чтобы помешать расчетливым планам своего злосчастного родственника, который оказался весьма дальновидным.
Таким образом, роскошный Хитернлин-Холл и другие фамильные имения герцога Хитернлина, отказанные по завещанию покойного владельца его дочери, по закону отошли ее супругу. Когда же скончался и этот обреченный юноша, все земли и поместья, унаследованные юной Кэти, стали полноправной собственностью ее свекра — хладнокровного узурпатора Линдлея Лонгсборна.
Получив письмо с черной каймой, извещавшее о смерти светлейшего герцога Эдгара Хитернлина, леди Кэтрин спешно покинула Ирландию и вернулась в Англию. Ее приезд, однако, уже не мог ничего изменить: к тому времени Кэти, разумеется, состояла в законном браке с молодым Лонгсборном, и судьба ее огромнейшего наследства была решена.
Благо еще, что денежные капиталы герцога Хитернлина остались в целости и сохранности в распоряжении тех, кому они предназначались. Его светлость, будучи еще в здравом рассудке и твердой памяти, догадался подстраховать свое состояние, завещав его денежную часть своей жене. Так что Линдлей Лонгсборн, при всей его невообразимой честолюбивой корысти, не мог уже претендовать на деньги своего почтенного зятя, довольствуясь лишь его обширными земельными территориями и чудесными замками, отказанными покойным герцогом леди Кэтрин-младшей.
— Я ненавижу этого мерзкого негодяя и подлеца! — с пафосом произнесла миледи, — Он сделал все для того, чтобы навеки погубить мое счастье и счастье моей дочери. Жаль, что Кэти вынуждена теперь носить его злополучную фамилию! Но, хвала Небесам, это ненадолго. Кэти еще молода и привлекательна. Вероятно, она вскоре выйдет замуж и окончательно распрощается и с самой этой фамилией, и со всем, что с ней связано!
— Мне очень жаль вашу дочь, леди Кэтрин, — искренне призналась я, — Бедняжке еще в столь юные годы довелось испытать на себе всю могучую силу беспощадной жестокости и несправедливости, царящих в этом мире.