Как бы то ни было, еще есть возможность замести следы и утаить произошедшее от тех, чьи нервы и душевное состояние следует пощадить. Имею в виду прежде всего Кэти, которая еще не оправилась от смерти своего отца и козней Линдлея Лонгсборна, чтобы быть готовой к новому потрясению. А также — мистера Николлса. Ибо мой поступок настолько противоречит принципам и убеждениям этого господина (не говоря уже о том, что эта дерзкая выходка идет вразрез со здравым смыслом вообще), что подобная информация вполне может повредить его рассудку.
С Божьей помощью (и, разумеется, благодаря Вашей предусмотрительности и благоразумию, дорогая Джейн Люси), они могут вообще ничего не узнать. Впрочем, если бы даже Вы отважились рассказать все, как есть, Вас немедленно заперли бы в сумасшедшем доме. Таким образом, для Вас не остается ничего иного, как в точности следовать моим указаниям.
Прежде всего, Вам надлежит спрятать мою одежду, которую Вы, наверняка, обнаружите раньше Кэти. Постарайтесь сделать так, чтобы моя дочь не увидела этих вещей и никогда о них не заподозрила. Затем покажите мистеру Николлсу одну из моих записок, которые Вы найдете вместе с этим посланием. Ту, где сказано о том, что неотложные дела заставили меня спешно выехать в Ирландию, где я намерена пробыть довольно долго. А так как дверь пастората была заперта, а важность моего скорейшего отправления такова, что откладывать мой отъезд было невозможно, мне не оставалось иного выхода, как выбраться через Ваше окно. Знаю: подобное объяснение лишено всякого здравого смысла. Но, за неимением никаких иных сведений относительно моего возможного местонахождения, оно, вероятно, устроит мистера Николлса и Кэти.
Другая оставленная мною записка содержит мои распоряжения о Вашем наследстве. Собственно говоря, это и есть мое завещание со всеми надлежащими указаниями и моей подписью. Вам придется тайком от Кэти встретиться с моим поверенным и объяснить ситуацию. Когда мое тело будет обнаружено, полагаю, Вы без труда получите все, что Вам причитается. Надеюсь, обретенное Вами богатство будет способствовать Вашему Счастью и Процветанию до конца Ваших дней. Я от всей души желаю Вам этого, милейшая Джейн Люси, и уповаю, что Вы достойно отбудете в этом мире отведенный Вам срок. А там — кто знает? Возможно, мы еще свидимся.
Искренне Ваша Кэтрин (миссис Клифф Хит)».
По прочтении письма леди Кэтрин на меня нахлынул нескончаемый поток могучих противоречивых чувств. Восторженная, неподдающаяся никакому описанию радость, вызванная вожделенным сообщением о том, что мой обожаемый супруг Эдвард Поль жив и идет на поправку. И, в то же время, самая горячая неизбывная печаль, неотвратимо вторгшаяся в мое сердце с известием о страшной безвременной гибели моего единственного бесценного сына Патрика. Ко всему этому примешивалась подлинная скорбь и отчаянное сожаление о том, что леди Кэтрин покинула этот мир навсегда.
Но на размышления времени не оставалось: нужно было действовать. Я быстро спустилась вниз. Мистер Николлс еще не вернулся, а юная Кэти по-прежнему сидела в гостиной в обществе Марты. Я бесшумно проскользнула в свою комнату, взяла пустой чемодан и поспешила вернуться в опочивальню миледи.
Когда моя рука коснулась плаща леди Кэтрин, мною овладело упоительное, чуть ли не божественное благоговение. И тут меня осенила внезапная мысль — мысль, высокая первозданная сила которой буквально поразила меня, неумолимо завладев всем моим существом: леди Кэтрин была обречена. Неодолимые могущественные чары проклятия сэра Чарльза Лонгсборна — вот что явилось причиной ее погибели. «Во время того страшного магического ритуала он произнес два имени, — неотступно зазвучал в моем воспаленном сознании голос Марты, поведавшей мне ужасную исповедь умершего пастора. — Одним из них было имя Патрика Бронте, другим — имя его собственного сына Ричарда Лонгсборна». Миледи же была связана кровными узами с обоими этими господами. При подобном раскладе иной исход был для нее невозможным.
Я бережно уложила вещи леди Кэтрин в свой чемодан и отнесла к себе в комнату, захватив с собой также листы, содержащие письменные объяснения и назидания миледи.
Я просидела в комнате до тех пор, пока не услышала, как скрипнула дверь и лязгнул замок, что возвестило мне о возвращении мистера Николлса. Тогда я поспешно схватила послание, предназначенное этому почтенному джентльмену, и вышла в гостиную.
— Я не нашел ее, — мрачно сообщил нам хозяин. — Никаких следов. Пришлось сообщить шерифу. Он организовал группу энтузиастов, которые сейчас обыскивают близлежащие холмы. Во всех направлениях.
— Боюсь, что в этом нет надобности, — сказала я и протянула ему послание леди Кэтрин, — Прошу вас, мистер Николлс, прочтите это.
Хозяин спешно выхватил из моих рук листок и, пробежав глазами начертанные на нем строки, потрясенно проговорил:
— Она отправилась в Ирландию! Никому ничего не сказав! В таком состоянии с ней может случиться все, что угодно! Я должен немедленно написать мистеру и миссис О’Келли — предупредить их о том, что произошло. Пусть они сообщат местным властям, чтобы как можно скорее организовать поиски миледи.
Я не посмела ему возразить. В конце концов, послание леди Кэтрин выполнило свое назначение: оно убедило мистера Николлса в том, что миледи уехала в Ирландию, и направило ее поиски по ложному следу.
Юная Кэти, услышав это сообщение, похоже, тоже воспрянула духом — на ее поникшем бледном лице сразу появился ровный здоровый румянец.
На следующее утро я покинула гавортский пасторат вместе с молодой леди. Мы наняли экипаж, который благополучно доставил нас до моего дома в …ширском графстве.
Когда Кэти понемногу освоилась в моем жилище, я под предлогом, что мне необходимо уладить в Лондоне кое-какие дела (впрочем, так оно и было), смогла позволить себе ненадолго выехать в столицу. Там я встретилась с поверенным леди Кэтрин и разрешила вопрос о моем наследстве.
Две трети завешанных мне денежных средств я пожертвовала в пользу протестантских церквей во всех крупных городах Англии, отдав особое распоряжение о том, чтобы часть этих денег непременно пошла на нужды гавортского прихода. Одну треть наследства я оставила за собой, дав себе непреложную клятву, что все эти деньги — до единого пенни — пойдут на обеспечение достойной жизни Кэти и ее будущих детей.
Покончив с этими нелегкими, но, в сущности, отрадными для меня хлопотами, я с чувством исполненного долга отправилась домой. А несколько дней спустя по моем прибытии ко мне вернулся мой горячо любимый супруг Эдвард Поль. Он был частично парализован и не мог передвигаться без посторонней помощи. Один из доставивших его людей, как выяснилось, был помощником капитана корабля, державшего курс в Портсмут в тот злополучный день, когда мой муж и мой дражайший сын Патрик вышли на арендованной рыбацкой лодке в открытое море.
Этот человек собственными глазами наблюдал страшную картину крушения лодки, которую неумолимые штормовые порывы разнесли в щепки стремительным ударом о риф. Моего бесценного супруга спасла лишь счастливая случайность. Корабль, направлявшийся в Портсмут, оказался всего в нескольких ярдах от места гибели лодки. Помощник капитана, рискуя собственной жизнью, бросился в штормовое море и вызволил Эдварда Поля из леденящих объятий Смерти.
Больше года мой бедный супруг провел в стенах портсмутской больницы (где его регулярно навещал его отважный спаситель) и около десяти месяцев из этого времени был в состоянии полного паралича рук и ног, усугубленного совершенной утратой функции речи. И лишь спустя эти десять месяцев дар речи стал постепенно возвращаться к нему, а также наметилась тенденция к подвижности рук. Только тогда врачи смогли доподлинно установить личность Эдварда Поля и выяснить его местожительство.
Я бесконечно счастлива, что мой возлюбленный супруг наконец вернулся ко мне, и неустанно благодарю Бога за это поистине чудесное избавление.
Пока мы живем втроем: я, мой дорогой Эдвард Поль и прелестная дочь леди Кэтрин. Но очень скоро юная Кэти выйдет замуж и покинет нас. Мне будет нелегко расстаться со своей милой подопечной. За то недолгое время, что мы провели вместе, я успела привязаться к девушке всем сердцем и проникнуться к ней подлинно материнским чувством. Но ничего не поделаешь: у каждого своя дорога, и мы должны уважать выбор своих близких. Так что, когда настанет тот благословенный день, который приведет мою дорогую Кэти к священному алтарю, чтобы навеки соединить ее с ее избранником, я искренне и горячо возрадуюсь вместе с нею.
Супруг мой медленно, но верно идет на поправку. Пока его речь затруднена: он говорит сбивчиво, произнося слова по слогам. В его руках хватает силы ровно настолько, чтобы удерживать обеденную ложку. Но, учитывая то, что было совсем недавно, — и это уже успех. Однако, главное — что особенно меня радует, — у Эдварда Поля с некоторых пор появились своеобразные ощущения в ногах.
Сначала это были лишь легкие покалывания при прикосновениях. Постепенно эти ощущения усилились. Теперь же мой муж уже способен совершать незначительные движения пальцами ног и ступнями. Все это дает мне самую светлую надежду, что со временем мой обожаемый супруг полностью оправится от своей страшной болезни и встанет на ноги.
И все же я ощущала какую-то неизъяснимую грусть. Некое ностальгическое сожаление о том, что я покинула ставший бесконечно близким моему сердцу суровый край величественных пустошей и горделивых холмов. И я решила снова побывать там, чтобы окунуться в сладостную негу своих живых и ярких воспоминаний, а также почтить память того уважаемого человека, который даровал мне чудесное спасение. Почившего с миром, таинственного Патрика. Достопочтенного Патрика Бронте. И в его лице — того Патрика, имя которого для меня так свято. Моего дражайшего сына.
Я оставила Эдварда Поля на временное попечение Кэти (в надежности которой нисколько не сомневаюсь), наняла экипаж и отправилась в Гаворт.