— Как видишь, моя дорогая, — тяжело вздохнув, произнесла мисс Брэнуэлл, — ровным счетом ничего!
— Вы ему отказали?
— Мне пришлось это сделать.
— Но по какой причине? Что вы имели против него, тетя?
— То же, что и ты против мистера Нассея.
— Стало быть, вы его не любили?
— Да, это так. И более того…
— Что же, тетушка? Может ли быть причина более значительная, нежели та, что вы только что назвали?
— Я полюбила другого человека. Вот главная причина.
— Тетушка! Возможно ли это?
— Возможно. Как видишь, моя милая, и твоей тетушке довелось вкусить всю горечь и претерпеть всю боль, рожденную и вскормленную этим чувством. Да, уж верно, мне суждено испить эту коварную чашу до дна!
— Почему вы так говорите, тетушка? Вы до сих пор любите его?
— Я пронесла это чувство через всю свою жизнь и изведала все возможные страдания, какие оно мне доставило. Моя любовь, дорогая Шарлотта, это мой крест, который мне предстоит нести до конца моих дней.
— А он, тетушка? Он вас любит? Он знает о вашем чувстве?
— О, нет, милая моя детка! Господь с тобой! Надеюсь, он никогда не узнает об этом, по крайней мере — пока я жива!
— Но отчего вы не открылись ему, тетушка? Он вас не любил?
— Не любил и никогда не полюбит! — в досаде воскликнула мисс Брэнуэлл, — Его сердце несвободно: оно изнемогает в вечном пылу по другой женщине!
— Боже правый! Милая тетушка! Могу ли я своим искренним сочувствием смягчить ваши страдания?
— Мне дорого твое сочувствие, ибо я знаю, что оно истинное, неподдельное и идет из самой глубины души. Поэтому оно дарует мне вожделенное утешение. Но мои страдания… их смягчить уже невозможно. Они мучительно, просто нестерпимо гложут мое сознание. Боюсь, моя дорогая, долго я так не протяну!
— Что вы, что вы, милая тетушка! — встревожилась Шарлотта, — Вы не посмеете оставить нас на произвол судьбы — ведь мы вас так любим! Что мы будем делать без вашей бесценной опеки?
— Ну уж не преувеличивай. Вы с сестрами — барышни толковые и превосходно справитесь без моих нудных назиданий. Ну, да я не к тому поведала тебе свою невеселую историю, чтобы тебе вздумалось жалеть меня! Но я надеюсь, впредь ты будешь умницей и извлечешь для себя урок из моей ситуации, которая послужит тебе наглядным примером того, чем, в конце концов, может обернуться для женщины ее девическая беспечность.
— Но разве вы были беспечны, тетя?
— В определенном смысле — да. Когда я давала решительный отказ своему ухажеру, я вовсе не думала о возможных последствиях своего поступка.
— Вы намекаете на нас с Генри, тетушка?
— Я говорила только о себе.
— Неужели вы теперь жалеете о том, что не приняли предложения руки и сердца того благородного джентльмена?
— Нет. Об этом я не жалею. Ведь к тому времени, как оно было сделано, мое сердце уже не было свободно.
— Значит ли это, что приведись похожая ситуация, вы вновь стали бы действовать подобным образом?
— Мне ничего иного не оставалось.
— Но ведь вы знали, что никогда не дождетесь предложения от своего избранника!
— Знала, но ничего не могла с собой поделать — ведь я его любила! Да как любила! Всем своим сердцем и душой! Любила вплоть до готовности к самоотречению!
— Кто бы мог подумать! — с чувством произнесла Шарлотта.
— И тем не менее это так! — продолжала мисс Брэнуэлл. — Этот человек и по сей день безраздельно владеет и руководит моими чувствами и моим рассудком.
— Расскажите о нем тетя, — попросила ее племянница. — Кто он, этот ваш таинственный рыцарь? Какого он роду?
— Прости, моя дорогая, но я не стану вдаваться в подробности хотя бы потому, что не вижу в этом никакой надобности. Да и вообще… я решительно предпочту умолчать об этом, дабы не выдать своей личной тайны, которую я свято храню почитай вот уже тридцать лет кряду.
— Воля ваша, тетушка.
— Скажу одно: коли ты полагаешь, что он был богат и знатен — ты крайне заблуждаешься. Правда, он получил достойное образование, сулившее ему неплохие перспективы, которые, как я полагаю, он вполне оправдал. Однако же на момент нашего знакомства мой Ваал[14] был беден, как церковная мышь, да и к тому же отнюдь не блистал ни светским лоском, ни изысканностью манер, ни внешней красотою.
— Должно быть, милая тетушка, не так уж он и плох, коль скоро вы предпочли его безупречному во всех отношениях блистательному джентльмену, — заметила Шарлотта с непринужденно-снисходительной улыбкой.
— Я толкую тебе обо всем этом к тому, чтобы ты хорошенько задумалась о том, как наилучшим образом составить свое счастье, а следовательно, и счастье своего потенциального избранника.
— Дорогая тетушка, позвольте выразить вам самую искреннюю и горячую благодарность за вашу безграничную доброту и заботу. И все же, рискуя показаться вам дерзкой и несдержанной, осмелюсь спросить вас о том, что, быть может, вам будет не слишком приятно обсуждать со мною.
— Что же, милочка, я тебя слушаю.
— Как бы вы поступили, моя дорогая тетушка, случись так, что этот ваш таинственный возлюбленный сделал бы вам предложение? Отважились бы вы принять его руку и сердце, невзирая на сословные предрассудки и прочие препятствия, о которых вы только что изволили упомянуть?
— Господь с тобой, детка! — горячо отозвалась мисс Брэнуэлл. — Того, о чем ты теперь толкуешь, не могло быть в принципе! Этот человек нипочем не сделал бы мне предложения! Это исключено!
— Но отчего вы говорите об этом со столь решительной убежденностью, что мне невольно становится не по себе, милая тетушка?
— И я могу утверждать это с полным основанием. Он и в самом деле не мог просить моей руки. Между нами было неодолимое препятствие.
— Препятствие? — переспросила Шарлотта, и ее большие лучистые глаза тут же пытливо вскинулись на тетушку. — Каков же был характер этого препятствия? В чем его суть? Уж не в бедности ли вашего возлюбленного?
— Отнюдь! — горячо возразила мисс Брэнуэлл. — Не кажется ли тебе, милая Шарлотта, что ежели я руководствовалась бы коммерческими соображениями, то без малейших колебаний поспешила бы вступить в брак со своим знатным и состоятельным ухажером? Собственно, я и затеяла весь этот разговор к тому, чтобы вразумить тебя, что деньги, хотя, конечно, и весомый критерий в вопросе создания семьи, но тем не менее — как мне довелось убедиться вполне на собственном примере — отнюдь не основополагающий.
— Не беспокойтесь, тетушка, — ответила пасторская дочь. — В моем случае деньги ни при чем. Уверяю вас, я меньше всего думала о его материальном статусе и отказала ему совсем по другой причине — теперь уже небезызвестной вам, так что, я полагаю, нет нужды повторяться. С вашего позволения, дорогая тетушка, вернемся к вашей истории. Коль скоро вас не волновала материальная сторона дела, и скромный достаток вашего избранника с вашей стороны не вызывал протеста — что же тогда помешало вам соединить свои судьбы? Вы говорили — он любил другую женщину?
— Да! — с тяжелым вздохом отозвалась мисс Брэнуэлл. — В этом-то и состояло главное препятствие нашему союзу.
— Вы в самом деле убеждены в этом, тетя? — серьезно спросила Шарлотта. — Иногда манеры поведения джентльменов истолковываются дамами неверно. Да и сами джентльмены, вероятно, не всегда оказывают видимое предпочтение особам, которые в действительности пленили их воображение. Не так ли, милая тетушка?
— О, нет, дитя мое! Если б так… Но в данном случае не может быть никакой ошибки. Впрочем, если допустить, что он все же сделал бы мне предложение, хотя на деле, как я уже говорила и утверждаю теперь — это было невозможным… И тем не менее если предположить подобный вариант, то, полагаю, я бы ответила отказом.
— Отказом?
— Именно.
— Но почему? Ведь вы его любите!
— Но не он — меня! Я слишком его люблю, чтобы делать его несчастным на всю жизнь.
— А вы убеждены, что с той другой женщиной он обрел бы счастье?
— При жизни она дарила ему счастье. Я знаю это.
— При жизни? Стало быть…
— Да, дорогая. Она почила с миром.
— Милая тетушка, коли это так, никто вас не осудит, если вы решите сделать попытку устроить свою судьбу! Мы все будем бесконечно рады за вас!
— Благодарю тебя, моя прелесть, но это невозможно. Я слишком чту память усопшей. На то есть свои особые причины, главная из которых состоит в том, что я любила ее. Она была слишком дорога мне, чтобы я могла когда-либо позволить себе играть ее чувствами; скорее уж я поступилась своими!
— Вы были так привязаны к этой женщине, милая тетушка?! Сказать правду, я ошеломлена! Она была вашей лучшей подругой?
— Подругой? — переспросила мисс Брэнуэлл с внезапным неизъяснимым волнением, будто спохватившись о своей излишней словоохотливости, но, быстро взяв себя в руки, добавила уже спокойнее: — Что ж, можно сказать и так.
— Не знаю, что и ответить на это, милая тетушка! — с чувством отозвалась дочь пастора. — Я преклоняюсь перед вашим благородством. В самом деле, лишь поистине благородная женщина способна столь самоотверженно и беззаветно пожертвовать собственным счастьем ради счастья подруги.
— А кто тебе сказал, что я жертвовала своим счастьем, дорогая? Что до меня — я вовсе так не полагаю. Напротив, я была рада за них.
— Это лишь доказывает ваше величайшее благородство, милая тетушка. Как бы мне хотелось пусть даже самую малость походить на вас!
— Что ты, что ты, моя дорогая! — отмахнулась мисс Брэнуэлл. — Ни тебе, ни твоим сестрам я не желаю той жаткой участи, какая постигла вашу непутевую тетку! Уповаю, ни одной из вас не доведется изведать тех мучительных душевных терзаний, что выпали на мою долю! Один Бог знает, что мне пришлось пережить за все эти годы! И тем не менее я ни о чем не жалею; коль скоро мне бы пришлось начать свою жизнь заново, мне думается, я прожила бы ее точно так же, ничего не меняя.