…> Гнев будет прав и прям.
Не просветлеет взор.
И вопреки глухим мольбам
Зачтется приговор.
Любовный свет истек —
И жалок человек.
Прошенье мыслилось на срок.
Возмездие — навек.[13]
Глава IX. Единственная любовь Энн Бронте
Этот обыкновенный будничный день начинался с той опостылевшей унылой монотонностью, какая отнюдь не предвещала представителям пасторского семейства ничего более заманчивого, нежели скучное, бесцветное времяпрепровождение, неизменно определяемое жестко установленным домашним распорядком.
В данный момент в мрачном гавортском пасторате царила незыблемая, величественная тишина. Массивные старинные часы, украшавшие стену гостиной, только что пробили пять. Это отрадное обстоятельство дало право Эмили Джейн завершить нынешнюю норму своих двухчасовых упражнений на фортепиано. Уверенно взяв последний аккорд мастерски исполненной пьесы, юная леди с видимым удовольствием торопливо отложила в сторону ноты, захлопнула крышку домашнего инструмента и поспешила присоединиться к Шарлотте, помогавшей Марте на кухне с приготовлением ужина.
Преподобный Патрик Бронте около получаса назад отправился в город навестить больного прихожанина, в то время как его возлюбленный сын Патрик Брэнуэлл, по обыкновению, пропадал в местном кабаке.
Энн тихонько сидела за письменным столом в своей комнате и, вооружившись пером и чернилами, старательно заполняла новую страницу своего дневника, который она вела с особой тщательностью и методичностью. Тусклый отсвет мерцающей свечи, стоящей тут же на столе, озарял ее прелестный стройный стан, склонившийся над простенькой ученической тетрадью в безмолвной тишине приглушенного полумрака.
В этот вечерний час на душе у девушки невольно становилось печально и тоскливо. Ближайшее будущее, казалось, не сулило отрадных перемен. Задумчиво глядя в пространство, Энн тщетно пыталась вспомнить какой-нибудь интересный случай из своей жизни, мысли о котором могли хоть чуточку скрасить унылые, безотрадные будни, с тем, чтобы во всех красочных деталях запечатлеть его на бумаге. Пусть это был бы простой пустяк, милая, славная безделица — не важно. Хоть что-то, хоть крохотная искорка, когда-либо озарившая в ночи их мрачную обитель, — некий трепещущий огонек, способный мгновенно наполнить светом и теплом те чуткие отзывчивые сердца, скромные обладательницы которых, в сущности, получают от жизни лишь жалкие крохи обыкновенных земных благ, столь щедро даруемых истинным любимцам Фортуны. Тщетно напрягала девушка свои душевные силы: на ум ничего не приходило.
С улицы послышалось веселое щебетание птиц. Их дивная, сладкая песня помогла младшей пасторской дочери очнуться от грустных мыслей, еще мгновение назад безраздельно владевших ее сознанием, и внезапно наполнила ее юное существо некой безотчетной радостью. С удивлением и жадностью девушка вслушивалась в новую музыку своей души и подспудно угадывала в ее восхитительных благозвучных гармониях какой-то неизведанный тайный смысл.
Но вот тонкий слух Энн уловил, что в доносившееся снаружи незатейливое беззаботное чириканье мало-помалу стали вплетаться несколько иные звуки, в которых безошибочно узнавался стук копыт и мерное громыхание подъезжающего экипажа.
«Кто бы это мог быть?» — недоумевала девушка. Она быстро подошла к окну, откинула пунцовую портьеру и ее нетерпеливому взору тотчас представилась маленькая двуколка. Впереди на козлах сидел престарелый кучер, уверенно гнавший экипаж прямо по направлению к унылому пасторскому жилищу.
Двуколка остановилась, и Энн смогла заметить сошедшего с нее незнакомца — довольно представительного молодого человека, облаченного в одежду священнослужителя. С видимым любопытством оглядевшись по сторонам, юный носитель церковного сана степенно двинулся в сторону убогого серого здания пастората. Энн поспешила вернуться на место.
Мгновение спустя раздался настойчивый стук во внешнюю дверь, вслед за тем снизу уже доносился веселый сочный тенорок нежданного гостя, вступившего тем временем в оживленный диалог с экономкой Мартой Браун.
— Что вам угодно? — Марта глядела на юношу с нескрываемым любопытством.
— Это дом достопочтенного мистера Бронте? — осведомился незнакомец.
— Да, сэр, — ответила Марта. — Но ежели вам нужен хозяин, то, боюсь, вы явились в неурочный час. Мистер Патрик отлучился по делам, и мы не ждем его скорого возвращения.
— Вот как? Что ж, очень жаль. Мне, право, неловко…
— Может быть, вы представитесь? Я могу доложить о вас молодым хозяйкам, дочерям нашего мистера Патрика.
— Меня зовут Уильям Уэйтмен, мэм. Я прибыл сюда по назначению. Мне поручено исполнять обязанности помощника священника в местной церкви святого Михаила, где, как мне доложили, служит ваш хозяин.
— Верно, — ответила Марта. — Стало быть, вы — его новый викарий?
— Да, но я еще не ступил на это высокое поприще, — ответил Уильям Уэйтмен с застенчиво-добродушной улыбкой. — Я принял сан лишь недавно. Словом, я намеревался нынче засвидетельствовать свое почтение моему достоуважаемому патрону… Но, похоже, мне это не удастся. Ну что ж, прошу прощения за беспокойство…
— Что вы, мистер Уэйтмен, — улыбнулась Марта. — Никакого беспокойства вы нам не доставите, ежели окажете нам честь принять вас как дорогого гостя. Несомненно, мистер Патрик будет рад знакомству с вами. Сделайте милость, молодой человек, пройдите сюда… Вот так. Теперь присядьте вот в это кресло, не робейте. С вашего позволения, сейчас я позову хозяек. А вы, сделайте одолжение, располагайтесь и чувствуйте себя как дома.
Марта, не мешкая, вернулась на кухню и тотчас доложила о новоявленном госте Шарлотте и Эмили, а те, мгновенно скинув передники, помчались наверх за младшей сестрой.
Войдя в комнату, они нашли Энн спокойно и невозмутимо сидевшей за своим дневником. Всецело поглощенная своим занятием, девушка, казалось бы, не замечала ни неожиданного появления сестер, ни того непривычного, взволнованного ожидания, какое сразу наполнило каждый уголок их маленькой тихой комнаты. Максимально сосредоточившись, она старалась излить на бумагу внезапно нахлынувший на нее поток бурных, неведомых дотоле чувств.
…Еще с раннего детства смиренная пасторская дочь Энн Бронте была приучена к регулярному систематическому труду; обстоятельство сие, несомненно, помогло ей с отличием завершить обучение в школе мисс Вулер. Так же, как и ее старшие сестры, девушка отнюдь не отличалась ни крепким здоровьем, ни физической силой, но тем не менее была чрезвычайно требовательна к себе, и это проявлялось даже в мелочах. И, в довершении ко всему, тяжелая работа гувернантки, беспощадно изнурившая ее младое тело, воспитала в ней необычайное мужество и выносливость. Словом, ее личный жизненный опыт наглядно показал ей, что от жизни не стоит ждать никаких чудес. А те маленькие радости, какие лишь изредка выпадали на долю девушки, порой превращались для нее в события необычайной важности.
Вот и сейчас все существо юной Энн Бронте стремительно наполнялось новыми светлыми чувствами, столь неожиданно и незаметно ворвавшимися в ее жизнь. С того момента, как девушка увидела в окно незнакомца, она уже не могла заставить себя думать ни о ком другом, кроме него.
«Кто этот человек? — недоумевала Энн. — Для чего он явился в наш дом?» Она видела его лишь издали, да и то мельком, но успела мгновенно уловить во всем его облике какую-то особую притягательную силу, тотчас лишившую ее власти над своими чувствами и отдавшую их во власть прелестного таинственного незнакомца.
Энн Бронте сама себе удивлялась. В самом деле: откуда бы вдруг взяться этому приподнятому, взволнованному настроению, какое прежде было ей чуждо? Неужели это любовь с первого взгляда? Неужели это и вправду случилось… случилось именно с нею? Девушке тотчас вспомнилось, как ее внешне невзрачная, но гордая сестра Шарлотта с невозмутимой легкостью отклонила предложение руки и сердца Генри Нассея как раз по причине краткости их знакомства. «Узнай только Шарлотта о моих теперешних ощущениях, — размышляла Энн, — она, уж верно, от души посмеялась бы надо мной и прочла бы назидательную проповедь о длительности периода формирования взаимных чувств». Впрочем, как знать, быть может, Шарлотта была бы права, и те буйные помыслы, что безраздельно владели сейчас сознанием бедняжки Энн, — всего лишь плод ее разгоряченной фантазии, своеобразный выход вовне нереализованного стремления любить и неутоленной жажды любви?
Воспоминание о сестрах наконец вернуло Энн к реальности, и только тогда она услышала возле себя веселые голоса Шарлотты и Эмили. Сестры, по всей видимости, пребывали в наилучшем расположении духа и приглашали свою драгоценную «малютку Энн» разделить с ними одно из самых редких и желанных для барышень удовольствий — принять в своем доме молодого джентльмена. Девушка поспешно отклонила столь лестное предложение, сославшись на внезапную головную боль, сама же втайне была безмерно обрадована и взволнована сообщением сестер о новоявленном госте. Словно неистовой молнией пронзила все ее трепещущее юное существо восторженная мысль: «Значит, он все еще здесь!»
Дотоле Энн Бронте была убеждена, что сей нежданный посетитель столь же внезапно покинул их благословенное жилище, как и появился в нем. Сначала до ее жадно внемлющего слуха еще доносился сочный оживленный голос незнакомца, гулко отзывавшийся в каждом стуке ее упоенного сладчайшей истомой сердца. Однако очень скоро этот блаженный звук как-то резко затих. Угрюмые стены пастората вновь наполнились гнетущей тишиной, ставшей в тот момент для бедной девушки зловещей и устрашающей. Напрасно она напрягала свои душевные силы, с всевозрастающей тревогою прислушиваясь к тому, что происходит за пределом ее уютной одинокой горницы; никаких признаков пребывания в доме молодого священника более не обнаруживалось.
И вот оказалось, что все это время он был здесь. Энн с трудом удержалась, чтобы не издать восторженного возгласа — присутствие подле нее обеих сестер пресекло на корню сей отчаянный порыв.