— Верно, — согласился достопочтенный Патрик Бронте.
— Перед своей кончиной сэр Ричард сделал одно неожиданное признание, — заявила мисс Брэнуэлл после недолгого раздумья. — Он сказал мне, что его крайне беспокоит будущее его дочери Кэтрин. Эта прелестная юная барышня под стать моим славным племянницам. Ее старший брат, похоже, имеет на ее счет свои тайные соображения. Как заявил сэр Ричард, его любезный сын возмечтал вернуть себе свое законное положение, титул, богатство и прочие сословные привилегии. Что касается леди Кэтрин, то ее братец намерен подыскать ей знатного жениха, который составил бы ей достойную партию. Иными словами, он хочет выдать свою сестру замуж по принуждению и ввести ее в высшее общество. Сэр Ричард боялся, что это загубит ей жизнь.
Патрик Бронте молчат, погрузившись в мрачное раздумье. Он совершенно забыл о времени и не имел ни малейшего представления, сколько часов провел в комнате мисс Брэнуэлл. История, которую ему довелось сегодня услышать, потрясла его до глубины души. Он ни за что бы не поверил в ее правдивость, когда бы ее главная виновница не лежала сейчас перед ним здесь, на этой сосновой кровати, накрытая белоснежным одеялом — как обычно, строгая и смиренная. Кто бы мог подумать, что эта хрупкая женщина могла оказаться хранительницей тайны Предвечных Сил, ее непорочной весталкой!
С улицы доносились неистовые стенания свирепого промозглого ветра. За окном бушевала яростная гроза, сотрясающая могучие сферы небес.
— Воистину, этот господин, Чарльз Лонгсборн, — Дьявол во плоти! — отчаянно воскликнул достопочтенный Патрик Бронте. — Как он посмел наложить проклятие на собственного сына и на человека, которого и в глаза не видел?!
— Теперь уже никто не узнает истинной причины, толкнувшей старого лорда Лонгсборна на это ужасное безрассудство, — печально проговорила мисс Брэнуэлл. — Сэр Чарльз скоропостижно скончался много лет назад; согласно достоверным источникам, как раз в тот год, когда начались ваши злоключения. Через год после его смерти мы потеряли мою дорогую сестру — вашу любимую жену Марию — и вскоре после этого скончалась супруга сэра Ричарда Лонгсборна.
— Святые Небеса! — достопочтенный Патрик Бронте не смог сдержать возглас потрясения.
Выдержав длинную паузу, он спросил:
— А Ричард Лонгсборн? Что думал он касательно возможной причины, толкнувшей его безрассудного отца вступить в тайный сговор с самим Дьяволом?
— Сэр Ричард полагал, что всему виной исполинская честолюбивая гордыня сэра Чарльза. Последний превыше всего ценил то блестящее положение, какое отводилось в свете его знатной фамилии. Разумеется, старый лорд Лонгсборн возлагал большие надежды на Ричарда — своего единственного сына и наследника. Всю свою жизнь он ждал того момента, когда увидит юного Ричарда в рядах парламента. Он не пожалел ни средств, ни терпения, чтобы сделать из сына истинного джентльмена. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что он послал юношу получать образование в Оксфорд. Несомненно, что Ричард Лонгсборн не оценил последствий своего отчаянного шага — его неразделенная страсть затуманила ему рассудок. Он ни словом не обмолвился со мною о своем намерении, а следовательно, я была лишена возможности предотвратить грядущую катастрофу.
Обреченно вздохнув, мисс Брэнуэлл продолжала:
— Неудивительно, что старый сэр Чарльз впал в неистовство, услышав из уст своего первородного сына о его непреклонном решении. Ричард Лонгсборн рассказал мне, что уже тогда, в разгаре той вопиющей сцены, в пылу гнева его отец заявил, что если его сыну достанет дерзости облачиться в стихарь, он будет проклят. Это было своего рода предупреждение, которому достославный сэр Ричард не внял.
— И что же теперь прикажете делать мне с вашими бесценными сведениями, мисс Брэнуэлл?! — в голосе достопочтенного Патрика Бронте звучало невыразимое отчаяние. — Быть может, вы заодно дадите мне мудрый совет, как противостоять этой злосчастной напасти?
— О, я бы с превеликой радостью сделала это, будь то в моем ведении, мистер Бронте. К несчастью, не в моих силах помочь вам. Но у вас есть самые верные союзники, какие только могут служить обездоленным представителям рода людского.
— Неужели? И что же это за тайные союзники, позвольте узнать?
— На вашей стороне могущественные первозданные силы Природы. Они покровительствуют вам — это очевидно. Сам Господь Бог, похоже, предлагает вам свою опеку. Он предостерегает и направляет вас, посылая свои условные знаки. Вспомните хотя бы свой судьбоносный сон. Разве он не являет собой знамение свыше, равно как и то, что вы нынче услышали от меня? Внемлите же этим благословенным вестникам, сударь, и — кто знает — быть может, вы обретете вожделенное Спасение! Я от всей души желаю вам этого!
…Элизабет Брэнуэлл скончалась в то же утро, 29 октября 1842 года. Шарлотта и Эмили получили печальное известие о смерти тетушки в день их предполагаемого отъезда из Брюсселя и поспешили покинуть роскошный пансион супругов Эгер. 8 ноября сестры прибыли в гавортский пасторат. Они надеялись успеть на похороны тетушки Брэнуэлл и были несказанно огорчены, поняв, что все уже свершилось в их отсутствие, а значит, они утратили желанную возможность проститься с усопшей, как того требовал обычай, и проводить ее в последний путь.
Свои персональные сбережения заботливая мисс Брэнуэлл завещала племянницам, благодаря чему девушкам выпал шанс осуществить их заветную мечту касательно открытия собственной школы сестер Бронте.
Кроме того, пасторским детям достались в наследство некоторые личные вещи тетушки. Шарлотта получила индийскую рабочую шкатулку, Эмили — рабочую шкатулку с фарфоровой крышкой и веер слоновой кости, прелестной «малютке Энн» были завещаны тетушкины часы со всеми принадлежностями. Патрику Брэнуэллу назначался оригинальный японский несессер. Что до денежного наследства, то тут обожаемый баловень тетушки Брэнуэлл был обделен по вполне понятным причинам: в самом деле, можно ли завещать деньги и ценные бумаги легкомысленному, бесшабашному юнцу, вполне способному на одной разгульной пирушке просадить целое состояние?
Уладив дела, касающиеся тетушкиного завещания, Шарлотта решила вернуться в Брюссель, чтобы завершить свое образование. А главным образом — для того, чтобы провести еще какое-то время в обществе своего дорогого учителя Константина Эгера, которого она по-прежнему почтительно величала «Моп таitre» — даже теперь, когда сама она выступала в ответственном амплуа наставницы, преподавая английский язык младшим пансионеркам взамен платы за собственное обучение.
Эмили на сей раз наотрез отказалась сопровождать сестру в ее добровольном паломничестве. Она решительно предпочла остаться дома вести хозяйство и присматривать за престарелым отцом и легкомысленным Патриком Брэнуэллом, чье повседневное поведение внушало родным все большую и большую тревогу. Эмили Бронте сделалась теперь полноправной домоправительницей, тем более что Энн должна была вернуться в роскошную резиденцию мистера и миссис Робинсон, чтобы приступить к своим прежним обязанностям.
К тому времени, как Шарлотта успешно прошла полный курс обучения на континенте и, получив заветный диплом брюссельского пансиона, возвратилась домой, все семейство вновь собралось под сенью родимого пастората.
Глава XII. Разбитое сердце Патрика Брэнуэлла
Вопрос об открытии собственной школы по-прежнему занимал сестер Бронте. Согласно завещанию тетушки, теперь они располагали средствами для столь ответственного предприятия. Однако, учитывая сильно пошатнувшееся здоровье достопочтенного Патрика Бронте, его стремительно развивающуюся глазную болезнь, приведшую почти уже к совершенной слепоте, заботливые дочери решили повременить со своим новым начинанием. Прежние задумки касательно возможного устройства школы в одной из окрестных провинций Йоркшира или Ланкашира были мгновенно отметены. При сложившихся обстоятельствах не могло быть и речи о переезде пасторских дочерей в другой город: не оставлять же почтенного отца, как никогда нуждавшегося в их присмотре и внимании, на произвол судьбы.
Посему по продолжительным, серьезным размышлениям было принято разумное решение открыть школу прямо здесь, в благословенном пасторате. Рассудив так, сестры заметно повеселели и с увлечением принялись за организационные хлопоты. На оборудование собственных комнат барышень Бронте под классные помещения ушло несколько дней, после чего потянулась бесконечная бумажная канитель: неутомимые сестры составляли проспекты учебного плана, рассылали письма родителям предполагаемых учениц (кстати, сама почтенная чета Эгер дача обещание позднее прислать одну из своих дочерей для изучения английского языка). В довершение всего исполненные безграничного энтузиазма пасторские дочери напечатали объявление, рекламирующее заведение сестер Бронте, — заключительный штрих в устройстве образцового благородного пансиона.
Покончив со всеми приготовлениями, молодые преподавательницы стали ждать, когда же ученицы соизволят пожаловать в гавортский пасторат, преобразившийся в довольно-таки прелестную школу для девочек. Шло время, но юные пансионерки почему-то не появлялись. Должно быть, щепетильных родителей девочек привело в сомнение обособленное месторасположение нового учебного заведения, его подчеркнутая оторванность от всего сущего, а кроме того, суровая дикая природа самого Гаворта, нездоровый, сырой климат, свирепые, пронзительные ветры, мощными леденящими порывами овевающие взгорье.
Сначала отсутствие учениц несказанно огорчало сестер, ибо оно означало полный провал их славной затеи. Но по прошествии нескольких месяцев пасторские дочери смогли убедиться вполне, что их жилище совершенно непригодно для того, чтобы держать в нем молоденьких пансионерок. Причиной тому стал их любезный братец Патрик Брэнуэлл.
…После неудачной реализации тщеславного намерения вступить в тесные ряды студентов Королевской Академии Художеств юноша предпринял не более успешную попытку громогласно заявить о себе на поприще литературы, по примеру старшей сестры постаравшись заручиться поддержкой авторитета. С этой целью начинающий литератор послал известному в те годы поэту-озернику Уильяму Вордсворту весьма вызывающее и безрассудное письмо, ответом на каковое было, разумеется, вполне красноречивое молчание.