Миссис Робинсон смотрелась значительно моложе своего дражайшего супруга. Ей могло быть лет сорок или чуть более — женщина, что называется, в самом соку. У нее все еще сохранялась гладкая, упругая кожа и нежный розоватый оттенок лица, а также — великолепная стройная фигура, ничуть не пострадавшая от четырех беременностей, завершившихся здоровыми родами.
То безупречное совершенство форм, каким Природа одарила свою возлюбленную дочь (а миссис Робинсон, бесспорно, была истинною дочерью Природы), приводило в изумление и восхищение даже прелестных барышень, не достигших еще и двадцати, а в некоторых из них возбуждало зависть. Но особой гордостью прелестной хозяйки усадьбы Торп Грин были ее чарующие голубые глаза — ясные, идеального разреза, опушенные густыми длинными ресницами и увенчанные тонкими, поднимающимися от переносицы к вискам, ниточками бровей, а также — ее несравненные глянцевые светло-каштановые волосы, струившиеся к низу спины сплошным блестящим потоком. Ее нежные губы приветливо улыбались, сообщая всем ее чертам непостижимую заманчивую пленительность.
Господский сын, Эдмунд Робинсон-младший, тот самый, что должен был стать воспитанником Патрика Брэнуэлла, оказался славным рослым мальчуганом лет десяти, худощавого сложения. Было очевидно, что каждый из родителей внес свою обособленную лепту в создание неповторимой внешности своего сына. От отца ему достались ясные, лучистые карие глаза, подернутые легкою грустью; от матери — прелестные каштановые волосы, лежащие на его круглой голове шапкой мелких кудряшек, слегка отдающих рыжеватым оттенком. У мальчика были правильные черты лица — очевидно, также унаследованные им от почтенной миссис Робинсон; маленький, сочный ротик и изящный безупречной формы носик, слегка посыпанный веснушками.
Остальных детей четы Робинсон — двух дочерей и одного сына — Патрик Брэнуэлл сначала толком не разглядел. Едва лишь завидев свою любимую юную гувернантку, эти маленькие плутовки и сорванец опрометью кинулись к ней и мигом вцепились в полы ее серого шерстяного платья. Этим оригинальным манером они выказывали свою необузданную радость по поводу долгожданного возвращения их «доброй, славной мисс Бронте» под неодобрительными суровыми взорами мистера и миссис Робинсон, явно пораженных столь прыткой несдержанностью своих юных отпрысков.
…Трудовые будни потекли для новоявленного наставника, как в восхитительной волшебной сказке. Он искренне недоумевал, как при наличии столь блестящей перспективы он некогда мог вести скучнейший монотонный образ жизни. В обязанности частного учителя — самые благодатные, какие только можно было себе вообразить, — входило преподавание английского языка, литературы, частично — рисования (как известно, в этом отношении пасторский сын имел достаточно сильную подготовку). Кроме того, Патрик Брэнуэлл мог совершать с маленьким Эдмундом одну-две прогулки в день по своему усмотрению. Последнее условие, впрочем, не вменялось ему в обязанность, так как непременный долг ежедневно выводить господских детей на улицу лежал на хрупких плечах его прелестной младшей сестры-гувернантки.
Что касается ученика пасторского сына, то с ним у наставника не возникало никаких проблем. Эдмунд Робинсон-младший оказался на редкость способным мальчуганом, наделенным поистине уникальным даром схватывать все на лету. Он обнаруживал горячий интерес не только к прямым требованиям учителя (задачи которого, по сути дела, сводились к тому, чтобы привить ученику основные навыки чтения и письма), но и к тому, что составляло идейную подоплеку урока.
Так, например, когда педантичный наставник зачитывал своему юному подопечному отрывок из грандиозного исторического повествования Вальтера Скотта, где прославлялись великая доблесть и отвага благородного рыцаря Айвенго, — с тем, чтобы предложить мальчику написать этот фрагмент под диктовку, тот забросал учителя вопросами из области естественной истории. Пришлось приводить любознательному Эдмунду Робинсону-младшему известные факты периода правления английского короля Ричарда[41], прозванного за свою непреложную храбрость Ричардом-Львиное Сердце.
Этот бесхитростный рассказ по ходу дела уснащался красочными подробностями о крестовых походах, о блестящей стратегической тактике, выработанной славным королем Ричардом при осаде Акры, о подлом предательстве Ричарда Филиппом Французским[42], о незаконном правлении принца Джона[43], вероломством захватившего власть и вконец разорившего страну. А также о многом другом, не имеющем прямого отношения к назначению данного урока, который, вместо нормативных сорока минут, затянулся на два часа. И так бывало всякий раз, как выпадал подобный случай. Очень скоро пытливый мальчуган знал едва ли не назубок учебный курс английской истории.
Патрик Брэнуэлл был немало удивлен, когда почтенная хозяйка дома изъявила желание лично контролировать его занятия с маленьким Эдмундом. В отведенное для уроков время бдительная мать отныне регулярно наведывалась в классную комнату. Она тихонько присаживалась в уголок в небольшое уютное кресло, отделанное мехом куницы, и с пристальным вниманием наблюдала за тем, как ее сын под чутким руководством мудрого наставника вытягивает из мертвой трясины неведения бесценные золотые нити могучего полотнища Науки.
Присутствие миссис Робинсон приводило скромного пасторского сына в неизъяснимое обжигающе-сладостное волнение. Он чувствовал, что одного лишь мимолетного взгляда в ее сторону довольно, чтобы заставить его сердце биться в бешеном ритме и стремительно разносить по жилам кровь. В свои благословенные двадцать пять лет он все еще не знал восхитительных прелестей женской ласки. Теперь же вся его нерастраченная нежность и буйная потенциальная энергия молодого организма воспрянули и всколыхнулись в нем с неистовою силой в неудержимом стремлении выплеснуться наружу. Еще ни одна особа женского пола не волновала его столь страстно, как миссис Робинсон, пленительные чары которой повергали его пылкое существо в отчаянный восторженный трепет. «Вот уж, поистине, достойная владелица этого превосходного родового имения!» — думал Патрик Брэнуэлл с упоительным восхищением, смешанным с затаенной тоской.
Мысли о прелестной миссис Робинсон безудержным роем вертелись в голове несчастного пасторского сына. Ее неотвязный облик преследовал его повсюду и днем и ночью, и всякие попытки юноши вытеснить его из своего сознания пропадали втуне. Он понимал, что ему не суждено обладать этой женщиной, так как их разделяет бездна. Чего стоили хотя бы различия в богатстве и знатности, не говоря уж о том, что миссис Робинсон была почтенной замужней дамой и любящей матерью четверых детей. Но, несмотря на настойчивые увещевания рассудка, повелевавшего Патрику Брэнуэллу отступиться от своего безумия, юноша просто не мог заставить себя забыть об утонченном благородном очаровании блистательной хозяйки имения.
Однажды она явилась в классную комнату в легком халате, похожем на древнеримскую тунику, светло-лилового, как молодой горный вереск, оттенка, едва прикрывавшем великолепную пышную грудь. Волосы ее не были убраны в прическу: они ниспадали отливающей неповторимым живым блеском каштановой лавиной к ее спине, окутывая всю ее стройную фигуру могучей глянцевой мантией.
Внезапное появление этой женщины в таком неожиданном облике походило на ослепительный мираж: точно слетевший из хрустальных сфер непостижимого Небытия эфемерный призрак в сияющем царственном ореоле, словно пленительная сказочная фея, предстала прекрасная владелица поместья Торп Грин перед восторженным взором скромного пасторского сына. Он глядел на нее с таким нескрываемым обожанием, что даже позабыл о присутствии в комнате своего маленького ученика, сидевшего на низенькой сосновой табуретке подле наставника. Мальчик держал на коленях раскрытую книгу и исправно читал вслух заданное упражнение с попутным пояснением всяческих грамматических ухищрений, коими оно было приправлено довольно щедро.
Миссис Робинсон неторопливо, с непринужденной кошачьей грацией пересекла комнату и, вопреки своему обыкновению, остановилась позади сына, склонившись над его книгой так, что Патрик Брэнуэлл почувствовал на своей обнаженной шее ее горячее дыхание и ощутил едва уловимый аромат настойки жасмина, исходивший от ее дивных волос. Одна рука почтенной хозяйки дома покоилась на запястье маленького Эдмунда, придерживавшего книжный лист, другая же ее ладонь, будто бы невзначай, мягко легла на плечо его учителя.
Столь вожделенная близость этой строгой, недосягаемой женщины будоражила сознание пасторского сына, а ее нежное прикосновение и восхитительный запах волос сводили его с ума. Она слегка наклонилась, чтобы помочь мальчику перевернуть страницу, и ее пышный, упругий бюст на мгновение приник к спине едва не лишившегося чувств от столь упоительного наслаждения юного наставника.
Патрик Брэнуэлл не сумел сдержать невольного возгласа исступленного восторга, чем привел в легкое замешательство своего прелестного ученика: мальчуган тотчас перестал читать, и его живой, пытливый взор, выражавший в данный момент растерянность и недоумение, устремился на крайне перепуганного собственной неосмотрительностью преподавателя.
В течение нескольких секунд над пасторским сыном зависло зловещее затишье, и он от всей души пожелал, чтобы земля с лакированным паркетным настилом роскошной классной комнаты разверзлась у него под ногами и чтобы стремительно поглотившая его бездна спасла бы его от назревающего над ним неминуемого позора. Однако мудрая, предусмотрительная миссис Робинсон, быстро оценив ситуацию, разрешила ее с блистательной легкостью утонченной светской дамы.
— Эдди, милый, — ласково сказала она сыну, — будь хорошим мальчиком, спустись в гостиную. Мисс Бронте ожидает тебя к утренней прогулке.
— Но, маменька, — живо отозвался Эдмунд Робинсон-младший, — как я могу уйти сейчас? Урок только начался.