— Невзрачная простушка! — проговорила под конец Шарлотта, взволнованно задыхаясь, — Ну конечно! Как раз то, что надо!
Она спешно скинула одежду, облачилась в легкую ситцевую ночную рубашку и, небрежно задув свечу, двинулась к кровати. Ложиться, однако, Шарлотта не стала, а просто присела на постели, свесив босые ноги к полу и закрыв глаза. Лицо ее возбужденно пылало.
Невзрачная простушка. Шарлотта часто бывала недовольной своей внешностью — особенно в подростковом возрасте. Даже случайные мысли об этом приводили девушку в дурное расположение.
И вот она начала серьезно задумываться над тем, так ли уж это хорошо — быть безупречной красавицей? Пленительные васильковые глаза, восхитительные рубиновые губы, нежные розовые щеки, стройная, грациозная фигура Гебы… Говорят ли они об истинных добродетелях их счастливой обладательницы? Шарлотта стала вести тщательное наблюдение за особами прекрасного пола, с которыми сталкивала ее жизнь, и пришла к выводу, что лишь немногие из подобных красавиц способны сохранить душевную чистоту и не поддаться порокам. «Красота сродни богатству, — решила Шарлотта. — И то и другое развращает людей, зачастую делая их надменными, подлыми, циничными. Лишь для немногих отдельных представителей рода людского — тех, что всегда умеют сохранить твердую волю, светлый ум, кроткий и добрый нрав и подлинную чистоту души, — лишь для таких избранных счастливцев красота — это благословение свыше. Для всех прочих она — проклятие».
Сделав для себя это интересное открытие, Шарлотта Бронте стала заметно спокойнее относиться к своему собственному внешнему облику и часто благодарила Господа за то, что Он не наделил ее красотою и, тем самым, уберег от многих дурных наклонностей.
— Знаешь, по-моему, ты очень некрасива, — сказала как-то Шарлотте ее роухедская подруга Мэри Тейлор. — Ах, прости… — тут же добавила она, поняв свою оплошность. — Прости мне мою ужасную бестактность. Я не…
— Ты оказала мне большую услугу, — заверила ее Шарлотта, — так что не раскаивайся, Полли. («Полли» — так Шарлотта ласково называла Мэри Тейлор).
И девушки в знак примирения пожали друг другу руки.
И вот однажды, морозным январским вечером, когда славные пасторские дочери собрались в гостиной возле пылавшего камина и повели оживленную беседу, касательную характерных особенностей литературных персонажей, Шарлотта, как бы между прочим, заметила:
— Интересно было бы узнать: почему традиционные героини романов так нечеловечески прекрасны?
— Но ведь иначе читателя не привлечешь! — в один голос возразили сестры.
— Вы ошибаетесь, — тихо, но твердо ответила Шарлотта. — Хотите, моя героиня будет некрасивой внешне, но по-человечески настолько интересной, достойной и привлекательной, что ее полюбят?
…Да, да, — возбужденно шептала Шарлотта, удобно устраиваясь в кровати и пряча замерзшие ноги под одеяло, — я создам такую героиню — создам во что бы то ни стало! Это будет моя Джейн, — пасторская дочь тщательно закуталась в пуховое одеяло и блаженно откинула голову на подушку, — Фрэнсис Энри? — Она вспомнила героиню своего романа «Учитель», недавно прибывшего из невероятного путешествия по всевозможным лондонским издательствам, и тотчас снова пустившегося в путь в поисках счастья, — Неплохо, совсем неплохо! Но Фрэнсис — это всего лишь эскиз — своего рода предварительный восковой слепок для того яркого, неповторимого образа, который ныне терзает мое воображение и отчаянно просится на свет. Это моя славная маленькая Джейн! Она — моя Бездонность. Она — моя Тайна. Интересная, достойная и привлекательная героиня! Именно такой станет моя Джейн Эйр!
«А каким будет герой романа? Тот таинственный господин, который полюбит мою Джейн и который станет ее единственным желанным избранником?» — продолжала свои вдохновенные размышления Шарлотта, поворачиваясь на другой бок. Ответ явился мгновенно, словно начертанный огненными буквами, внезапно вспыхнувшими во мраке ночи:
«У мистера Рочестера[58] вдумчивая натура и глубоко чувствующее сердце. Он не эгоистичен и не предается порокам. Он дурно воспитан, поддается заблуждениям и ошибается, когда ошибается из-за опрометчивости и неопытности. Некоторое время он ведет тот образ жизни, какой свойственен большинству мужчин, но он несравненно лучше многих из них, а потому такая пошлая жизнь ему не нравится, он не находит в ней счастья. Опыт для него — суровый учитель, но у него достаточно благоразумия, чтобы почерпнуть мудрость из этих уроков. С годами он становится лучше, пена юношеских промахов уносится временем, а все истинно хорошее в нем остается. Его натура как хорошее вино, которое с годами не становится кислым, но приобретает мягкость»[59].
«Вот самая верная характеристика героя, которого мне предстоит воплотить в своем романе! — заключила Шарлотта, — Я, несомненно, наделю его блистательным остроумием, — произнесла она вслух с лукавой улыбкой, — А вот что касается нравственного облика… Что ж, в этом смысле мой мистер Рочестер, я полагаю, будет диаметральной противоположностью своему именитому тезке[60]! Но главное — он будет, безусловно, достойным той великой Любви, которой одарит его несравненная Джейн Эйр!»
…Работа над «Джейн Эйр» шла полным ходом, когда по возвращении в Гаворт Шарлотта, разобрав прибывшую почту, обнаружила конверт, адресованный на имя мисс Бронте «для мистера Каррера Белла» (как условилась Шарлотта с корреспондентами издательских фирм, к которым она обращалась). Стоящая внизу конверта ровная каллиграфическая подпись: «от господ Элдера и Смита» подтвердила догадку. Последнее из солидных лондонских издательств, получивших бандероль с рукописью «Учителя». Последняя надежда Шарлотты Бронте увидеть свой первый роман в печати…
С тайным волнением в сердце Шарлотта вскрыла конверт.
«Отказ! Конечно же, очередной отказ!» — с горечью думала она, вытряхивая на ладонь предполагаемую визитную карточку издательской фирмы с предельно сухой, лаконичной резолюцией, сообщавшей, как обычно, о невозможности публикации присланной рукописи. Однако же пасторская дочь была сильно поражена, увидев вместо ожидаемой вежливой «отписки» аккуратно свернутое письмо, выпавшее на стол, так как девушка от неожиданности отдернула в сторону руку.
Шарлотта с трепетом схватила заветный листок и, в мгновение ока развернув его, с жадностью вгляделась в аккуратные ровные строки. Послание занимало две страницы. Господа Элдер и Смит выражали глубокое сожаление относительно невозможности публикации предложенного на их рассмотрение романа «Учитель» исходя из финансовых соображений. Но, в отличие от представителей других издательских фирм, ограничивающихся, в лучшем случае, сухими, незначительными откликами, любезные авторы последнего письма предоставили подробный разбор достоинств и недостатков означенного романа. Господа Элдер и Смит проявили удивительную учтивость и деликатность, которых Шарлотта никак не ожидала встретить в сотрудниках издательства. Послание сквозило неподдельной симпатией и благожелательностью к «достопочтенному мистеру Карреру Беллу», чей яркий и самобытный литературный труд, по их мнению, «заслуживает всяческого внимания». В конце письма издатели сообщали, что с интересом ознакомятся с новой рукописью этого, несомненно, талантливого и перспективного автора.
Конечно же, столь чуткое, добросердечное послание не могло не обрадовать скромную дочь гавортского пастора. Великодушный отклик «милостивых государей Элдера и Смита» вдохновил Шарлотту Бронте на новые творческие свершения. «Джейн Эйр» писалась легко, на одном дыхании, словно могучие Предвечные Силы тайно водили рукою автора. Мудрые советы Элдера и Смита пришлись весьма кстати и тут же были приняты на вооружение, а жажда увидеть свое произведение в печати подстегивала Шарлотту к созданию второго романа, стимулируя творческий процесс.
В самые кратчайшие сроки рукопись «Джейн Эйр» была благополучно завершена и 24 августа 1847 года выслана в издательскую фирму Элдера и Смита.
К величайшей радости Шарлотты, роман был горячо одобрен и принят к публикации. Издание книги не осложнялось никакими бессмысленными проволочками (как это, к несчастью, случилось с «Грозовым Перевалом» и «Агнес Грей», все еще дожидавшимися своей публикации в редакции фирмы достопочтенного мистера Ньюби), и уже 16 октября того же года[61] роман Каррера Белла под названием «Джейн Эйр. Автобиография»[62] увидел свет.
Это был успех. Колоссальный успех — яркий и ошеломляющий. Книга расходилась нарасхват. Несколько ее экземпляров было подарено личным друзьям издателей, некоторые из них слыли корифеями литературного мира.
«Лучше бы вы не присылали мне „Джейн Эйр“, — писал один из виднейших романистов, достославный Теккерей[63] мистеру Уильямсу — сотруднику издательства Элдера и Смита — 28 октября 1847 года. — Я так увлекся, что потерял (или, ежели угодно, приобрел) целый день, читая ее в самое горячее время — моей рукописи дожидались в типографии. Не могу догадаться, кто ее автор; если женщина, она владеет языком лучше, чем большинство дам, либо получила „классическое“ образование. Отличная книга — ее герой и героиня превосходны, написана щедрым, честным, если можно так выразиться, слогом. <…> Сюжет мне более чем близок[64]. Иные любовные эпизоды заставили меня прослезиться. <…> Миссионер Сент-Джон не получился, но это неудача из весьма удачных, так как отдельные места прекрасны. Не знаю, зачем я все это пишу вам, разве для того, чтобы сообщить, что я растроган и пленен „Джейн Эйр“. Это, конечно, женская рука, но чья?