— Ни в коем случае, мистер Смит, — резко отозвалась Шарлотта, — Я глубоко уважаю мистера Теккерея и преклоняюсь перед ним и некоторыми другими талантливыми авторами из числа ваших друзей. Для меня было бы великой честью познакомиться с такими людьми — честью, которой я не заслуживаю. Поэтому пусть все останется, как есть.
— Что ж, воля ваша, — проговорил мистер Смит. — Мне, право, очень, очень жаль. Итак, в понедельник жду вас на обед.
— А я — на чай, если вы не против, — подхватил мистер Уильямс.
— С удовольствием, — ответила Шарлотта. — Но не забудьте о вечернем визите. Энн и я будем с нетерпением ждать вас.
— А также — вашу почтенную матушку и сестер, мистер Смит, — любезно заверила Энн.
— Всенепременно, — разом отозвались оба джентльмена, поднявшись со своих мест, чтобы лично проводить пасторских дочерей до выхода.
На улице Джордж Смит нанял кеб и, невзирая на отчаянные мольбы и уговоры растерявшихся сестер, заплатил вознице из собственного кармана, позаботившись о том, чтобы его славных клиенток доставили на Патерностер Роу со всеми удобствами.
Едва только пасторские дочери добрались до кофейни Капитула, как у Шарлотты вдруг начался сильнейший приступ головной боли: заботы и волнения последних дней — поспешные сборы, трудности поездки и последнее бурное объяснение на Корнхилл, 65 — дали о себе знать. Энн, как обычно заботливая и предупредительная, помогла сестре подняться в номер гостиницы, уложила ее на кровать и до самого вечера суетилась возле бедняжки, то и дело подставляя ей под нос пузырек с нюхательной солью. Головная боль с каждым часом все усиливалась, вызывая страшную слабость и сопровождаясь тошнотой. Шарлотта с ужасом и содроганием думала о предстоящем визите почтенного семейства Смит в компании их верного друга Уильямса.
Когда гости наконец прибыли, и Шарлотта и Энн, не знавшая покоя в течение всего дня, находились уже в полуобморочном состоянии.
Миссис Смит оказалась весьма эффектной женщиной. Несмотря на свой преклонный возраст, она сумела сохранить статную фигуру и благородную осанку. На смуглых щеках этой почтенной дамы играл здоровый румянец, а ее живые карие глаза с нескрываемым интересом глядели то на Шарлотту, то на Энн. Одета миссис Смит была, по представлениям пасторских дочерей, довольно пышно. Коричневое бархатное платье, отделанное бахромою, выгодно облегало ее стройный стан и налагало на весь ее облик неповторимый отпечаток подлинного величия.
Дочери миссис Смит были очаровательными молодыми барышнями — две рослые красавицы с яркими, одухотворенными чертами и изящными аристократическими манерами. Внешне обе девушки походили на своего благородного брата: у каждой из них были глянцевые светло-каштановые волосы, уложенные опрятными, вьющимися локонами, обрамлявшими прелестные, точно обтянутые нежной персиковой кожей лица с темно-голубыми глазами и нежными алыми губками. Словом, обе барышни Смит являли собой совершенный образец английской девушки чисто кельтского (а не английского) типа красоты.
Глядя на роскошные вечерние туалеты сестер мистера Смита, Шарлотте и Энн, облаченным в простые деревенские одежды грубого пошива, стало как-то не по себе. На одной из барышень Смит было бледно-голубое атласное платье с пышными складками, отливавшее восхитительными сверкающими отблесками. Это богатое облачение как нельзя лучше сочеталось с прекрасными незабудковыми глазами девушки. Другая мисс Смит щеголяла в нежно-желтом муслине, отделанном белыми кружевами, — это платье чрезвычайно шло к светлым глянцевым локонам обворожительной молодой леди.
— Так, значит, вы и есть знаменитый Каррер Белл?! Тот самый, о котором говорит весь Лондон! — почтительно приветствовала Шарлотту миссис Смит, в чьих умных, проницательных глазах светилось неподдельное восхищение. — Вы — автор несравненной «Джейн Эйр»?! Поразительно!
Шарлотта, пораженная столь бурным приветствием, бросила на Джорджа Смита укоризненно-вопрошающий взгляд.
— Не беспокойтесь, мисс Браун, — ответил мистер Смит, мгновенно поняв значение сего мимолетного жеста. — Моя матушка — человек надежный. Она никому не выдаст вашего маленького секрета.
Шарлотта с улыбкой протянула руку почтенной миссис Смит, затем — ее очаровательным дочерям и в последнюю очередь — элегантным джентльменам, чья одежда ничуть не уступала во вкусе и достоинстве благородным барышням Смит. Энн последовала примеру сестры и тоже сердечно пожала руки гостям.
— У нас есть для вас сюрприз, милейшие мисс Браун! — объявил Джордж Смит.
— Вот как? — насторожилась Шарлотта.
— Только, пожалуйста, не пугайтесь, мисс Браун, — предупредил мистер Смит, — Когда я объявил своей почтенной матушке и сестрам о вашем любезном приглашении, они были на седьмом небе от счастья и весь день ломали себе голову о том, как вас развлечь. Словом, не прогневайтесь, милейшие сударыни, за нашу дерзость, но мы намерены отвезти вас сегодня же на оперу в Королевский театр. Я резервировал ложу.
— В Королевский театр? — изумилась Шарлотта.
— Боже правый! — вырвалось у Энн.
— Вы ведь простите нам эту своевольную дерзость, мисс Браун? — спросил Джордж Смит, весьма довольный столь бурной реакцией, — Мы не хотели застать вас врасплох.
Шарлотта едва могла поддерживать беседу, умирая от головной боли, которая стала теперь совершенно невыносимой. Она с великой радостью предпочла бы покой и тишину в обществе одной лишь славной «малютки Энн» самым блистательным светским развлечениям. И тем не менее Шарлотта Бронте отчетливо понимала, что, будь она хоть на краю могилы, ей не достало бы духу отказать своим добрым гостям. Она лишь горько заметила:
— Но можно ли появиться в здании Королевского театра в таких восхитительных обносках, как наши платья, мистер Смит? У нас с сестрой нет подходящих нарядов для столь торжественных случаев.
Джордж Смит смущенно потупил взор. Королевский театр — пристанище аристократов и коронованных особ. Благопристойность и известная роскошь в одежде — непременное требование к его посетителям. Леди и джентльмены из высшего общества, которые составляют основной их контингент, по традиции изощрялись вовсю, стараясь во что бы то ни стало перещеголять друг друга своими туалетами и украшениями и не ударить лицом в грязь перед августейшими венценосцами. Разумеется, мистеру Смиту были прекрасно известны причуды «большого света». Но, руководствуясь самыми добрыми побуждениями, он не учел этого досадного момента и теперь чувствовал себя крайне неловко.
Шарлотта, заметив его замешательство, поспешила прийти к нему на помощь, движимая отчаянным желанием исправить положение:
— Не огорчайтесь, мистер Смит, — молвила она самым дружелюбным тоном, — Мы сейчас же облачимся в свои самые приличные платья, припрятанные в нашем дорожном сундуке для особых случаев, и наденем все свои украшения. Думаю, этого будет довольно, чтобы хоть в какой-то мере оправдать своим видом оказанную нам высокую честь.
Джордж Смит согласно кивнул.
— Мы будем ждать вас у выхода из кофейни, — предупредил он пасторских дочерей и вместе с мистером Уильямсом и всем своим почтенным семейством покинул комнату.
Барышни Бронте немедленно нарядились в свои лучшие шелковые платья (у Шарлотты было платье из серого шелка, у Энн — из коричневого), приберегаемые для высокоторжественных случаев. Открыв небольшую шкатулку, привезенную из Гаворта, сестры извлекли оттуда свои единственные украшения: жемчужную брошку Шарлотты и янтарный браслет Энн. Пасторские дочери поспешно их нацепили и вскоре вышли к своим гостям «en grande tenue»[68] как сказали бы французы.
Мистер Смит нанял просторный крытый экипаж, обитый изнутри куньим мехом, и они тронулись по направлению к зданию Королевского театра. Их путь пролегал через самые красивые, ярко освещенные районы Лондона, которые в свете вечерних огней выглядели еще наряднее, чем в дневное время. Пасторских дочерей охватило приятное волнение, вызванное предвкушением чего-то таинственного и необычного. Стук копыт по булыжной мостовой сладко убаюкивал, как монотонный шум морского прибоя, а легкий ветерок, врывавшийся в миниатюрное оконце, мягко освежал. Даже сильнейшая головная боль Шарлотты постепенно утихла, и ее перестала мучить тошнота. Это было для нее самым большим облегчением, и она всецело отдалась во власть новых красочных впечатлений.
Вскоре они остановились перед огромным, ярко освещенным зданием. Мистер Смит ловко спрыгнул на тротуар и с большой учтивостью помог выйти из экипажа всем своим спутникам.
Честная компания двинулась по направлению к главному входу и остановилась на пространной площадке перед парадной дверью, где уже оживленно толпился народ. Как всегда предупредительный и галантный Джордж Смит не позволил пасторским дочерям скучать перед закрытым входом и тесниться в гуще ожидающей толпы. Он отвел их на свободный пятачок площадки и занял их внимание подробным экскурсом в историю Королевского театра.
— Это один из лучших оперных театров мира, — заявил он со всей соответствующей торжественностью. — Именно здесь осуществляются все постановки иностранных опер, идущих в Англии. По первоначальному проекту архитекторов Ванбру и Конгрива здание Королевского театра было выстроено в 1705 году. После пожара 1789 года — одного из самых грандиозных пожаров в истории Лондона — его перестроили, оно стало гораздо больше и вместительнее. В 1818 году его усовершенствовали — так что теперь это, вероятно, самый большой театр в мире. Он оснащен единственной в Англии сценой в форме подковы.
Тем временем распахнулись створки парадного входа, и оживленная толпа двинулась внутрь здания.
— Прошу! — торжественно произнес мистер Смит, жестом приглашая пасторских дочерей последовать к проходу.
Мгновение — и сестры оказались в обширной круглой зале, могучие мраморные стены и высоко вздымающийся куполообразный потолок которой украшала золоченая лепка и гирлянды из золотистых листьев с нежно-белыми лилиями. Посреди залы виднелась уходящая наверх и теряющаяся где-то в сводах потолка беломраморная лестница.