— Я не в состоянии дать этому объяснения. Подобные вещи неподвластны разуму. Но мне вполне довольно того, что я чувствую.
— Помнится, в бытность нашу в Коуэн-Бридже ты была ярой поборницей Разума, — сказала Шарлотта, мягко улыбнувшись. — Наша славная Кэтрин Моорлэнд нипочем не желала признавать того, что противостоит рациональному.
— Ах, как бы мне хотелось вернуть те дивные времена! — горячо отозвалась леди Хитернлин. — Снова бродить по пустынным аллеям заброшенного сада, скинув ненавистные оковы светских предрассудков. Снова вдыхать тот восхитительный воздух — вдыхать полной грудью — и ощущать то блаженное состояние, когда дух твой словно бы взмывает в Небеса, сердце полно безмятежного восторга, разум спокоен и тверд, и все твое существо оказывается во власти неповторимого ощущения подлинной Свободы!
— И в этом своем Свободном Экстазе ты по-прежнему провозглашала бы торжество Разума? — шутливо уточнила Шарлотта.
— Я была бы рада по-прежнему так думать, — отозвалась герцогиня, печально вздохнув.
— Значит, теперь ты придерживаешься иного мнения, милая Кэтрин?
— Я была опрометчива, когда утверждала о главенстве Здравого Смысла. Пришло время, когда меня настигло возмездие за мою детскую наивность. Кара была жестока… слишком жестока: мне довелось испытать всю могучую первозданную силу подлинного Чувства. И, таким образом, все мои прежние установки, вся система ценностей, накапливаемая во мне годами, была моментально опровергнута. Можете себе представить, каково это хрупкой, беззащитной женщине вроде меня пережить такое?
— Ты говоришь о любви, Кэти? — спросила Энн.
— Знаете ли вы, что такое Любовь?! — воскликнула леди Хитернлин с такой болью, что пасторских дочерей невольно пробрал озноб. — Настоящая Любовь?! Вы полагаете, Любовь — это счастье? Нет! Это Геенна Огненная, нещадно сжигающая душу!
— Милая Кэти! — воскликнула изумленная Шарлотта, — Неужели тебе довелось изведать такое чувство?!
— Я его пожизненная пленница, моя дорогая.
— Ты говоришь о своей любви к герцогу Хитернлину? — робко уточнила Энн.
— К Эдгару?.. Ах, да… Конечно… — отозвалась леди Хитернлин, — Конечно, о любви к Эдгару. Несомненно, он достоин такого чувства! Больше, чем… чем кто бы то ни было еще!
— Что ты думаешь о леди Хитернлин, милая Энни? — спросила Шарлотта, когда они с сестрой, простившись с герцогиней, направлялись в свою гостиницу.
— Мне кажется, — тихо промолвила Энн, — что эта леди очень несчастна.
— Я тоже так полагаю, — отозвалась Шарлотта. — Странно. У меня сложилось впечатление, что Кэти что-то скрывает. Как по-твоему?
— Возможно, — промолвила Энн со вздохом. — Однако нам не в чем ее упрекнуть. Каждый из нас имеет право на личную тайну, и Кэти в этом смысле не исключение. Она и так поведала нам больше, чем мы могли от нее ожидать, а быть может, даже больше, чем ей самой бы того хотелось.
— Думаю, ты права, дорогая, — ответила Шарлотта. — Но подумай, сестрица: в рассказе Кэти было нечто, крайне меня насторожившее. Я говорю о той женщине, которую любил ее отец.
— Об уроженке Корнуэлла?
— Что ты об этом думаешь, Энни?
— О чем ты говоришь, милая Шарлотта?
— Тебе не показалось подозрительным ее происхождение? Я хочу сказать, — продолжала Шарлотта, — не возникло ли у тебя определенных ассоциаций на этот счет?
— Да, — ответила Энн, — в Корнуэллском графстве жила наша матушка. Но… не думаешь же ты…
— Вспомни, милая Энн: Кэти обмолвилась, что ее отец звал ту женщину «Лиззи», и согласилась со мной, когда я предположила, что ее настоящее имя Элизабет?
— Да, дорогая, — отозвалась Энн. — Если это и в самом деле так, то эта почтенная дама носит то же имя, что и наша тетушка… Но… скорее всего, это — простое совпадение.
— Странное совпадение! — задумчиво откликнулась Шарлотта, — Ах, да! Сейчас припоминаю… тетушка как-то говорила мне, что она некогда получала предложение руки и сердца от какого-то знатного и состоятельного господина.
— И что же?
— Она отвергла это предложение потому, что любила другого.
— Но, Шарлотта… — возразила Энн, — Не могла же ты допустить мысль, что сам наследный баронет делал когда-нибудь предложение нашей тетушке?
— Кто знает?.. — задумчиво промолвила Шарлотта, — А вдруг?
— Скажи, дорогая, — спросила Энн, несколько поразмыслив, — не упоминала ли, случаем, наша тетушка о своем возлюбленном?
— Да, сестрица, — призналась Шарлотта, — тетушка что-то говорила об этом. Кажется, ее избранник любил другую.
— Так вот почему она так и не вышла замуж! — сказала Энн и внезапно побледнела.
— Что с тобой, милая? — озабочено спросила Шарлотта.
— Я вдруг подумала… — запинаясь от волнения, проговорила Энн, — подумала о том, что, по словам Кэти, возлюбленная ее отца питала нежные чувства к носителю церковного сана.
— Что из того? — отозвалась Шарлотта, — Это как раз подтверждает нашу с тобой догадку. Тетушка была племянницей священника и вполне могла быть знакома со многими представителями этого достославного круга.
— В том числе и с нашим отцом, дорогая, — напомнила Энн.
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Шарлотта. — Не думаешь ли ты, что тетушка… Нет, нет, это невозможно.
— Боюсь, что возможно! — возразила Энн с тяжелым вздохом. — Тетушка всю свою жизнь положила на то, чтобы воспитать нас — его дочерей. Это слишком большая жертва, на которую человек, в чьем сердце не зародилось глубокого, пылкого чувства, едва ли способен согласиться.
— Тетушка сделала это ради нашей матери, милая, — промолвила Шарлотта.
— Возможно, лишь отчасти, — отозвалась Энн.
— Ты думаешь? — Шарлотта напряженно глядела на сестру; дыхание ее участилось, в глазах засветились слезы, — Бедная, бедная тетушка! — воскликнула она во власти небывалого волнения.
— Ты помнишь, дорогая, — продолжала Энн, — Кэти давеча призналась, что чувствует некую непостижимую связь между нами с нею.
— Да… Это многое объясняет… То есть, я хочу сказать — если ее отец и в самом деле был влюблен в нашу тетушку.
— Эту связь ощутила не только Кэти, — добавила Энн.
— В самом деле? — переспросила Шарлотта. — Неужели и ты, моя милая, почувствовала то же самое?
— Нет, не я, — отозвалась Энн, печально вздохнув.
— Но кто же тогда?
— Эмили Джейн.
— Наша Эмили? — изумилась Шарлотта. — Ах да! Ее роман… Все эти странные совпадения.
— Я бы сказала — мистические совпадения… — произнесла Энн задумчиво, — Как все-таки Эмили тонко чувствует! Только вообрази: чтобы использовать в своем романе заветное предание нашей семьи и в то же время наделить его главную героиню именем «Кэтрин»… Постой, дорогая… — промолвила Энн, осененная внезапною догадкой, — ведь главного героя романа Эмили звали «Хитклиф». А имя почтенного супруга его героини — «Эдгар».
— Поразительно! — воскликнула ошеломленная Шарлотта.
— И я не сомневаюсь, — продолжала Энн, — что, если как следует вникнуть в идейный замысел Эмили, можно найти неисчислимое множество подобных совпадений.
На мгновение Энн смолкла, затем, устремив на сестру взор, исполненный тайной тревоги, она отчаянно проговорила:
— Мне страшно, Шарлотта! Право же, от всего этого можно сойти с ума!
— Полно, полно, дорогая! — постаралась успокоить сестру Шарлотта. — В конце концов, все это — лишь наши домыслы — не более. Будем надеяться, они не оправдаются.
…Пасторские дочери быстро добрались до знакомой развилки и свернули на Патерностер Роу.
— Полагаю, нам не следует долее задерживаться в Лондоне, — тихо проговорила Энн, — Мы ведь уже уладили наши дела.
— Разве тебе здесь не нравится, душа моя? — спросила Шарлотта.
— Здесь красиво и необычно, я согласна, — ответила Энн, — для меня все здесь ново, интересно… Но, говоря по совести, я устала от шума и суеты. Мне хочется вернуться домой, в нашу укромную тихую обитель, чтобы вновь оказаться возле нашего достопочтенного отца, Брэнуэлла, Эмили, и, конечно же — возле моего несчастного милого Уильяма.
— Придется немного подождать, дорогая, — уныло проговорила Шарлотта. — Не забудь: завтра нас ждет как минимум два серьезных мероприятия: чай у мистера Уильямса и обед у мистера Смита.
Оба оговоренных мероприятия прошли успешно.
Предварительно пасторские дочери в сопровождении своих новых друзей посетили художественную выставку в Королевской Академии, а также — Национальную галерею, где увидели множество интересных картин, давно уже занимавших их страстное воображение.
Обед у мистера Смита по своей пышной роскоши и великолепию не уступал предыдущему. Как и вчера, столы ломились от яств. Хозяева были ласковы и предупредительны; гости, как обычно — «en grande tenue».
В отношении пасторских дочерей мистер Смит проявил прежнюю деликатность, не пригласив на свой прием людей из литературного мира.
Сытно отобедав у мистера Смита, сестры отправились на чай к мистеру Уильямсу.
Джордж Смит был прав, говоря о грандиозной пышности убранства апартаментов своих служащих: просторное жилище мистера Уильямса, к немалому удивлению пасторских дочерей, ничуть не уступало в роскоши и великолепии благословенной обители Смитов.
Гостиная была отделана в стиле барокко: белоснежные оштукатуренные стены мягко отражались во множестве блестевших в их отступах зеркал. Высокий потолок украшала золотая лепка, окружавшая дивным божественным сиянием изображения античных фигур, горделиво глядевших вниз со своего могучего пьедестала.
Роскошную залу гостиной, выдержанную в матово-изумрудных тонах, освещала восхитительная газовая люстра, выполненная по тому же сверхсовременному образцу, что и у мистера Смита.
Гостей приветливо встретила молодая красивая женщина — почтенная супруга хозяина дома, которая вместе со своей малюткой дочерью — прелестнейшим белокурым ангелочком, ютившимся в просторной колыбели, — представляла собой наиценнейшее из всех богатых сокровищ, таившихся в стенах благословенного жилища мистера Уильямса.