Прозвенел звонок о закрытии окошка, и ко мне подскочила Лула.
— Я успела вовремя. Пошли скорей, займем места. Не хочу ничего пропустить. Я просто знаю, что эта лошадь победит. Ставка рискованная с малыми шансами. Сегодня мы идем на ужин. Я угощаю.
Мы нашли сиденья на трибуне и стали наблюдать, как выводят лошадей. Будь у меня свой «Си Ар-Ви», я бы взяла оттуда бинокль в бардачке. Увы, бинокль превратился в кучу расплавленного стекла и шлака, наверно, расплющенного в толщину монеты.
Я систематически осматривала толпу на трибунах, пытаясь найти Абруцци. Лошади тронулись, толпа подалась вперед, вопя и махая программками. Через мешанину цветов ничего невозможно было разглядеть. Рядом со мной подпрыгивала и орала Лула.
— Вперед, сволочь, — кричала она. — Скорей, скорей, скорей, долбанная тварь!
Я не понимала, чего мне хотелось. Я хотела, чтобы ее лошадь победила, но боялась, что если Лула выиграет, то совсем свихнется на этой ерунде с гороскопом и станет невыносимой.
Лошади пересекли финишную прямую, и Лула все еще подрыгивала.
— Да, — визжала она. — Да, да, да!
Я посмотрела на нее.
— Ты что, выиграла?
— Поставь свою задницу, я победила. И еще как. Двадцать к одному. Должно быть, я единственная в этом долбанном месте гениальная, кто поставил на это четырехкопытое чудо. Пойду возьму выигрыш. Ты идешь со мной?
— Нет. Я подожду здесь. Хочу поискать Абруцци, пока толпа поредела.
Глава 13
Проблема в том, что я обозревала всех, стоявших у ограды, со спины. Так довольно трудно узнать кого-то даже хорошо знакомого. А уж того, кого видел от силы пару раз, да и то мельком, узнать почти невозможно.
Лула плюхнулась на сиденье рядом со мной.
— Ты не поверишь, — сказала она. — Я только что заглянула в глаза дьяволу. — Она крепко зажала в руке билет и перекрестилась. — Святая матерь божья. Только взгляни. Я крещусь. Что это со мной? Я же баптистка. Баптисты не имеют дела с этим дерьмом.
— В глаза дьяволу? — переспросила я.
— Абруцци. Прямо на него наткнулась. Забрала деньги, сделала ставку, иду себе и тут бац! — сталкиваюсь с ним, словно назло. Он посмотрел на меня, а я взглянула ему в лицо и чуть трусики не намочила. У меня кровь в жилах застыла, когда я взглянула ему в глаза.
— Он что-нибудь сказал?
— Нет. Только улыбнулся мне. Страх-то какой! Не улыбка, а просто какой-то разрез на физиономии, и ни капли той улыбки в глазах. А потом посуровел, повернулся и пошел прочь.
— Он был один? Во что одет?
— Да снова с этим типом Дэрроу. Знаешь, у этого Дэрроу сплошные мускулы. И понятия не имею, во что одет. У меня мозги парализовало, когда я стояла в двух шагах от Абруцци. Меня просто засосало в эти жуткие глаза. — Лула передернулась и пробормотала: — Жуть.
По крайней мере я знала, что Абруцци здесь. И с ним Дэрроу. Я снова стала пробираться сквозь толпу у ограждения. И начала узнавать некоторых людей. Они стремились уйти, чтобы сделать ставку, но потом их как магнитом тянуло вернуться на излюбленные места у ограды.
Вот они, джерсийцы. Молодые парни, одетые в футболки, брюки-хаки и джинсы, мужики постарше в брюках из полиэстера и рубашках-поло. С оживленными лицами. Уж кто-кто, а джерсийцы сильно себя не сдерживают. И тела их укомплектованы приличным защитным слоем жирка, взращенном на хорошо прожаренной рыбе и сэндвичах с колбасой.
Краем глаза я увидела, что Лула опять крестится.
Она поймала мой взгляд и принялась оправдываться:
— Так удобнее. Вдруг здесь можно наткнуться на католиков.
Начался третий забег, и Лула кинулась на свое место.
— Вперед, Выбор Леди, — орала она. — Вы-бор Ле-ди! Вы-бор Ле-ди!
Выбор Леди опередила всех на голову, и Лула выглядела потрясенной.
— Я снова победила, — сказала она. — Что-то тут не так. Я никогда не выигрываю.
— Почему ты поставила на Выбор Леди?
— Ну это же ясно как день. Я леди. И должна сделать выбор.
— Считаешь, ты леди?
— Конечно, твою мать, — заявила Лула.
На сей раз я увязалась за ней на площадку к окошку. Подруга шла осторожно, оглядываясь вокруг, чтобы избежать встречи с Абруцци. Я же оглядывалась с противоположной целью.
Лула остановилась и застыла.
— Вон он, — сказала она. — У пятидесятидолларового окошка.
Я тоже его увидела. Он стоял третьим в очереди. Я почувствовала, как каждый мускул напрягся. Словно меня скрутило от глазных яблок до сфинктера.
Я решительно прошла вперед и предстала перед физиономией Абруцци.
— Привет, — сказала я. — Помните меня?
— Конечно, — ответил Абруцци. — Твоя фотография в рамке у меня на столе. А ты в курсе, что спишь с открытым ртом? Очень впечатляет.
Я замерла, надеясь не выказать эмоций. По правде говоря, он вышиб из меня дух. И вызвал такой приступ тошноты, что заболел желудок. Я, конечно, ожидала, что он пройдется насчет фото, но только не так.
— Догадываюсь, что вам нужно устраивать эти идиотские шуточки, чтобы компенсировать факт, что не добились успеха в поисках Эвелин, — заявила я. — У нее есть что-то, что вам очень надо, и вы не можете дотянуться ручонками?
Сейчас Абруцци застыл, словно аршин проглотил. На какую-то ужасную секунду я подумала, что этот тип меня стукнет. Потом к нему вернулось самообладание, и в лице снова появились краски.
— Ты глупая маленькая сучка, — сказал он.
— Угу, — согласилась я. — И ваш самый страшный ночной кошмар. — Ладно, это был дешевый киношный трюк, но мне всегда хотелось так сказать. — И меня не впечатлил заяц. В первый раз умно было засунуть Содера в мою квартиру, но это уже утомило.
— Ты сказала, что любишь зайчиков, — напомнил Абруцци. — Что, уже не любишь?
— Вы придурок, — заявила я. — Найдите себе другое хобби.
И, повернувшись, отчалила.
Лула ждала меня у жерла туннеля, ведущего к нашим местам.
— Что ты ему сказала?
— Посоветовала ему поставить на Персиковую Мечту в четвертом.
— Черта с два, — возразила Лула. — Не часто увидишь, чтобы мужик так побелел.
К тому времени, как я добралась до своего сиденья, коленки мои выстукивали дробь друг о друга, а руки тряслись так сильно, что я с трудом удерживала программку.
— Боженьки, — испугалась Лула, — у тебя, надеюсь, не сердечный приступ?
— Все в порядке, — успокоила я. — Просто возбуждает атмосфера скачек.
— Ага, я вижу, что это было.
С моих губ слетел истеричный смешок:
— Не подумай, что Абруцци пугает меня.
— Конечно, я же в курсе, — согласилась Лула. — Ты ничего не боишься. Ты крутейшая охотница за головами, твою мать.
— Чертовски правильно, — подтвердила я. И сосредоточилась на дыхании, чтобы не словить гипервентиляцию.
— Нам стоит почаще этим заниматься, — говорила Лула, выходя из моей машины и открывая свою «транс эм».
Она припарковалась на улице перед офисом. Дверь нашей конторы была закрыта, но магазинчик за соседней дверью еще не закрывался. Горел свет, и за окном виднелась Мэгги Мейсон, которая распаковывала коробки.
— В последнем заезде я проиграла, а так очень даже хороший день, — сказала Лула. — Но сейчас не будем об этом. В следующий раз отправимся в Фрихолд и тогда не будем переживать, что наткнемся на сама знаешь кого.
Лула уехала, а я осталась. Теперь я уподобилась Эвелин. В бегах. Некуда спрятаться. Не придумав ничего получше, я пошла в кино. Посредине фильма встала и ушла. Добралась до машины и поехала домой. Припарковалась на стоянке и не позволила себе ни секунды поразмышлять, сидя за рулем. Я вышла из машины, поставила ее на сигнализацию и прошла прямо к черному ходу, ведущему в вестибюль. Поднялась на лифте на второй этаж, прошагала через холл и открыла дверь квартиры. Глубоко вздохнула и вошла. Было очень тихо. И темно.
Включила свет… все лампы, какие у меня имелись. Я ходила из комнаты в комнату, избегая завшивленного дивана. Пошла в кухню, вытащила шесть штук замороженных шоколадных печений из коробки и выложила их на противень. Сунула в духовку и подождала стоя. Спустя пять минут дом наполнил запах домашнего печенья. Укрепившись печеньевым духом, я прошла в гостиную и взглянула на диван. Он выглядел ничего себе так. Никаких пятен. И даже труп не отпечатался.
«Видишь, Стефани, — говорила я себе. — Диван в порядке. Ни к чему его бояться».
«Ха! — шепнула мне в ухо невидимая Ирма. — Все знают, что вши смерти увидеть нельзя. Даю слово, что в этом диване живут самые огромные и жирные вши смерти из всех существующих на свете. В этом диване — всем вшам вши».
Я попыталась сесть на диван, но не смогла себя заставить. В моей голове диван прочно застрял в сочетании с Содером. Сидеть на диване — то же самое, что сидеть на трупе Содера, распиленном бензопилой. Квартира слишком мала, чтобы в нем поместилась я и этот диван. Один из нас должен уйти.
— Прости, — обратилась я к дивану. — Ничего личного, но ты уже история.
Я схватилась за один конец и, поднажав, вытолкала диван из гостиной в прихожую и через входную дверь в холл. Там прислонила его к стене между моей квартирой и дверью миссис Карват. Потом забежала в свою квартиру, закрыла дверь и передохнула. Я знала, что вши смерти не существуют. Увы, знала только на уровне разума. Реальность подсознания — вот что такое эти вши смерти.
Я вытащила печенье из духовки, положила на тарелку и перетащила в гостиную. Врубила телевизор и нашла какое-то кино. Ирма ничего не говорила про вшей смерти на пульте управления, поэтому я решила, что в электронике вши не живут. Подтащив стул, взятый в столовой, к телевизору, я уселась, съела пару печений и стала смотреть кино.
На середине фильма раздался звонок в дверь. Это был Рейнджер. По обыкновению весь в черном. Укомплектованный словно Рэмбо. Волосы завязаны в «конский хвост». Стоял там молча, когда я открыла дверь. Уголки губ чуть искривились в намеке на улыбку.
— Милашка, твой диван в холле стоит.
— В нем живут вши смерти.