— Я знал, что есть отличное объяснение.
Я мотнула на него головой.
— Ты такой выпендрежник.
Он не только нашел меня на скачках, но его лошадь еще выиграла пять к одному.
— Даже супергероям нужно хоть иногда веселиться, — сказал он, окинув меня взглядом, потом протиснулся мимо и прошел в гостиную.
— Пахнет так, словно ты метила свою территорию шоколадным печеньем.
— Мне ведь нужно что-то, чтобы изгнать демонов.
— Какие-то проблемы?
— Не-а. — Только не с той поры, как я вытащила диван в холл. — Что случилось? — спросила я. — Ты оделся как на дело.
— Да охранял кое-какое здание сегодня вечером.
Однажды я была с ним, когда его команда охраняла здание. Это мероприятие включало выбрасывание наркодилера с третьего этажа.
Рейнджер взял печенье с тарелки на полу.
— Замороженное?
— Другого нет.
— Как там на скачках?
— Наткнулась на Эдди Абруцци.
— И?
— Перекинулись словцом. Надеялась узнать больше, не получилось. Но возникло подозрение, что у Эвелин имеется нечто, что он хочет.
— Я знаю, что именно, — сообщил Рейнджер, жуя печенье.
Я уставилась на него, раскрыв рот.
— И что это?
Он улыбнулся:
— Как сильно тебе хочется знать?
— Мы что, играем?
Он в замедленном темпе отрицательно покачал головой:
— Это не игра.
Потом притиснул меня к стене и наклонился. Скользнул бедром между моих ног, легонько провел ртом по моим губам.
— Как сильно тебе хочется знать, Стеф? — снова повторил он.
— Скажи мне.
— Долг растет.
Неужели было похоже, что сейчас меня это волнует? Я превысила свой лимит несколько недель назад!
— Ты собираешься мне сказать или как?
— Помнишь, я говорил, что Абруцци помешан на военных играх? Ну, так он еще больше чокнутый. Он коллекционирует сувениры. Старое оружие, армейскую форму, военные медали. И не просто коллекционирует. Он их носит. По большей части, когда играет. Иногда, когда проводит время с женщинами. Иной раз, когда стрясает безнадежный долг. На улицах говорят, что Абруцци потерял медаль. Предположительно принадлежавшую Наполеону. Ходят слухи, что Абруцци пытался купить эту медаль, но парень, владеющий ею, отказался продать. И тогда этот чокнутый убил его и присвоил медаль. Держал он ее дома на письменном столе. И надевал во время игр. Ему втемяшилось, что она делает его непобедимым.
— И это то, что есть у Эвелин? Медаль?
— Я так слышал.
— Как медаль у нее очутилась?
— Не знаю.
Рейнджер сместил бедро, и желание пронзило меня и зажглось внизу живота. Он был жесткий повсюду. Его бедра, его оружие…всебыло жестким.
Потом он наклонил голову и поцеловал меня в шею. И провел языком по месту, которое только что поцеловал. И поцеловал снова. Скользнул ладонями мне под футболку, оставляя огненный след на коже, пальцы очутились под грудью.
— Час расплаты, — объявил он. — Я забираю долг.
Я чуть не свалилась на пол.
Рейнджер взял меня за руку и потянул к спальне.
— Кино, — пролепетала я. — Лучшая часть фильма идет.
Сказать по чести, я не смогла бы вспомнить ни единого кадра из того фильма. Ни одного имени персонажа.
Рейнджер стоял почти вплотную, обхватив меня рукой за шею и приблизив лицо.
— Мы сделаем это, Милашка, — сказал он. — Все будет хорошо.
А потом поцеловал меня. Поцелуй стал глубже, требовательней, сокровенней.
Ладонями я почувствовала, как напряжены мышцы на его груди, как бьется сердце. Так у него есть сердце, мелькнула мысль. Хороший знак. По крайней мере , частично Рейнджер все-таки человек.
Он прервал поцелуй, подтолкнул меня в спальню. Сбросил ботинки, снял ремень с оружием. Снял все. Даже тусклого света хватило увидеть: что обещал Рейнджер, облаченный в спецназовскую экипировку, то сдержал, когда сбросил одежду. Весь из сплошных твердых мускулов с гладкой смуглой кожей. Тело совершенных пропорций. Напряженный и сосредоточенный на мне взгляд.
Рейнджер содрал с меня одежду и загнал на кровать. А потом вдруг очутился внутри меня. Однажды он пообещал мне, что время, проведенное с ним, отвратит меня от всех остальных мужчин. Когда он это говорил, то я решила, что он преувеличивает угрозу. Больше я так не думала.
Когда мы закончили, то полежали какое-то время. Наконец он провел рукой по всему моему телу.
— Пора, — сказал Рейнджер.
— А сейчас-то что?
— Уж не думаешь ли ты, что так легко платятся долги?
— Ой-ой, неужели переходим к наручникам?
— Чтобы превратить женщину в рабыню, мне не нужны наручники, — заявил Рейнджер, целуя меня в плечо.
Он легонько поцеловал меня в губы, потом наклонил голову, целуя подбородок, шею, ключицы. Спустился ниже… грудь, сосок. Пришла очередь пупка, живота, а потом его рот оказался… обожежмой!
На следующее утро Рейнджер все еще был в моей постели. Прижавшись тесно ко мне и держа меня в объятиях. Я проснулась от звука сигнала на его наручных часах. Он выключил будильник и повернулся на бок проверить пейджер на прикроватной тумбочке, где тот лежал рядом с пистолетом.
— Мне нужно идти, Милашка, — сказал он. Оделся. И ушел.
О черт. Что я натворила? Я просто сделала это с Магом. Дерьмо святое! Ладно, успокойся. Давай просто здраво рассудим. Что здесь случилось? Мы это сделали. Конец, кажется, был чуточку грубым, но ведь это Рейнджер. А что я ждала? И прошлой ночью он не был грубым. Он был… восхитительным. Я вздохнула и вылезла из постели. Приняла душ, оделась и пошла в кухню поздороваться с Рексом. Только Рекса там не было. Он ведь жил сейчас у родителей.
Без Рекса квартира казалась пустой, поэтому я собралась поехать к своим. Поскольку наступило воскресенье, появился дополнительный стимул вроде пончиков. По дороге из церкви матушка и Бабуля всегда покупали пончики.
Девочка-лошадка скакала по дому в нарядном платье для воскресной школы. Завидев меня, она остановилась, и личико ее приобрело задумчивый вид.
— Ты еще не нашла Энни?
— Нет, — ответила я. — Но я говорила с ее мамой по телефону.
— В следующий раз скажи ее маме, что Энни пропускает кучу всего в школе. Скажи, что меня взяли в класс по чтению «Черный жеребец».
— Хватит врать-то, — вмешалась Бабуля. — Ты в классе «Синяя птица».
— Я не хочу быть дурацкой синей птицей, — заявила Энни. — Синие птицы — какашки. Хочу быть черным жеребцом. — И поскакала прочь.
— Люблю это дитя, — сказала я Бабуле.
— Угу, — согласилась Бабуля. — Напоминает тебя в этом возрасте. Прекрасное воображение. Идет по моей семейной линии. Твоя матушка, Валери и Энджи во всех отношениях синие вороны.
Я взяла пончик и налила чашку кофе.
— Что-то в тебе изменилось, — заметила Бабуля. — Не пойму, в чем дело. Как вошла, так не перестаешь улыбаться.
Проклятый Рейнджер. Я заметила эту улыбку, когда еще зубы чистила. И никак ведь не сходит!
— Удивительно, что может с человеком сделать здоровый сон, — пояснила я Бабуле.
— Я бы не отказалась заполучить такую улыбку, — призналась Бабуля.
К столу вышла Валери. Вид у нее был угрюмый.
— Не знаю, что делать с Альбертом, — призналась она.
— Не наблюдается дома с двумя ванными?
— Он живет с матерью и зарабатывает еще меньше меня.
Ничего удивительного.
— Хорошего мужика найти трудно, — сказала я. — А когда находишь, то всегда с ним что-то не так.
Валери заглянула в пакет с пончиками:
— Здесь пусто. Где мой пончик?
— Стефани съела, — наябедничала Бабуля.
— Я только один!
— Ох, тогда должно быть, я, — сказала Бабуля. — У меня было три.
— Надо купить еще, — сделала вывод сестрица. — Мне срочно нужен пончик.
Я схватила сумку и закинула на плечо.
— Я добуду. Мне бы тоже еще один не помешал.
— Я еду с тобой, — объявила Бабуля. — Хочу проехать в твоей черной блестящей красотке. Мне не рассчитывать, что дашь порулить?
— Не смей давать ей вести машину, — воскликнула стоявшая у печи матушка. — Под твою ответственность. Если она поедет и попадет в аварию, сама будешь навещать ее в больнице.
Мы поехали в Гамильтон во «Вкусную выпечку». В старших классах я там работала. Там же рассталась с девственностью. После работы за шкафами с эклерами в компании Морелли. Не знаю, как это случилось. Только что я продавала ему канноли, а потом вдруг очутилась на полу со спущенными трусиками. Что-что, а уговорить женщину скинуть трусики Морелли умел, как никто другой.
Я припарковалась на маленькой стоянке у «Вкусной выпечки». Послецерковная толкучка схлынула, и на стоянке было пусто. На ней было семь парковочных мест, упиравшихся в кирпичную стену булочной, и я остановилась в середине.
Мы с Бабулей вошли в булочную и купили еще дюжину пончиков. Наверно, излишество, но лучше иметь больше, чем не иметь вообще пончиков.
Мы вышли из булочной и приближались к Рейнджеровой «Си Ар-Ви», когда на стоянку ворвался зеленый «форд-эксплорер» и, визжа тормозами, остановился рядом с нами. На водителе была маска Клинтона, а на пассажирском сиденье торчал заяц.
Сердце у меня в груди ёкнуло, и адреналин подскочил.
— Беги, — крикнула я Бабуле, роясь в сумке в поисках пистолета. — Беги в булочную.
Тип в резиновой маске и другой в костюме зайца на ходу выскочили из машины. Они с пистолетами в руках бросились к нам и зажали нас с Бабулей между двух машин. Парень в маске был среднего роста и сложения. Носил джинсы, кроссовки и найковскую куртку. На другом была надета огромная заячья голова и уличная одежда.
— Руки на капот, чтобы я их мог видеть, — приказал парень в маске.
— Кто ты такой? — спросила Бабуля. — Выглядишь как Билл Клинтон.
— Ага, я Билл Клинтон, — сказал тип и повторил: — Руки на капот.
— Никогда не понимала ту историю с сигарой (неприличный эпизод из скандала Клинтона с Левински — Прим. пер.), — задумчиво произнесла Бабуля.