— Попытайтесь все же найти возможность, — не отступал он. — Ну, пожалуйста.
Шантель обсуждала с Айвором Грегори лечение Моник.
— По-моему, настойка белладонны неплохая замена нитритамила, — сказала она.
— Да, она эффективна, только надо быть осторожным, когда даешь внутрь. Ни при каких обстоятельствах не давайте ей больше десяти капель. Во время приступов можно повторять дозу — скажем, каждые два-три часа. У вас достаточный запас лекарств?
— На два месяца хватит.
Они серьезно, не изменяя профессионального тона врача и сестры, беседовали о состоянии Моник.
Около полуночи Дик и доктор откланялись и вернулись на судно. Редверс остался.
Перо было велено сопроводить нас с Шантелью в наши спальни. Она двинулась впереди с керосиновой лампой в руках. Судя по всему, лампа считалась дешевле свечей. По пути они обе зашли в мою комнату. Перо зажгла свечу на туалетном столике. Я пожелала им спокойной ночи и закрыла дверь.
Сон никак не шел. Перед тем как лечь, я поднесла к кровати свечу и, раздевшись, задула. Светила луна, так что я не была в полной темноте. По мере того как я лежала без сна в постели, глаза постепенно освоились с темнотой, и я начала довольно ясно различать предметы в комнате. Сквозь щели в ставнях сочился блеклый свет. Их нужно было держать закрытыми, чтобы не проникали насекомые. Я вспомнила о Шантели, тоже, возможно, лежавшей без сна в комнате по соседству. Эта мысль утешила меня.
Услышав скрип половицы, я тотчас вспомнила Дом Королевы, где среди ночной тишины тоже без видимой причины трещали полы. Я перебрала в памяти всю цепь событий, приведших меня сюда, и заключила, что был момент в моей жизни, когда от моей воли зависел выбор. Я могла сказать: не еду. Могла остаться в Англии. И все сложилось бы по-другому. Всего остального из того, что случилось со мной — жизни в Доме Королевы, отношений с тетей Шарлоттой, — было не избежать. Уже после наступил момент решения, и я выбрала свой путь. Эта мысль возбуждала и тревожила меня. С полным правом я могла себе сказать: что бы ни случилось, ты сама выбирала.
Неожиданно тишину нарушили голоса. Моник и Ред говорили громкими раздраженными голосами. В доме бушевала ссора. Я встала с кровати, прислушалась. Подошла к двери, немного постояла, наконец открыла. Голоса сделались слышнее, хоть я и не разбирала слов. Высокий, страстный, обличающий голос Моник. Что было в низком, приглушенном тоне Реда? Попытка успокоить? Властность? Тотчас пришло на память выражение его лица накануне вечером. Угроза?
Я шагнула в коридор, открыла дверь в комнату Эдварда. В лунном свете мелькнуло его лицо: мальчик спал, разметав руки по покрывалу. Я притворила дверь и встала у входа в свою комнату.
Голоса не затихали. Вдруг я содрогнулась всем телом: что-то шевельнулось в конце коридора! Там кто-то стоял, наблюдая за мной.
Я уставилась в неясные очертания. Хотела окликнуть, но слова не шли из горла, сколько ни открывала рот. Фигура двинулась навстречу — крупная, тучная. Это была Щука.
— Что-нибудь хотели, мисс Брет?
— Н-нет. Я не могла уснуть, вышла глянуть, все ли в порядке с Эдвардом.
— С Эдвардом будет все в порядке, — сказала она, словно отметая как неуместное всякое сомнение в этом.
— Спокойной ночи, — попрощалась я.
Она молча кивнула. Я вернулась в комнату, закрыла дверь. Я никак не могла прийти в себя от мысли, что за мной, ничего не подозревавшей, следили.
Что ей было там нужно? Подслушивала за дверью комнаты, которую занимали Моник и Редверс? Готовилась в случае надобности броситься на выручку «мисси» Моник?
Я вернулась в постель. Как ни странно, меня бил озноб при такой влажной жаре. Прошли, казалось, бесконечные часы, пока меня сморил сон.
Наутро меня подняла Перо, принесшая в комнату завтрак. Он состоял из мятного чая, гренок с маслом и приторным джемом неизвестно из каких фруктов, ломтя арбуза и пары сахарных бананов.
— Устали? — спросила улыбающаяся Перо. — Плохо спали?
— Это от непривычной постели.
Она бесхитростно, по-детски улыбалась. Удивительно, как все меняется с наступлением дня. При свете сочившегося сквозь ставни солнца обстановка комнаты была убогой, но отнюдь не зловещей. Пока я завтракала, явился Эдвард. Присев на мою кровать, он хмуро заявил:
— Мисс Брет, не хочу здесь оставаться. Хочу продолжать плавание на «Невозмутимой леди». Как вы думаете, капитан возьмет меня с собой?
Я молча мотнула головой.
— Жаль, — вздохнул он. — Вряд ли мне здесь понравится. А вам?
— Поживем — увидим, — уклонилась я.
— Но капитан завтра отплывает.
— Он еще вернется.
Это утешило его не меньше моего.
Редверс к этому времени вернулся на судно. Шантель была занята с Моник, которая опять занемогла. Все время, пока она была у больной, Щука не выходила из комнаты, не сводя глаз с Шантели — по словам сестры, она впивалась в нее, словно василиск или Медуза Горгона.
— Уж не знаю, что, по ее разумению, я делала с ее драгоценной мисси. Я было пожаловалась, но мисси сказала, пускай останется. Пришлось смириться, иначе она непременно устроила бы истерику.
Эдвард был не так требователен, как ее подопечная. Раз ему было нельзя с капитаном, то не отходил ни на шаг от меня. Решив осмотреться, я спросила Перо, где мы будем проводить уроки.
Счастливая тем, что может услужить, она жестом указала наверх. Там размещалась старая классная комната, где в свое время училась мисси Моник, сообщила она. Она с готовностью покажет.
Собрав привезенные с собой учебники, мы поднялись в просторную комнату наверху. Окна были без ставен, и из них открывался хороший вид на бухту. Я сразу заметила стоявший на якоре корабль, но, чтобы не расстраивать, не стала говорить Эдварду.
В комнате имелись большой стол и приставленная к нему деревянная скамья. Последняя развеселила Эдварда: мигом оседлав ее, он принялся погонять скамейку, крича то «но!», то «тпру!», пока я осматривалась по сторонам. В книжном шкафу обнаружилось несколько учебников и книг для чтения. Открыв стеклянные дверцы и перелистав книжки, я признала их полезными.
Пока я рассматривала книги, явилась Щука. Эдвард опасливо поглядывал на нее. Я догадалась, что она уже делала попытки втереться к нему в доверие, изображая любящую няньку, но ему это не нравилось.
— Вы уже здесь, мисс Брет, — заговорила она. — Я смотрю, вы времени не теряете.
— Нам пора возобновлять уроки. Вот и проводим разведку местности.
— Разведку местности, — подхватил Эдвард, стегая скамейку. — Но!
Щука приторно-сладко улыбалась мальчику, но он ее словно не замечал.
Когда она подсела к нему не скамейку, он немедленно вскочил и принялся гонять по комнате.
— Я «Невозмутимая леди», — пронзительно взвизгивал он, подражая корабельной сирене. — Все на месте и готовы к отплытию, сэр.
Я невольно рассмеялась. Щука тоже улыбалась, демонстративно отвернувшись от меня к нему. Когда она снова повернулась ко мне, ее глаза сверкнули, опять вогнав меня в дрожь, как накануне ночью, когда я увидела ее в коридоре.
Рядом с книжным шкафом стояло кресло-качалка вроде того, что я видела на балконе. Она села и начала раскачиваться. Меня раздражал скрип несмазанных балансиров, а ее присутствие угнетало. «Неужели так и будет ходить за мной следом?» — недоумевала я. Я твердо решила, что не стану терпеть ее присутствия на уроках, но пока что не могла просто так выдворить се, и, так как ее молчание действовало на нервы, я заговорила первой:
— Я вижу, у нас тут настоящая классная комната.
— Чего вы не ожидали? Думали, на Коралле нет классных комнат?
— Разумеется, ничего подобного я не думала. Но у комнаты такой вид, словно в ней училось несколько поколений.
— С чего вы это взяли? Здесь ничего не было, пока месье не построил этот дом.
— И миссис Стреттон была единственной ученицей?
— Ее звали мисс Баркер.
— Кого?
— Гувернантку.
И, улыбаясь чему-то своему И что-то бормоча, энергично раскачала качалку. Судя по тону, ее высказывание было нелестным для мисс Баркер.
— Она приезжала из Англии? — осведомилась я.
— Да, с одной семьей, — кивнула она. — Первым приехал муж: посмотреть, смогут ли они здесь закрепиться. С ними были мальчик и девочка, а при них гувернантка. Тогда месье решил, что пора учиться и мисси Моник. Гувернантка приходила сюда, в этой комнате давала им всем уроки: мисси Моник, мальчику и девочке.
— Надо полагать, она была рада компании.
— Какое там! Все время дрались. Девочка ее ревновала.
— Жаль.
— А мальчик, натурально, влюбился.
Мне стало не по себе. Я представила Моник: дерзкого, испорченного ребенка.
— Значит, гувернантка давала им вместе уроки, — продолжала я. — Большое удобство.
— Это продолжалось недолго. Они уехали: не прижились на острове. А мисс Баркер осталась.
— И что с ней сталось?
— Умерла, — с улыбкой сказала Щука.
— Печально.
— Это было не сразу. Сначала учила нашу мисси, и та ее полюбила. Она была плохая гувернантка, нестрогая. Хотела нравиться мисси…
— Потакала, — подсказала я.
Она раскачивалась взад-вперед.
— И она умерла. Похоронена на холме. У нас там христианское кладбище.
Огромные глаза скользнули по мне: верно, снимали мерку для гроба.
До чего неприятная особа!
19
Днем на берегу случилась большая суматоха. Я отдыхала в своей комнате, скрываясь от жары. Этому обычаю следовали все в доме — и, по-моему, вообще, на острове. Ничего не делать, лежа за закрытыми ставнями в самое жаркое время дня, представлялось мне единственно возможным способом существования.
Я слышала шум, но не придала значения — о том, что произошло, мне рассказала Шантель.
— Наш бравый капитан сегодня герой дня, — объявила она, врываясь ко мне.
— В каком смысле герой?
— Пока ты здесь валялась, в бухте решался вопрос жизни и смерти.
— Капитан…