Энгелберт вздохнул и постарался вспомнить заготовленную речь.
— Господин судья, я предстал перед вами, чтобы защитить интересы людей, которые сегодня томятся в тюрьме. Мое глубочайшее желание, чтобы…
— Эти люди, чьи интересы вы защищаете, — прервал судья. — Что есть против них?
— Нападение и избиение, — быстро ответил Энгелберт.
— Ваши друзья? Родственники?
— Они мне не друзья, господин судья. И никак не связаны со мной родственными узами.
— Тогда я не понимаю, в чем ваш интерес? Они что, денег вам задолжали? Должна же быть причина, по которой вы о них беспокоитесь. — Судья направил палец в грудь просителя — Отвечайте правдиво и не тяните.
— Нет, господин судья, они мне ничего не должны.
Главный судья Рихтер кивнул и, прищурившись, постарался посмотреть на посетителя как можно более проницательно. — Преступление, в котором их обвиняют… Полагаю, они невиновны?
— Нет, они действительно совершили преступление, — заверил судью Энгелберт.
— Откуда вы можете это знать?
— Так они же напали на меня — в моей собственной пекарне. Я был жертвой.
— Когда это случилось?
— Довольно давно. Двенадцать недель назад.
— А почему вы ждали до сих пор, чтобы прийти сюда?
— Прошу прощения, герр магистрат, но я не ждал. Я каждую неделю сюда прихожу. Но мне только сегодня разрешили поговорить с вами.
— Ладно. Это неважно, — фыркнул судья, — так вы считаете, что их посадили в тюрьму по ошибке, а?
— Об этом не мне судить.
— А кто должен судить? Э? — Герр Рихтер лукаво улыбнулся, как будто изобличив преступника, пытающегося сбить его со следственной логики.
— Вы, господин судья. Насколько я понимаю, именно вам предстоит слушать дело и решить, какова справедливость наказания.
И без того строгое выражение лица судьи стало еще строже.
— Предупреждаю вас, пекарь, в суде не терпят легкомысленного отношения. А вы морочите мне голову!
Энгелберт кивнул и попытался зайти с другой стороны.
— Прошу прощения, господин судья. Мне только хотелось бы видеть этих людей на свободе.
Рихтер обшарил взглядом добродушные черты лица человека перед ним.
— Почему? — только и смог спросить он.
— Почему? — повторил вопрос Энгелберт. — Наверное, потому, что это правильно.
— Но вы же сами подтвердили предъявленные им обвинения и признали их виновными. Сами их осуждаете. Тогда зачем вам печься об их освобождении?
— Я тот, с кем поступили несправедливо, но я простил им грехи передо мной.
— Закон есть закон, — веско произнес Рихтер. — Справедливость должна восторжествовать, и люди должны это видеть.
— При всем уважении, господин судья, я считаю, что эти люди достаточно пострадали и что держать их дальше в тюрьме как раз и будет несправедливым, и никакой общественной пользы не принесет. — Он помедлил, хотел сказать что-то еще, но передумал.
— Да? — резко подстегнул его судья Рихтер. — Что еще?
— Я просто хотел добавить, что об их нуждах некому позаботиться, они уже давно потратили те небольшие деньги, которые у них были, на еду и воду, которыми снабжал их тюремщик.
— Хм! — судья пренебрежительно махнул рукой. — Им следовало подумать об этом, прежде чем нападать и избивать солидных, порядочных граждан Праги, таких как вы.
— Вы без сомнения правы, — согласился булочник. — Но они уже давно в тюрьме. Вот я и зашел спросить, нельзя ли это время, уже проведенное в тюрьме, расценить как справедливое наказание за их преступление. Справедливость восторжествует. Тогда, может быть, их отпустят?
Мировой судья Рихтер потянулся за медным колокольчиком, стоявшим на краю стола, позвонил и, когда появился его секретарь, спросил:
— Нападение и избиение. Преступники в тюрьме. Мы знаем об этом, Павел?
— Знаем, господин главный судья. Помните, именно этим делом интересовался императорский двор.
— Это тот же самый случай?
Секретарь торжественно кивнул.
Мировой судья встал с самым мрачным видом и огласил заключение.
— Ваша петиция отклонена. Злоумышленники останутся под стражей до тех пор, пока не будут рассмотрены все предъявленные им обвинения.
— Прошу прощения, господин судья, — произнес Энгелберт, — но когда состоится слушание?
Мировой судья Рихтер не привык, чтобы каждое его высказывание вызывало новые вопросы. Он выпрямился во весь свой начальственный рост.
— Обвинения будут предъявлены тогда, когда я решу, что пришло время их предъявить.
Энгелберт покивал и улыбнулся.
— Хорошо. Увидимся на следующей неделе.
— Вы не поняли. Преступники должны ответить за свои преступления. Обвинения будут рассмотрены в должное время. И кстати, дело не в нашем ведении. Так что занимайтесь своими делами, а мне позвольте заняться своими.
— Хорошо, господин судья. Но, видите ли, я должен объяснить: будущее этих бедолаг касается меня напрямую. Я не могу с чистой совестью забыть об этом и ждать решения.
Судья потянулся к колокольчику, стоявшему в углу стола.
— Желаю вам хорошего дня, господин Стиффлбим. — Он звякнул колокольчиком и сказал секретарю: — Аудиенция окончена. Пожалуйста, проводите господина пекаря.
— Сюда, сударь, — отозвался Павел. — Я вас провожу.
Энгелберт последовал за секретарем в приемную. Однако у двери остановился и спросил:
— Вы сказали, что император проявлял интерес к этому делу?
— Было такое, — кивнул клерк. — Редкий случай, конечно. Но иногда случается. Естественно, мы должны во всем уважать пожелания Его Величества.
— Разумеется, — с улыбкой согласился Энгелберт. — Спасибо, что подсказали. В следующий раз я вам тоже пирожное принесу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Роковое дерево
ГЛАВА 15, в которой речь идет о жизни и смерти
Финал Кубка Испании между «Реалом» и «Атлетико» Бильбао в рамках чемпионата Испании превратился в хаос с трагическими последствиями. Семь быков вырвались на поле. Игроки обеих команд бросились к боковым линиям, когда разъяренные животные выскочили из туннеля для игроков на последних минутах первого тайма на стадионе Сантьяго Бернабеу.
Нападающий Фернандо Сола, которого инцидент застал у ворот «Мадрида», успешно ускользнул от двух животных, но был растоптан третьим на глазах у более чем восьмидесяти тысяч вопящих болельщиков. Попытка спасти раненого футболиста обернулась кровавой бойней, когда зрители высыпали на поле. Один комментатор назвал это «забегом быков и зрителей».
Молодые испанцы, разогретые сангрией, перепрыгивали через барьеры. По оценкам одного из свидетелей, более сотни молодых людей сорвали с себя рубашки и бросились на поле — большинство стремилось продемонстрировать свое мастерство матадоров, а другие — помочь раненым товарищам. В последовавшей затем бойне погибли восемь человек. Еще пятеро были затоптаны толпой, пытавшейся покинуть стадион, когда возникли слухи о взрыве, а еще трое пострадали от ран, нанесенных быками, и позже скончались в больнице.
Полиция на месте убила четырех животных, остальных троих удалось загнать в боксы. Их увезли скотоводы, нашедшиеся среди зрителей. Этих быков надлежало исследовать на предмет выяснения их происхождения. Официальная версия гласила, что быков угнали по пути на корриду на юг Мадрида, но эта версия так и осталось ничем не подкрепленной.
В заявлении Министерства внутренних дел говорилось, что к инциденту причастны боевики ЭТА, баскского сепаратистского движения. Им было не по нраву национальное развлечение испанцев. Министр внутренних дел Хуан Карлос Наварро заявил, что правительство будет преследовать виновных по всей строгости закона и что террористы не уйдут от ответственности.
Однако представитель Национальной полиции заявил, что, хотя расследование продолжается, у полиции очень мало вещественных доказательств, которые можно было бы расследовать. Записи камер видеонаблюдения внутри и снаружи стадиона не выявили какой-либо подозрительной активности в часы, предшествовавшие нападению. «Откуда взялись быки, остается загадкой, — сказал он. — Они будто появились из воздуха».
Обе крупнейшие национальные газеты Испании, El Pais и El Mundo, объявили вознаграждение в размере 500 000 евро за информацию о преступниках. Газеты завалили кипами самых фантастических предположений, но следствие так и не смогло сдвинуться с места.
Вильгельмина оглядела плоскую вершину Черной Хмари, обманчиво спокойную ранним вечером. Глубоко вздохнув, она приготовилась к следующей попытке. В шестой раз должно повезти, подумала она и подняла кулак в воздух.
Почти сразу она почувствовала покалывание электричества на коже и ощутила вихрь энергии вокруг себя. Портал был активным и мощным. Секунду спустя воздух помутнел и приобрел бледно-голубоватый оттенок, а ветер из ниоткуда погнал волны по зеленой траве, покрывавшей вершину древнего холма. Она почувствовала напряжение в мышцах, рука дрожала, но она старалась держать ее прямо над головой. Ветер взвыл, и все вокруг стало расплывчатым, словно она смотрела на мир через стекло, обработанное пескоструйкой. Вокруг шипело статическое электричество; Вильгельмина приготовилась к прыжку, сосредоточившись на объекте поисков, Томасе Юнге. Его лицо в очках мелькнуло перед ее мысленным взором. Раздался шипящий хлопок, и предыдущий мир пропал.
Она моргнула, открыла глаза и обнаружила себя опять стоящей в конце Аллеи Сфинксов. Она резко выдохнула и огляделась, наблюдая, как пыльные смерчики мчатся меж двойным рядом безмолвных статуй. Быстрый взгляд на небо — ага, раннее утро, и это хорошо. Она отряхнула одежду, поправила рюкзак и снова отправилась в деревню на берегу реки. Там она надеялась взять лодку и переправиться на другой берег Нила. Она уже столько раз ходила по этому пути, что нашла бы дорогу с закрытыми глазами. Впрочем, сейчас не время думать об этом. Лучше просто идти и надеяться на лучшее.
Она продолжала надеяться на лучшее, когда на следующий день, в полдень, снова стояла у входа в скрытое ущелье и смотрела на высокие стены вади, встающие по обе стороны. Судя по тому, что она видела в деревне, а также по относительно пустынной реке, на этот раз ей, кажется, удалось прыгнуть в более раннее время, туда, куда и целилась.