Стук в дверь. Или ей кажется?
— Анна, это я. Открой.
— Открыто, — прошептала она.
В номер шагнул Данила. В его руках две чашки.
— Глинтвейн. Попросил у хозяйки. Настоящий, сделанный по всем правилам.
— Спасибо… — Слова замирали на губах. Она взяла чашку и неожиданно для себя опустилась на пол.
— Ты так и сидишь в темноте?
— Да. Мне нравится.
— Я понял. Так — лучше.
— Да. Лучше…
Глинтвейн обжег горло, и она закашлялась.
— Забыл предупредить. Горячий.
— Ничего…
Молчание снова обволокло все вокруг. Тишина прокралась вдоль стен и накрыла их с головой.
— Все в порядке?
— Да. Но завтра…
— Надо дождаться этого «завтра».
Ей хотелось спросить: а что, есть другие варианты? Завтра может не наступить? Но Анна молчала, понимая неуместность собственных слов.
Данила опустился на пол рядом с ней. В опасной близости — всего несколько сантиметров отделяло их друг от друга. И Анне показалось, что ее кожа буквально дымится. А кровь становится как этот горячий глинтвейн.
Словно почувствовав ее состояние, Данила мягко отодвигается в сторону. Так лучше. Безопасней.
«И чего ты боишься? — спрашивал кто-то внутри Анну. — Себя? Или кого-то еще? А кого? В чем дело?»
Она пила глинтвейн маленькими глотками, по телу растекалось тепло. Тело нагрелось до взрывоопасных градусов, ее губы тоже — горячие, а зубы стучат о стакан. Она не могла больше сделать ни глотка. И со стуком поставила бокал на пол.
— Прости, — шепнул Данила.
— За что?
— За все…
— За все — не надо.
— Как хочешь…
Разговор был явной бессмыслицей. Но так ли важны слова? Значение имеют звуки — круглые, музыкальные. Они плывут в воздухе и уплывают за окно — к темному небу и луне.
Анна снова взялась за бокал, но рука предательски дрожала. Данила перехватил ее ладонь. И поцеловал…
Медленно, перебирая каждый палец… От этой невыносимой сладостной пытки можно было сойти с ума. Ей хотелось выдернуть руку и одновременно длить и длить это наслаждение…
— Какая мягкая кожа… Как молоко и мед.
— А я не люблю ни того ни другого.
— Я тоже.
Они засмеялись, и смех немного разрядил обстановку.
— Ты замечательная девушка, — прошептал Данила.
— Да уж…
— А знаешь, что мне нравится в тебе больше всего? Очарование простоты.
— Которая хуже воровства?
— Простота очаровательна, потому что чиста. И это странным образом волнует.
— Кого?
— Меня…
И он придвинулся и поцеловал ее в губы. Поцелуй нежный, не нахальный, а скорее — робкий, но он произвел в теле Анны настоящую революцию. Кровь бурлила, что-то взрывалось изнутри мириадами звезд, которые текли по венам звездной рекой…
Поцелуй едва коснулся губ, но и этого было достаточно. Он обжигал. Анна прикоснулась пальцами к своим губам.
Но Данила отвел ее руку и поцеловал еще. И еще…
Медленно он обнял ее, притянул к себе.
— Свет, — шепнула Анна.
— Занавесить окно?
— Нет, нет…
Она хотела сказать, что ей нравятся эти переливы света — таинственного темно-золотого, нравится, как свет мерцает в Данилиных глазах, скользит по его плечам и ее рукам. Свет — союзник и волшебник.
— Как хочешь… — Он медленно раздевал ее, словно исполняя некий ритуал. Его руки скользили бесконечно долго. И это усиливало наслаждение…
И вот она перед ним обнажена. Он приник к ней, и Анне казалось, что сердце сейчас выскочит из груди…
Пробуждение было внезапным. Словно кто-то завел внутри механизм, и он щелкнул: пора!
Анна вскочила с кровати и ощутила собственное тело невесомым: еще немного, и она взлетит. Может быть, за одну ночь она превратилась в птицу? Ее взгляд упал на подушку рядом. Данилы не было!
Он в ванной? Анна прислушалась — никаких звуков. Куда-то ушел?
С него станется. Ушел по делам и скоро вернется. А сколько сейчас, кстати, времени? Анна бросила взгляд на мобильный. Десять! Как долго она спала!
Анна прислушалась к звукам, ей казалось, что вот-вот откроется дверь комнаты и войдет Данила… Но он не приходил. Оставаться в номере было невыносимо. Просто сидеть и ждать?
Она позвонила ему, но телефон оказался недоступен.
Анна нахмурилась. Встала, оделась и постучала к Даниле в номер. Может быть, он ушел к себе? В ответ была тишина.
Анна оделась и спустилась на ресепшен.
Там сидела молоденькая девушка. Она вскинула на Анну глаза и спросила, чем она может помочь.
Тщательно выговаривая английские слова, Анна спросила, выходил ли куда-нибудь молодой человек. И описала Данилу.
— Йес, йес, — закивала девушка, и ее задорные кудряшки взлетели вверх. — Он заказал такси и уехал.
— Куда? — тупо спросила Анна, ощущая, как темнеет в глазах.
Девушка пожала плечами.
Это был удар ниже пояса! Даже не удар, а самый настоящий нокаут. Как так? Как он мог уехать? Ничего не сказав… Что же такое получается? Мысль билась, как бабочка о стекло, не находя выход. Поверить в то, что Данила просто переспал с ней и помахал ручкой, было невозможно. Все в Анне протестовало против этого. Протестовали руки, губы, тело. Протестовала память, которая упорно не хотела отпускать воспоминания прошедшей ночи, цепко держалась за них, не давая раствориться в наступающем дне.
Анне показалось, что еще немного, и она упадет в обморок. Ее о чем-то спрашивают?
— Что?
— Вам плохо?
— Нет, — замотала головой Анна.
«Мне очень даже хорошо, — подумала она про себя. — Просто замечательно!»
— Ок? — спросила девушка, улыбаясь.
— Окей, — подтвердила Анна.
Она вернулась к себе в номер и залилась слезами. Ну кто бы мог подумать: первое серьезное в ее жизни чувство, и такой облом! Даже не облом! А… обрыв чувств. Словно она шла, бежала, парила, раскинув руки, и потом с размаху упала вниз — с обрыва. Нет, она не умерла, но покалечилась. Анна повела плечами, как бы удостоверяясь, что еще жива!
В голове шумело. И что делать? Она не знала. Позвонила еще раз — молчание… Вот и все!
Почему-то возникло в памяти старое кино — «Любовное настроение». И музыка — такая щемящая. От которой странно замирало сердце… А сейчас сердце замерло от обиды.
Пришлось признать, что все было ошибкой. И встреча, и дивный вечер, перетекший в дивную ночь. И обманчивый свет фонарей, и луна, выглядывавшая из-за елей… Все было обманом!
Анна приложила руку к губам — они еще горели. Как жить дальше?
«И стоит ли жить вообще? — мелькнуло в голове, но тут же она себя одернула. — Ну вот! Я уже впала в мелодраматическую пошлость. И что бы сказал Вася Курочкин? Посмеялся бы? Посочувствовал?»
Анна вдруг поняла, что ей не хватает Васи. Его плеча…
Она набрала знакомый телефон.
— Да?
— Вась… — и Анна замолчала.
— Слушаю, Рыжикова. Ты вообще куда пропала?
— Я не пропала, я работаю.
— Я пытался выйти на связь вчера — не получилось, — сухо сказал Вася. — А мы вроде условились быть все время на связи. Двадцать четыре часа в сутки.
— Я понимаю, Вась, прости, больше не повторится.
— У настоящего ученого должна быть ответственность, — назидательно произнес Курочкин.
На заднем фоне слышался девичий смех.
— Кто это, Вась?
— Ты о ком?
— Это твоя очередная девушка?
— Это не имеет отношения к нашей работе. И вообще ни к чему не имеет!
— Так все плохо?
— Рыжикова, ты мне голову не морочь! — рассердился ее шеф. — Как там с материалами?
— Все в порядке.
— Когда возвращаешься?
— Завтра.
— Вот и отлично, Рыжикова. Жду. — Судя по тону, Вася был еще рассержен на нее.
Разговор с Васей не успокоил, Анне стало еще хуже.
«Да что же это со мной такое творится? — рассердилась она. — Надо взять себя в руки».
Она решила еще раз посмотреть рукописи. Но открыв чемодан, увидела, что папка, куда она вчера положила бумаги, исчезла!
Анна оперлась на стул. Дело принимало неожиданный оборот! Неужели это Данила? Тогда получается — ею просто воспользовались, чтобы получить доступ к этим материалам?
Ника что-то говорила, что Данила имеет выходы на аукционы Кристи и Сотбис. Может быть, он хочет эти рукописи продать или перепродать их какому-нибудь коллекционеру? Хоть плачь! Или рыдай во весь голос! Как же она влипла!
Анна набрала телефон Ники.
— Да, — пропела подруга. — И что хочет сказать моя лапочка?
— Лапочка хочет спросить тебя кое о чем.
— О чем же? — насторожилась Ника.
Анна закусила губу.
— О Даниле.
— А что такое? — еще больше насторожилась Ника. — Почему ты им интересуешься?
— Просто… — Анна задумалась: говорить или нет. Ника была в него влюблена, а теперь они подруги по несчастью, получается? Может быть, так будет лучше — рассказать и припасть к Никиной груди и сладко выплакаться на ней? Но голос благоразумия взял вверх. Незачем в это впутывать еще и Нику. Зачем ей лишние переживания? Да и можно отношения испортить с подругой. — Ты просто как-то сказала, что он подрабатывал консультантом-экспертом. Это так?
— Ну… — протянула Ника. — Данила много чем занимался. Не скрою.
— Ты пьяна?
Наступило молчание.
— Ника! Ты чего молчишь? Что случилось?
— Понимаешь, мне все тут до черта надоело… Если бы не дети, я бы вернулась в Россию. Клянусь, ей-богу! Все тут как сухари пресные.
— А Андреа?
— Андреа… О боже! — В трубке послышались рыданья. — Похоже, это была ошибка. До встречи с Данилой, я и не подозревала, что такое любовь!
Анна вздохнула. Получается, что она сделала правильно, не посвятив Нику в перипетии своей личной драмы. Иначе подруге стало бы еще горше.
— У тебя все в порядке? — взяла себя в руки Ника. — Ты еще в Швейцарии?
— Все в порядке. Завтра вылетаю.
— Звони еще, — сказала Ника после краткой паузы. — Потрепемся. Как в былые времена. Иногда мне кажется, что те наши студенческие годы были самыми счастливыми. Жаль, что все узнаешь и понимаешь постфактум. Спустя годы. А когда есть — не ценишь.