Однако я не собиралась молчать и знала: расскажу Оле всю правду, не стану обманывать. Пусть она не мечтает о нем, раз так уж все сложилось.
Не помню, как провожала Германа. У меня кружилась голова, я сама себя не понимала. После его ухода, когда я вышла из душа, плотно закутанная в махровый халат, словно скрывая даже от себя приятно изнывающее от мужских прикосновений тело, вернулась Оля. Пришла с покупками, веселая, бухнула на стол пакет с фруктами, улыбнулась мне. Как же ей шел этот оранжевый тон помады! А ведь она настоящая красавица!
Нет, в этот день я ничего ей не рассказала. Но когда она начала вспоминать Германа и пытаться уговорить меня хотя бы прогуляться возле его дома, я сделала вид, что меня это не очень-то интересует, и сменила тему, предложила ей посмотреть нашумевшее кино. И мы, поужинав рыбой, расположились на диване в гостиной, поставив между собой блюдо с грушами и клубникой.
Моя ложь начала медленно прорастать во мне, пуская корни в каждый уголок моего сознания. Я не хотела, не хотела делиться своим счастьем ни с кем.
12. Август 2024 г.
Женя
Соцсети, безусловно, могут много рассказать о человеке. Бесхитростная красавица Лариса Калинина делилась своими откровенными фото, где позировала с явным удовольствием, в полной мере осознавая свою красоту. Между откровенными фотографиями в купальниках или прозрачных одеждах, которыми она привлекала к себе внимание мужчин, встречались фото котят, щенков, огромных, подаренных ей любовниками букетов, сладостей. Было много простых, сделанных неумело, селфи в самых разных местах, но там, где было, по ее мнению, красиво. Это были рестораны, красивые уголки парков с цветниками, морские курорты, памятники архитектуры… Обыкновенная девушка, живущая в свое удовольствие.
Женя предполагала, что ее убили из-за ревности. Из-за жгучей, смертельной ревности. И что человек, который ее убил, либо имел свои ключи, либо каким-то образом сумел остаться в квартире незамеченным и, дождавшись, когда Лариса уснет, прирезал ее. И все-таки в эту формулу невозможно было поместить способ убийства, то количество ударов ножом, которые нанес убийца. Так яростно мог убивать человек, находящийся в состоянии шока, потрясения. Ну не мог убийца, проведя сколько-то времени в квартире и дожидаясь, пока жертва заснет, тихонько подкрасться к ней и вдруг начать колоть ее куда попало, словно в человека вселился дьявол…
Нет-нет, что-то там не так.
На фотографиях в фотоальбомах, которых на самом деле в квартире Ларисы оказалось достаточно много, она везде была одна, без мужчин. Иногда с подругой, о которой Жене рассказала соседка Марина Сергеевна Кузнецова.
Эта соседка, молодящаяся женщина лет шестидесяти в фиолетовом велюровом домашнем костюме, которая просила называть себя просто Мариной, а не Мариной Сергеевной, как ей больше подошло бы по возрасту, довольно подробно описала внешность подруги. И тогда Женя, рискуя навлечь на себя подозрение, решила сделать вид, что она знает, о какой именно подруге идет речь, и даже назвала ее Дашей. Она сделала это, чтобы соседка не сомневалась, что Женя является хорошей подругой самой Ларисы, а потому знает и других общих знакомых Калининой.
Судя по описанию, эта так называемая Даша на самом деле была полной противоположностью Ларисе. Нежнейшая и красивая Лариса и грубоватая, мужеподобная «Даша». Кто знает, что их связывало и какие между ними существовали отношения? Но «Дашу» эту надо было найти во что бы то ни стало.
Женя нашла лишь одну зацепку, на которую никто из экспертов или следователей не обратил внимания. Губная помада на полочке в ванной комнате темно-коричневого тона.
Женя позвала Реброва и попросила его взять помаду на экспертизу.
– Валера, пожалуйста, пусть посмотрят на отпечатки пальцев, сверят с пальчиками Ларисы, про ДНК я уж молчу, понимаю, что вряд ли кто займется этим дорогостоящим анализом. Но согласись, везде на фотографиях Лариса с розовыми губами. Причем все оттенки теплые, понимаешь? Без синюшности. Это ее стиль. Белая кожа, потому что пудра почти белая, я нашла в ее косметичке несколько пудр, и все светлые. Светло-коричневые тени, черная или коричневая тушь и нежно-розовая помада. Вот вам и Лариса Калинина.
Женя, едва только вошла в подъезд, обратила внимание на нестандартное оформление лестничной площадки первого этажа и лестницы. Афиши, расклеенные по стенам, которые она восприняла просто как украшение пространства, на самом деле оказались действующими, актуальными афишами маленького театра «Скорлупка», расположенного на первом этаже дома. И вход в него имелся только один – дверь подъезда, в котором проживала Лариса Калинина. И, как сообщила Жене соседка Марина, дверь эта вечерами бывала подолгу открыта для зрителей театра и не защищена до полуночи никакими домофонами или кодовыми замками. И жильцы не возмущались, многим вообще нравился театр, к тому же на них распространялась пятидесятипроцентная скидка на билеты. Словом, жильцы и театр жили дружно, никаких конфликтов никогда не было. Жильцам нравилось, что весь первый этаж был всегда чистый, стены украшены афишами и даже картинами самодеятельных художников, а у окна на площадке стояли кадки с растениями. Вот только для убийцы эта дверь была поистине волшебной, распахнутой и впускающей в себя пусть и небольшую, но все же толпу посторонних для этого дома людей. А поэтому вычислить, кто в ночь убийства проник в дом, было невозможно.
Однако, как потом выяснилось (это уже поработал с администрацией театра один из оперативников), в самом театре постоянно работают камеры. Вот это стало для следствия настоящим подарком. То есть следователю предоставлялась возможность увидеть всех, кто вошел в тот вечер в театр. Можно было подсчитать количество посадочных мест и сравнить с числом вошедших вечером в подъезд. Потом вычесть жильцов или их гостей – и вуаля: убийца обнаружен! Но это только теоретически.
– Не так уж много зрительных мест, – пожал плечами Ребров. – Посчитаем, проанализируем. Участкового подключим, он знает многих жильцов. А в театре, скорее всего, знают постоянных зрителей.
– Вот бы поскорее найти эту подругу Калининой. Она бы точно рассказала и о ее любовниках, и, может, о каких-то проблемах.
– Мы, конечно, посмотрим помаду, но сдается мне, что она сама рано или поздно объявится. А пока что установим за квартирой слежку, когда-нибудь сюда приедет какой-нибудь ее ухажер, допросим его. Может, и не один приедет…
– А где Журавлев? – спросила Женя, чувствуя, что краснеет. – Его что, на самом деле задержали?
– Да нет. Он занимается как раз поиском автора этих фотографий. Как ты понимаешь, для него это вопрос, что называется, жизни и смерти. Думаешь, он не переживает, зная, что и ты об этом тоже узнаешь?
– То есть он в курсе того, что ты расскажешь мне про это дело?
– Ну, мы не говорили конкретно об этом, но, думаю, он понимает, что такое скрыть невозможно. К тому же он знает, что я бываю у вас, что плотно общаюсь с Борисом. Нет, не думаю, что он надеется на то, что ты не узнаешь. Допускаю даже, что он рад был бы, если бы ты помогла нам всем в этом деле.
– Мог бы и сам позвонить и все рассказать, – буркнула Женя. – Вроде не чужие люди.
– Женя, ты вообще понимаешь, что говоришь? Когда все это произошло, ты вообще была не дома, вы были в ссоре с мужем. Павел, конечно же, об этом знал. И как ты думаешь, посмел бы он тебя в тот момент компрометировать, тревожить своими проблемами? Да я сам бы лично ему голову оторвал.
– Понятно. Но чтобы мне помочь ему, я хотела бы с ним встретиться и поговорить.
– Встретишься. Если хочешь, прямо сейчас поедем в отдел, он точно там, сидит за компьютером, ищет в интернете подобные шедевры, хочет вычислить автора.
– Он не найдет. Это невозможно. Ты знаешь, сколько в Москве фотографов?! Тысячи!
– И что же ты предлагаешь?
– Думаю, надо бы попытаться снять отпечатки пальцев с этих фотографий.
– Да что толку, если на них наверняка остались следы самой Ларисы, да еще огромного количества людей, задействованных в оформлении выставки? Разве что кто-то из них проходил по нашим делам. Вычислить автора этих фотографий невозможно.
– А можно, я сниму хотя бы один шедевр со стены? – спросила Женя, едва сдерживаясь, чтобы не возмутиться вслух тем, что фотографиями пока что никто всерьез не занимался. – Я в перчатках, если что.
– Валяй, – улыбнулся Ребров, поскольку на самом деле не верил в то, что, даже обнаружив автора фоторабот, они как-то продвинутся в расследовании. – Пашка тоже снимал, ничего не сказал…
Фотографий, аккуратнейшим способом приклеенных на пенокартон, было всего четыре, и все они были просто огромными, примерно метр на метр, и закрывали практически все пространство над изголовьем кровати.
Сюжет был везде похож: пара красивых полуодетых молодых людей, парень и девушка, демонстрирующих себя с явным удовольствием. Черно-белый, явно выигрышный, вариант. Настоящие художественные фото. И парень этот был точно Журавлев.
Женя, сняв первое же фото и осторожно опустив на кровать, перевернула его, и радости ее не было предела: на обороте была приклеена маленькая этикетка, где мелким шрифтом было написано «Михаил Лернер. 2019 г. Тел. +7***»!
– Ребров, ты только посмотри! Да ваших экспертов – на мыло!
– Ну ничего себе! – покачал головой потрясенный Ребров. – Но ведь Пашка-то тоже фотографировал здесь что-то…
– Да, ты говорил. Но какое фото именно снимал? Это?
– Кажется, да.
– Но тогда должен был тебе рассказать про этого Михаила Лернера. Ты сам-то, Валера, где в это время был, когда он возился с фотографиями?
– Письменный стол осматривал, в документах пытался что-то найти.
– Думаю, он увидел, конечно, эту наклейку и, скорее всего, именно ее и сфотографировал. Возможно, что-то вспомнил. Скажи, он вскоре после этого ушел?
– Ну да… Сказал, что ему кровь из носу нужно найти автора фотографий.