Женя, у которой уже успело сложиться мнение о двух подругах, усмехнулась:
– Если это действовала Вера, я имею в виду, если это она подкинула кольцо в дом Шарова, то да, мы найдем там еще и другие драгоценности. Но если Оля, то, поверьте мне, она сама и украла их, сказав Вере, что драгоценности где-то в сарае, например… Ведь если это она совершила убийство Погодкиной, то не могла не понимать, что ее могут вычислить, арестовать. И в том случае, когда ей придется сбежать, бросив свою подружку, заказчицу убийства, неплохо иметь при себе хотя бы что-то, на что она будет жить. Лариса, у вас есть опись тех драгоценностей, что Погодкина хранила у себя на даче?
– Да, конечно. Со слов Веры, там было довольно много украшений. И это не бижутерия, это настоящие драгоценности, я имею в виду золото, даже не серебро. Много жемчуга, перстни с рубинами, изумрудами… Погодкина не покупала ни малахит, ни яшму, ни хризолит, к примеру, ни янтарь. Все драгоценности были настоящие, дорогие. Вот только бриллиантов она на даче не держала. Большая коробка с драгоценностями и валютой находилась в банковской ячейке. Мы проверили.
– Лариса, а вы сами прежде нигде не встречались с Олей? – спросила Женя.
– Точно нет. Я бы ее запомнила. У меня вообще хорошая память на лица.
– Я вот что подумала… – Женя потерла лоб. – Если предположить, что Чеснокова собиралась убить вас, то как она оказалась в квартире Калининой?
– Да она же спутала нас. Встретила меня, точнее Калинину, где-то, увязалась за ней, думая, что это я, вычислила адрес, потом думала, как подобраться ко мне, увидела вывеску театра, может, купила билет и вечером вошла в подъезд, поднялась, неизвестным нам способом проникла в квартиру… Как-то так. Во всяком случае, рядом с моим домом ее точно не было, мы проверяли, просматривали камеры на доме.
– Надо бы показать фотографии Чесноковой и Голубевой жильцам дома, – предложил Ребров. – Кто знает, может, она, я имею в виду Чеснокову, была знакома с кем-то из дома и в театр пришла вообще уже не первый раз.
– Валера, ты-то сам веришь в то, о чем говоришь? – возразил ему Журавлев. – Вот у меня лично сложился совсем другой портрет Чесноковой – ну не верю я, что ее, в принципе, может интересовать театр. И дай бог, если я ошибаюсь.
– Да ты, Паша, просто априори видишь в ней бессердечную и циничную хабалку и убийцу, – ухмыльнулся Борис. – В сущности, как и все мы. Разве не так? Мы же не знакомы с ней, не видели ее, что называется, живьем, не слышали ее голос. А что, если она вообще другая и в душе совсем не парикмахерша, а актриса? Может, она приходила в этот театр, потому что ей это было интересно. Может, ее привел туда изначально кто-то из жильцов этого дома, и она собиралась в будущем поступать в Щепку или Щуку.
– Так-то оно так, – подал голос Петр, – но я согласен с Женей: не верю я в такие совпадения. И это точно она убила Калинину. Просто мы пытаемся проработать еще какие-то версии. Но все они – нежизнеспособные, поверьте. Думаю, вам, Лариса, надо показать Чесноковой видео из театра и спросить, что она там делала.
– Петр, да она и ответит, что была в театре! – Щеки Плоховой порозовели.
– Ну да… – развел руками Петр. – И что же теперь делать? Вы же все равно ее задержите?
– Мы ведь ее уже задерживали, допрашивали, как и ее подругу. Но за отсутствием улик вынуждены были отпустить. Но завтра, полагаю, поскольку у нас есть видео из театра, я попрошу привезти ее и еще раз допрошу. И отдельно Веру, попробую поговорить с ней, как вы и советовали.
Женя слушала ее и думала о том, что Плохова – она и есть «плохова», что не очень-то и хороший следователь, раз ей для того, чтобы начать уже более активно действовать, надо дать вот такого пинка, мотивировать ее. Хотя они же действуют по закону и улик-то на самом деле нет. Ну была Оля в театре, расположенном в доме, где произошло убийство. Но разве это доказывает то, что она убила? Где настоящие улики? Следы, орудие убийства с отпечатками ее пальцев?
Нет-нет, решила Женя, она никогда не сможет быть настоящим, профессиональным следователем и постоянно думать о том, чтобы, не дай бог, не нарушить закон. Да если бы она постоянно думала о законе, разве смогла бы раскрыть уже не одно уголовное дело? Это нельзя, то нельзя. Так вообще невозможно работать.
Под утро Журавлев вызвал такси, и они втроем, Павел, Ребров и Лариса, поблагодарив хозяев за гостеприимство, поехали в Москву. Петр отправился к себе – отсыпаться. Женя попыталась прибраться, но Борис остановил ее:
– Пойдем уже спать, я вижу, как ты устала. Я так понимаю, что ты уже все распланировала на завтра.
– Ты имеешь в виду уже на сегодня, – зевая, заметила Женя.
– Ну хорошо, на сегодня. Не поделишься своими планами?
– Хочу встретиться и поговорить с соседом Калининой, его зовут Григорий. Думаю, он знает о своей соседке куда больше той, другой, соседки, Марины. Сдается мне, что они с убитой были не просто соседями. Они, если верить подруге Калининой Маргарите, частенько выпивали вместе. И Калинина таким образом расслаблялась, а расслабившись, могла поделиться с соседом, рассказать ему то, чего другие и не знали. Может, они были любовниками.
– Похоже, эта Калинина – настоящая femme fatale.
– Не поняла.
– «Фам фаталь» – роковая женщина, с которой лучше не связываться. От связи с такими обычно бывают тяжелые последствия, а то и смерть.
– А у тебя какие планы?
– Запереться в спальне и обнять тебя.
– Давай хотя бы что-то отнесем в холодильник, а то придут кошки, будут ходить по столу, забираться лапами в тарелки…
– И когда это мы стали такими хозяйственными?
– Да я всегда такой была.
– Ладно, давай!
Вернулся Петр. В халате. Не проронив ни слова, принялся помогать убирать со стола.
– Петя, ты ничего не хочешь нам рассказать?
– Мне она страшно понравилась, если вы об этом, – с готовностью, сияя глазами, ответил он. – Чудесная женщина. Мало того, что красивая невероятно, так еще и умная!
– Да уж, с Наташей ее не сравнить, – не смог удержаться Борис.
– Наташа вообще другая. Но Лариса… Конечно, у нее кто-то есть, я понимаю, такая женщина не может быть одинокой, но я сегодня же узнаю адрес, где она работает, и отправлю ей цветы. Вот бы еще знать, какие именно она любит.
– А ты спроси у Журавлева, – подсказала ему Женя. – Они провели вместе отпуск, думаю, кое-что он о ней все-таки успел узнать.
– Да знаю я все, – отмахнулся Петр. Он точно не успел приревновать понравившуюся ему женщину к Павлу. – Но не думаю, что там, в Сочи, или где они там познакомились, Паша дарил ей цветы. Насколько я знаю Павла и верю ему, он был у нее там телохранителем, они не были любовниками.
– А ты откуда знаешь?
– Говорил с ним. Я же собираю материал для своей книги.
Женя улыбнулась, не поверив ему.
Они с Борисом переглянулись: вот точно Петр влюбился!
20. Август 2024 г.
Свидетель Марина Зимина
В кабинет вошла девушка, поздоровалась и села напротив меня. И я сразу почувствовала, что она не моя пациентка, хоть пришла по записи. Думаю, все дело в ее взгляде. Пациентки смотрят по-другому.
Первой мыслью было – она жена Виктора. Виктор – мы с ним вместе уже шесть лет. И никто об этом не знает. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Конечно, это удивительно, что я за эти годы ни разу не видела его жену. Но мне не хотелось. Если честно, я ее боялась. Все-таки я любовница ее мужа. Виктор никогда и ничего мне про нее не рассказывал, не говорил о ней плохо, не жаловался, чтобы как-то оправдать нашу с ним связь. Нет, в этом плане он, конечно, человек порядочный. Но, с другой стороны, ведь он же изменяет своей жене.
Вы спросите, не представляла ли я себя на месте его жены в тот момент, когда она узнает об измене? Конечно, представляла. И каждый раз понимала, что это очень больно. Как понимала и то, что, выйди я за него замуж, он и мне будет изменять. Тихо так, молча, не комментируя свои отношения с женой.
Полигамию придумали мужчины, это понятно. Но, может, мужчинам на самом деле сложно постоянно хотеть свою жену? Это нам, женщинам, проще, мы можем и обмануть, во всяком случае сделать вид, что мужчина нам приятен и что мы хотим его. В случае же с мужчиной, сами понимаете… И получается, что все эти годы я ждала, что рано или поздно наша встреча с его женой состоится. Что она, узнав о нас, запишется ко мне на прием, и когда войдет в кабинет, то посмотрит не как пациентка, которая пришла ко мне со своей женской проблемой, а как-то иначе. Но как? Да разве можно угадать, каким будет выражение ее лица, когда она увидит меня?
Вот почему, когда я увидела молодую женщину, яркую, рыжеволосую, с внимательным взглядом, в котором, кстати говоря, сквозило сомнение, словно она не до конца была уверена, что поступает правильно, я предположила, что это жена Виктора.
– Слушаю вас, – сказала я, совсем не готовая к разговору и тем более к выяснению отношений.
Вот что, что она мне сейчас скажет? Или спросит? Я должна была в тот день принять четырнадцать пациенток, день обещал быть сложным. Может, сразу отказать ей в приеме и сослаться на занятость, вот просто взять да и уйти из кабинета? Сбежать? Превратиться в страуса и глубоко запрятать голову в песок?
– Вы же Марина Зимина?
Отступать было поздно. Да, это я, я!
– Отниму у вас не так много времени… Я пришла к вам по поводу Ларисы Калининой.
Из меня словно металлический каркас вынули – я прямо физически обмякла. Стала как счастливая мягкая игрушка. Сразу отпустило. Потом, правда, промелькнула мысль: кому это понадобилось расспрашивать меня про Ларочку?
– Меня зовут Женя. Я ее подруга. Знаю, что вы хорошая знакомая Ларисы.
– Девушка, я не поняла, что вам от меня надо?
Я снова превратилась из перепуганной соперницы-любовницы в строгого врача-гинеколога, переполненного чужими тайнами.
– Ларису убили. Два дня тому назад. Понимаю, что вряд ли полиция сумеет найти убийцу, поэтому и пытаюсь хотя б