– Борис, Валера, вы поймите, тот человек, кто проник в эту квартиру, вот точно позаимствовал на время убийства ключи у соседей. Давайте сначала побеседуем с Кузнецовой, покажем ей фотографии этих девчонок, а потом зайдем к Григорию. Или сначала к нему, пока он не напился до чертиков.
– Женя дело говорит, – неожиданно поддержал ее Ребров. – Если эти девки такие ушлые и основательно готовились к убийству Погодкиной, то что стоило им подкатить к этому Соснову, тем более что он, как я понял, не дурак выпить. Напоили его, забрали ключи, сделали свое черное дело да и вернули ключи на место. Действовали в перчатках. Я не вижу в этой версии ничего фантастического, вполне себе все реально.
– Ну ладно… – начал остывать Борис. – Пойдем к соседу.
Женя старалась не смотреть на мужа, боялась его тяжелого взгляда.
– Женя, – вдруг услышала она, – ты должна понять меня… Откуда нам всем было знать, что не сосед убил Калинину? Какой-то сторож… И хотя, как сказал Валера (а он проверил его, тот нигде не сидел), биография у него чистая, но у нас у всех поначалу биография чистая, но потом-то кто-то из нас берется кто за пистолет, кто за нож…
Женя поняла, что Борис таким вот образом извиняется перед ней за тот страшный взгляд, в котором помимо упрека было и презрение. Он словно сказал ей: ну что же ты такая глупая, не понимаешь, что тебя могли убить?!
Ну на самом деле, почему она никогда не чувствует опасности, встречаясь с незнакомыми людьми? Не может же она постоянно полагаться на свою интуицию? Что, если Борис прав (а он точно прав), и какой-нибудь убийца с ангельским лицом приставит к ее горлу нож?
– Боря, ты, конечно, прав. – Она снова обняла его, как обнимают деревья, чтобы напитаться от него энергией и спокойствием.
Он поцеловал ее в макушку. И они отправились к Соснову.
Как Женя и предполагала, Григорий за то время, что они не виделись, влил в себя немалое количество алкоголя. Лицо его стало красным, глаза блестели. И снова она подумала о том, что, будь он убийцей, разве сидел бы дома и выпивал? Да точно бы сбежал!
– Да у вас тут настоящий пир! – заметил Ребров, проходя в комнату и усаживаясь напротив Соснова. Женя с Борисом остались стоять на пороге комнаты. – Праздник, что ли, какой?
– Да нет… Может, вы голодные? Так у меня здесь полно еды!
С этими словами Григорий бросился к холодильнику, открыл его, и Женя увидела забитые разного вида контейнерами полки. Да и контейнеры эти были ей хорошо известны, они с Галиной Петровной сами заказывали такие же, несмотря на высокую цену. Качественные, с плотно закрывающимися крышками и очень удобные, в принципе, они стали на их кухне просто незаменимы.
– Нет-нет, мы не голодные, – поспешил уверить его Ребров. – Взгляните, пожалуйста, на этих девушек. Может, вы знакомы с ними?
Григорий взял телефон Реброва и внимательнейшим образом просмотрел фотографии Голубевой и Чесноковой. Женя с Борисом приблизились к ним.
– Вот эту помню, – он показал на фото Чесноковой. – Я с ней не знаком, конечно, но точно видел ее не так давно, примерно с неделю тому назад, в салоне связи. Мы были там как раз с Ларочкой. Она купила себе дорогущий телефон, а он оказался бракованный. Хотела вернуть и получить деньги. Понимала, что ей могут отказать, поэтому попросила меня сопроводить ее в салон в качестве поддержки. Просила только в морду никого не бить. Это ее выражение. Мы с ней еще смеялись тогда. Так вот, пришли мы, короче, в салон сотовой связи, постояли в очереди, потом она показала сотруднику свой телефон, приготовилась уже поскандалить, она вообще любила поскандалить где-нибудь в магазине или парикмахерской, она сама рассказывала, а сотрудник спокойно так говорит, мол, это не проблема, что сейчас он заполнит документы и вернет ей деньги. Но Ларочка уже, видать, настроена была пошуметь. И когда сотрудник попросил ее назвать адрес и она сдуру назвала, то потом вдруг решила поинтересоваться, зачем это ему ее адрес, что, типа, только мошенники интересуются адресом и все такое. Затем наговорила что-то о телефонных мошенниках. Короче, прицепилась она к нему мертвой хваткой. Я не помню точно, чем закончился их разговор, но деньги она свои получила.
– А при чем здесь эта девушка? – сурово хмурясь, спросил Ребров.
– Так она была в этой очереди! Стояла человека на три позади нас. В тот день почему-то в салоне было много людей.
Женя поняла, что Ребров «не догонял», что не понял главного.
– Валера, она услышала адрес Калининой, – подсказала она ему. – Теперь понятно?
– Не думаю, что она следила за Калининой, – заговорил Борис, словно тоже как-то во всем сразу разобравшись, – она, эта Чеснокова, просто-напросто оказалась в одном салоне связи с Калининой и приняла ее за Ларису…
У Григория от этой фразы округлились глаза – он точно ничего не понял. Речь и без того шла о Ларисе.
– Вы понимаете, да? И тут она еще называет свой адрес. Вот так она и узнала место ее проживания…
– Она не пыталась с вами познакомиться, поговорить? – спросила Женя Соснова.
– Нет, – удивился тот. – Больше я ее не видел. Но кто она такая?
– Возможно, она и убила Ларису, – сказала Женя, прекрасно понимая, что открывает тайну следствия, и отвернулась, чтобы на встретиться взглядом с разъяренным Ребровым. – Вечером накануне убийства она проникла в дом через театр, поприсутствовала там какое-то время, после чего поднялась сюда, на ваш этаж, и беспрепятственно вошла в квартиру вашей соседки. То есть у нее был ключ. Вот почему я спросила вас, где ваши ключи от квартиры Ларисы. Может, вы в тот вечер выпили, и…
Ребров не дал ей договорить:
– Гражданин Соснов должен был быть на сутках… Так, Соснов?
– Но мне позвонили… Попросили… – начал блеять Григорий, но его уже не слышали, Ребров с Борисом поспешили вывести Женю из его квартиры.
– Но где-то же она взяла ключи от квартиры! – не унималась она. – Вот только не надо мне ничего говорить!
И, резко выставив руку с растопыренными пальцами вперед, словно отгораживаясь от них, воскликнула Женя и бросилась по лестнице вниз.
Она задыхалась от гнева и собственной слабости. Она не понимала, откуда в ней эта уверенность в том, что в квартиру жертвы проникли с помощью ключей, находившихся у соседей. Вот если бы дверь ее была взломана – тогда другое дело. Но у Калининой крепкая дверь со множеством замков. Ее трудновато было бы сломать убийце, особенно если учитывать, что он не профессиональный киллер.
Убийство совершено дилетантом, человеком, даже не знакомым с анатомией. Ребров показывал ей снимки с места происшествия, она видела следы ножевых ран на теле Ларисы – убийца на самом деле бил в разные места: в грудь, живот, словно куда придется, хотя мог бы просто перерезать горло, тем более что жертва спала! Либо он действовал в страхе и торопился, старался нанести как можно больше ударов, чтобы уж наверняка женщина умерла. Либо со злости. Но откуда столько злости может быть в Чесноковой, которая знает Плохову (а ведь она-то метила именно в Плохову, не зная, что это совсем другая женщина) как следователя. Тем более что у нее и опыт убийства имеется, она же, судя по всему, убила Погодкину.
Да, точно. Оба убийства совершены одним и тем же способом – беспорядочными ударами ножа. Вот только Погодкина была убита ножом Шарова, а Калинина – тоже кухонным ножом, но только, как показала экспертиза, другим, и ножа этого на месте преступления не обнаружили. Нож более широкий, поварской.
Если первым порывом, желанием Жени было сбежать, уехать куда подальше от этих противных и, как ей показалось, насмехающихся над ней Бориса с Ребровым, то теперь, когда Женя почувствовала, что находится в тупике и что ей без их помощи не выбраться (да и Журавлев поймет, что она выдохлась и что все то полезное, что она делала прежде, – просто удача), она решила дождаться их и попросить Реброва позволить ей осмотреть квартиру Погодкиной на Арбате. А для этого (и до этого) все-таки уговорить Реброва задержать Веру Голубеву, причем сделать так, чтобы Чеснокова об этом непременно узнала. И провернуть предложенную Женей схему, сказав Ольге, что Вера во всем призналась и выдала ее.
Гнусное это дело, конечно, но полезное. Что поделать, раз эти подружки точно замешаны в убийствах?!
22. Август 2024 г.
Вера
Я не знаю, что это было за такси, что она так быстро все провернула. Должно быть, это такси летело по воздуху. Вернулась домой и спокойно так сказала мне: я все сделала.
И меня заколотило. Словно до этого мной кто-то руководил и я не до конца осознавала, что мы собираемся сделать. И вот теперь Оля вошла в мою комнату и сказала, что, мол, все сделано. То есть Елены больше нет.
Я никогда не задумывалась, каким образом она это сделает. Куда именно нанесет удар. Мне всегда представлялось, что это будет горло. Один сильный удар в сонную артерию – и все: кровь бьет фонтаном, еще немного, и человека нет. Такие сцены я могла видеть только в кино. Оля же видела это реально.
Я знала, что она выпила, прежде чем войти в дом тетки. Я дала ей ключи, и она вошла неслышно. Елена наверняка уже спала.
Я пыталась представить себе, как все происходило. Вот Оля входит в дом, прислушивается к звукам. Тишина. Кругом темно, и только свет от уличного фонаря освещает часть кухни. Тени старых яблонь колышутся, дробясь в кружеве занавески. Елена спит в своей спальне, похрапывает. Она так и не решилась на операцию, чтобы избавиться от храпа. Сказала, что ей до лампочки, храпит она или нет. Все равно спит одна и ее никто не слышит. Это означало, что они с Шаровым не спали вместе. Что она так и не впустила его в свою спальню. Разве что на полчасика…
Она всегда говорила, что любит свою огромную кровать и новый матрац, который обошелся ей в полмиллиона рублей. Она называла его «мой темпур», кажется. Я с трудом сдерживалась, чтобы не покрутить пальцем у виска, мол, ты что, тетя, с дуба рухнула? За каким лешим тебе тратить такие огромные деньжищи на какой-то там датский матрац?! Но не покрутила, ничего не сказала, просто подумала, что у богатых свои причуды. Со злостью, конечно, подумала: разве можно вот так бездумно тратить деньги? Это как же нужно любить себя, чтобы так поступать?! Но, с другой стороны, кого ей еще любить, как не себя? Я ей кто? Племянница, ее личный благотворительный вклад ради спасения своей же души. Кто знает, какие грехи за ней водились? Может, я и была ее спасением? А что, если она сама угробила своего мужа? К примеру, отравила его? Мало ли что она рассказывала мне о нем, о том, как они любили друг друга. Муж умер, оставив ей огромное состояние и сделав ее совершенно свободной женщиной. Кто знает, может, он, господин Погодкин, был тираном и мучил жену, унижал, угнетал ее, попрекал куском хлеба, изменял ей? Я же ничего не знала.