Судьбой своей Таня была недовольна, мужчины относились к ней несерьезно, замуж не звали, вот она и решила стать Стеллой. И как только она стала Стеллой, так за ней сразу же, словно по мановению волшебной палочки, стал ухаживать Григорий. Все в промзоне знали, что он не так давно расстался со своей очередной пассией, Тамаркой, та бросила его первая и вышла замуж за хозяина одного из складов. Теперь Гриша был свободен, находился в поиске, и тут как раз подвернулась симпатичная и веселая Стелла.
Статная, пышногрудая, всегда чисто одетая, женственная, к тому же хороший повар, она как-то сразу ему понравилась. К себе в гости не звала, поскольку жила с мамой и сестрой, поэтому свидания проходили в его квартире. Чтобы показать себя хорошей хозяйкой, Стелла первым делом привела в порядок квартиру своего возлюбленного, вымыла все, что только можно, даже лестницу перед квартирой. И всегда приходила к нему с большой сумкой, полной цветных контейнеров с едой.
Поначалу Григорий подогревал еду, ел, но потом понял, что еда из холодильника – это не то, невкусно, и начал заказывать готовую еду из кафе или ресторанов. Или же варил себе пельмени и сосиски.
Стелла обижалась, ворчала, но упорно продолжала носить разные закуски, пироги. Говорила, что ей это нетрудно, что она любит готовить, но ей, конечно, хочется, чтобы Гриша все это попробовал.
Они встречались уже несколько месяцев, и Стелла, как и любая другая женщина, ждала, что Григорий предложит ей переехать к нему. Грубовато намекала ему на это, покупала постельное белье, тапочки, полотенца, словом, потихоньку вила гнездо. Прощала ему, когда бывал к ней невнимателен, когда забывал поздравить ее с праздником, когда, например, всем женщинам, работающим в промзоне, мужчины на Восьмое марта дарили подарки и цветы, а он забыл и в последний момент просто купил вино и колбасу. Она все ждала, ждала…
Конечно, Григорий все понимал. Да и Стелла ему нравилась. Он уже представлял себе, как они будут жить вместе. Получалась в общем-то приятная, комфортная жизнь в чистоте и сытости. Но вот решиться сделать ей предложение пока не мог. Не мог представить себе, чтобы его ограничивали в чем-то, упрекали, что он много пьет пива, что любит поспать. Он вообще по природе своей был лентяем и болтуном. Мог женщине наобещать с три короба и ничего не сделать.
Но этим вечером он вдруг понял, почувствовал, что Стелла к нему больше не придет. Не глядя на него, она, надев пестрый фартук, яростно вытряхивала в мусорное ведро прокисшие салаты из контейнеров, выковыривала застывший холодец, гуляш, словом, освобождала свою любимую и дорогую посуду с явным желанием забрать и больше уже никогда не приносить.
– Ты чего? Обиделась, что ли?
Она не отвечала. Набрала полный таз горячей воды, плеснула туда густое средство для мытья посуды, схватила губку и принялась с остервенением мыть контейнеры. Затем смывала пену проточной водой, вытирала посуду и аккуратно складывала в большой красный пластиковый пакет.
– Стелла, да что с тобой? Разве можно вот так из-за мелочей ссориться? А как же мы будем жить вместе? Ты сама видишь, характер у меня не сахар. Выпиваю, опять же. Ты что, разлюбила меня?
Он вдруг понял, что, вяло произнося все эти слова, он в душе даже радуется тому, что она сейчас соберется и уйдет. И что его холодильник наконец-то опустеет. И тогда он спустится в супермаркет и купит то, что любит – ветчину, сыр, зелень. И, устроившись перед телевизором, один спокойно выпьет бутылку красного вина. Бык-бык-бык… Все. И никакая Стелла ему не будет нужна!
– Что, бросаешь меня? – Он сказал это таким скучным голосом, что Стелла замерла, посмотрела на него так, как если бы он ударил ее. Кажется даже, она схватилась за щеку.
– Ты думаешь, я не знаю? – вдруг прошипела она.
Уже обутая, Стелла стояла в прихожей, рядом на полу примостились красный пакет и большая дорожная сумка, в которую она уже успела сложить все, что покупала, мечтая о совместной жизни: тапочки, махровую простыню, два китайских полотенца в цветочек, фальшивую лампу «Тиффани», заказанную на «Али-экспрессе».
– О чем ты? – Он даже поморщился, заранее зная, что ничего умного она не скажет. Точно что-то придумала.
Он наконец поднялся с дивана, на который уже успел прилечь, пока она возилась на кухне, и встал, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Стоял и с усталым видом смотрел на сумку. Потом перевел взгляд на женщину. В какой-то момент ему стало жаль ее.
– Стелла, в чем дело? Все же было нормально. Ну вот такой я нерешительный. Что поделать? Может, к сентябрю созрел бы да и позвал тебя замуж. И сыграли бы свадьбу, ты бы родила мне сына…
– Ты дурак, что ли? – не выдержала Стелла и, подхватив сумку с пакетом, придвинулась к самой двери. – Ты за кого меня принимаешь?
Он не понимал.
– Что она тебе такого сделала, что ты убил ее?
– Уф… Кого? – Он даже не сразу понял, и сразу как-то кисло стало на душе.
– Соседку свою, кого же еще?! Ларису!
– Ты, мать твою, с дуба, что ли, рухнула? Кого я убил? Ты спятила, что ли?! Вот дура!
– Да все в промзоне говорят, что это ты убил ее. Что у вас был конфликт, ссора, что она не заплатила тебе за ремонт, что вы сцепились…
– Да кто тебе такое сказал? Не было ничего такого!
– Все говорят. А еще говорят, что когда ты выпьешь, то наутро вообще ничего не помнишь. Что в прошлом году чуть ли не до смерти избил грузчика за то, что он взял из твоей куртки пачку сигарет, а наутро как ни в чем не бывало угощал его пивом и ничего не помнил. А зимой тебя попросили заколоть барана, и ты единственный из всех, кто согласился это сделать… Что у тебя самые острые ножи, что ты покупаешь какие-то специальные, острейшие, кованые – чуть ли не за десять тысяч! Ты ненормальный… Значит, на ножи у тебя деньги есть, а чтобы мне купить букетик тюльпанов или духи, никогда нет. Кстати говоря, ты постоянно занимаешь у меня деньги и не возвращаешь. Ты задолжал мне уже двадцать три тысячи пятьсот рублей.
Стелла перевела дух. Чувствовалось, что ей и самой было неприятно напоминать ему о долге.
– Но я ухожу от тебя не из-за этого… Скажи, Гриша, неужели ты ничего не помнишь? Как ты у нее оказался? Что на этот раз она попросила тебя сделать? Чего починить? Кран? Батарею? Проводку? Люди говорят, что ее, бедняжку, всю изрезали. Что кололи кухонным ножом, что вся спальня была в крови. У меня брат Сашка в полиции работает, он рассказал, что убийца вошел в ее квартиру спокойно, открыв дверь родными ключами. А у кого были ее запасные ключи? У Маринки да у тебя. Все! Ты сам говорил, что мужикам своим, любовникам, эта шалава ключей не давала, они к ней по расписанию приходили, звонили в домофон.
– Стелла, ты рехнулась, что ли? Ты что, на самом деле думаешь, что Ларису убил я?
– А кто еще-то? Сашка говорит, что у всех ее любовников алиби. Там все чисто. Всех проверили – ни у кого и мотива-то не было. Был, правда, один мотив, но я в это не верю…
– В смысле? – Григорий метнулся в комнату, взял сигареты, закурил, вернулся к Стелле и теперь с интересом слушал свою несостоявшуюся невесту. Пепел он стряхивал прямо на пол – так заслушался.
– Говорю же, ты свинья! Пожар можешь устроить!
– Так что там за мотив? – Григорий задержал свой взгляд на розовых, похожих на булки, грудях Стеллы, втиснутых в плотный трикотаж платья. И сразу вспомнил кисловатый запах ее пота, который, смешиваясь с запахом ее духов и дезодоранта, был ему неприятен. Нет, он правильно делает, что не останавливает ее. Пусть уходит со своими булками, контейнерами и лампами «Тиффани». А долг он ей вернет с получки.
– Сашка рассказал, что Калинина эта твоя была как две капли воды похожа на одну следовательшу, фамилию он не назвал. Они не сестры, нет, просто похожи. Что, типа, хотели убить следователя, а убили твою Ларису. Вот тебе и мотив. И что фотографии в ее спальне, помнишь, ты рассказывал? Короче, там не Лариса, а та, другая, кажется, ее тоже зовут Лариса, только фамилия другая.
– Еще какую историю расскажешь? Бред какой-то! Где следователь, а где Лара. А я-то здесь при чем?! Так ты поэтому примчалась за своими коробками и тапками? Решила, будто бы я убийца? Ты серьезно? Стелла, я думал, ты умнее… Такой бред несешь!
– Не подходи ко мне! – вдруг взвизгнула она и бросилась отпирать замок на входной двери. – Это точно сделал ты! Не приближайся, я закричу!
– Да кричи сколько хочешь… Вот дура-то!
Она буквально вывалилась, нагруженная поклажей, из квартиры и застучала своими крепкими каблуками по плиткам пола. Такая шумная! Такая дурная!
Григорий захлопнул за ней дверь. Идиотка.
Вернулся в комнату, затем, вспомнив, что пепельница на кухне, сходил за ней, сел на диван и закурил новую сигарету.
Закрыл глаза и тотчас «увидел» Ларису. Ее улыбку. Услышал ее голос. Почувствовал ее запах, какой-то апельсиново-лимонный, приятный. Она вообще была приятной во всех отношениях женщиной.
Когда ее убили-то? Какое это было число? И где он сам был тем вечером или ночью? Иногда его клинило, и он не мог вспомнить простые вещи.
Он затянулся сигаретой – ну да, он не пошел на работу, ему позвонили и попросили поменяться сменами. Он был у нее. Она сказала, что у нее тоже свободный день. Выходной. Да, она так и сказала: выходной. Это значит, никто из мужиков ее не потревожит.
И он как-то быстро разделся и лег, позвал ее. Она варила кофе на кухне. Лара вошла в спальню, увидела его и погрозила ему пальцем. Сказала: нет, сегодня нельзя, сегодня она не может. Но он был настойчив, вскочил, схватил ее, утащил в постель и начал целовать. И она как-то сразу обмякла, позволила ему раздеть себя…
«Мы будем сегодня только обниматься, понятно?»
Она была такая смешная! Да, конечно, он же только для этого и разделся… Но и она была настойчива, сказала: нет. Ну, нет так нет.
Они включили телевизор, Лариса принесла тарелку с клубникой, и они, как немного уставшие и пресытившиеся друг другом супруги, просто смотрели кино и ели клубнику. Потом слушали музыку, она несколько раз в халате выходила курить на балкон. Вот такой был чудесный вечер.