арест.
Усталость, еще недавно владевшая Розамундой, улетучилась бесследно. Ей на смену пришла чуткая, почти звериная решимость защищаться. Спрятать или увезти отсюда Мэйтленда не было никакой возможности, значит, придется встретить опасность лицом к лицу. Пистолет Мэйтленда, заряженный и взведенный, лежал на туалетном столике. Куда бы ни шла Розамунда, она неизменно брала его с собой.
Холодея от волнения и тревоги, она дрожащими пальцами стиснула гладкую прохладную рукоять пистолета и на цыпочках, подобравшись к двери, замерла сбоку, у стены. Когда пришелец распахнет дверь, Розамунду он сразу не заметит.
Повернулась дверная ручка… Розамунда затаила дыхание. Медленно, дюйм за дюймом открылась дверь. Послышалось удивленное восклицание, затем пришелец вошел в комнату и направился прямиком к кровати.
Розамунда вскинула пистолет.
— Только тронь его, и я вышибу тебе мозги! Я не шучу! Ну-ка, положи свой пистолет на пол, только медленно… медленно, понял? А теперь — руки вверх и повернись ко мне.
Харпер едва успел взглянуть на патрона и убедиться, что он жив, когда сзади его окликнул жесткий, властный голос. Он подчинился приказу, однако, поворачиваясь на голос, напрягся, готовый к прыжку. И — остолбенел, увидев своего противника. Перед ним стоял безусый юнец, причем выглядел он так, словно только что покинул поле боя. Лицо его и рубашка были забрызганы засохшей кровью и грязью, глаза покраснели и слезились, лицо было бледное, осунувшееся. И однако же рука, сжимавшая пистолет, который этот юнец направил в самое сердце Харпера, была тверда, как у полного сил ветерана.
— Зря ты так… — начал Харпер — и осекся, потому что юнец опустил пистолет и громко фыркнул.
— Долго же ты добирался сюда, — проговорил он, и на сей раз, вот чудеса, это был голос не юнца, но женщины, причем смертельно уставшей женщины.
Она заговорила снова, на этот раз быстро и с неприкрытым укором:
— Знаешь, мне бы тут пригодился помощник. Моя жизнь превратилась в бесконечную череду приготовления примочек и чая, разжигания плиты и камина, омовений, перевязок… — Она помахала в воздухе пистолетом. — Не говоря уж о том, что надо было поить и кормить лошадей. Тебе известно, что это нужно проделывать трижды в день?
Харпер начал подозревать, что имеет дело с сумасшедшей, и хотел было броситься на нее, усмирить, но тут она опять наставила на него пистолет.
— Он не хотел лежать спокойно, — продолжала она, — и разорвал примочку, так что я дала ему лауданум. Боюсь, что от этого больше вреда, чем пользы… но, видишь ли, мне никогда прежде не доводилось пользовать коня с сотрясением мозга.
У Харпера голова шла кругом. Юнец с пистолетом обернулся леди Розамундой Девэр. Встряхнувшись, он наскоро извлек суть из ее почти бессмысленных речей. Глянув на своего патрона, он затем окинул долгим взглядом беспорядок, царивший в спальне. На туалетном столике громоздились окровавленные тряпки, на полу повсюду стояли тазики с водой, на небольшом круглом столике красовались бесчисленные бутылочки и склянки с неведомым содержимым. На одном кресле лежала грудой грязная одежда, на другом стояли чайничек, чашки с блюдцами, валялось недоеденное яблоко. А еще на полу у кровати стоял фарфоровый ночной горшок, изысканно прикрытый полотенцем.
— Какого коня, ваша милость? — осторожно спросил Харпер, не в силах оторвать глаз от этого самого горшка.
Розамунда покачала головой, слабо засмеялась и внезапно осипшим голосом проговорила:
— Ох, Харпер, до чего же я рада, что ты здесь!
Был уже поздний вечер, когда Ричард наконец проснулся и, открыв глаза, обнаружил, что над ним склонился Харпер. Ричарда сотрясал озноб, голова раскалывалась от боли, но все же он настоял на том, чтобы встать с постели. Он нахмурился, обнаружив, что раздет догола, однако ничего об этом не сказал.
— Где Розамунда? — были первые его слова.
— В комнате напротив, — ответил Харпер, — отсыпается. Думается мне, что она еще не скоро проснется.
Помогая Ричарду надеть ночную рубашку и теплый шерстяной халат, Харпер попутно рассказал ему обо всем, что случилось с ним с тех пор, как он уехал с каретой герцога Ромси. Он рассказал о награде, которую герцог обещал за благополучное возвращение дочери, о встрече с Дигби и Уорсли, а напоследок объяснил, почему так долго добирался до Беркшира. Вся округа, сказал Харпер, так и кишит полицией, и это сильно затрудняло его продвижение. Первые две ночи он провел под открытым небом, в стогах сена, на третью ночевал в амбаре, а последнюю — в заброшенной пастушеской хижине. В Дансмур он прибыл всего часа два назад и обнаружил, что его патрон мирно почивает без задних ног, а леди Розамунда умаялась так, что едва жива…
Харпер осекся, обнаружив, что патрон его не слушает. Ричард жадно оглядывал комнату, не упуская ни единой мелочи. В спальне горели свечи, занавески были задернуты, а беспорядок, который застал здесь Харпер, бесследно исчез.
— Ну-ка сядь, — сказал Харпер, указав на кресло у окна.
Когда Ричард уселся, Харпер сунул ему в руки миску с ложкой.
— Я не голоден, — возразил Ричард.
— Вот и ладно, потому что это не еда, а бульон, мясной бульон. В самый раз для твоего пустого желудка. Леди Розамунда сказала, что за эти два дня ты почти ничего не ел.
Ричард воззрился на миску с бульоном, затем перевел взгляд на дверь, которая вела в комнату Розамунды. Харпер говорил о ней так, словно Розамунда была их союзницей и единомышленницей — а уж это, по мнению Ричарда, было полной чепухой.
Харпер уселся в кресло напротив и поставил перед собой свой ужин: похлебку из говядины, густую и сытную, сваренную как раз так, как он любил. Ричард хотел было отставить свою миску, но Харпер язвительно заметил:
— Не понимаешь ты, как тебе повезло! — Он указал ложкой на дверь комнаты, где спала Розамунда. — Эта девочка из сил выбилась, чтобы спасти твою жизнь. Она сделала для тебя столько же, сколько сделал бы я, окажись тут вовремя, а у меня, ты же знаешь, богатый опыт по лекарской части. Ей удалось сбить жар, очистить твою рану и снять воспаление, она поила тебя некрепким чаем, обмывала и делала кое-что еще, о чем лучше не поминать вслух, чтобы не вгонять ее в краску. И вот как ты, значит, намерен ей отплатить за добро? Дикарь, да и только! Словом, будь настоящим мужчиной и влей в себя этот бульон до последней ложки. И уж если тебя после этого не вывернет наизнанку, тогда можно будет подумать и насчет ужина.
Ричард молчал, во все глаза глядя на Харпера.
Харпер мысленно забавлялся, любуясь лицом патрона: тот явно не верил своим ушам и никак не мог взять в толк, что же произошло.
— Ну да, — продолжал Харпер, весело блестя глазами, — ухаживать за тобой больше было некому, а потому леди Розамунда, как она сама выразилась, делала для тебя все, что сделала бы для собственного брата.
— А тебя где черти носили? — хмуро спросил Ричард. В памяти его мелькали обрывки смутных видений. Он точно знал, что кто-то ухаживал за ним, но полагал, что это был Харпер. Неужели… Розамунда? Странно, но при этой мысли у него перехватило дыхание.
— Говорю же тебе, задержался. Ищеек в округе многовато.
Ричард мрачно уставился на миску с бульоном и, помедлив секунду, зачерпнул первую ложку. Голова у него шла кругом: речи Харпера смешивались с обрывками его собственных воспоминаний. Проглотив несколько ложек бульона, он поднял взгляд на Харпера.
— Если тебя здесь не было, почему же она не сбежала, когда предоставился случай? Почему осталась и ухаживала за мной?
— Она и сбежала, но вернулась. — Харпер протянул Ричарду толстый ломоть хлеба, и тот рассеянно взял его. — Она, видишь ли, считает, что ты невиновен, и не желает, чтобы тебя повесили.
Ричард снова оторопело воззрился на Харпера.
— Розамунда считает, что я невиновен?!
— Так она сказала. — Харпер довольно хмыкнул. — Знаешь, я удивлен не меньше тебя… но кто там разберет, какие глупости могут прийти в голову женщине!
— Но я действительно невиновен!
— Знаю, но я не могу понять, что такого ты сказал или сделал, чтобы убедить в этом леди Розамунду.
— Ничего. Ровным счетом ничего.
— Что ж, по крайней мере ясно, что твое обаяние здесь ни при чем, у тебя ведь его вовсе нет. Стало быть, я прав. Женщинам вечно приходят в голову разные глупости, а как и почему, никто не может понять.
Ричард отрешенно жевал хлеб, запивая его бульоном. До полного выздоровления ему было, похоже, еще далеко, голова опять шла кругом, мысли путались.
— Хочешь добавки? — спросил Харпер, забирая из его рук опустевшую миску.
Ричард покачал головой.
— А похлебку тоже состряпала Розамунда? — спросил он.
Харпер одарил его изумленным взглядом.
— Ну что ты! Забыл, что она герцогская дочка? Вскипятить воды — вот и все ее таланты в стряпне.
— Где же она тогда так хорошо изучила лекарское ремесло?
— А в конюшне, — ехидно пояснил Харпер.
Брови Ричарда взлетели вверх.
— В конюшне?!
— Ну да, на лошадях своего батюшки. Во всяком случае, так она мне сказала. Судя по всему, у Девэров считается постыдным не ухаживать за своими лошадьми, когда те захворают. Тебе еще повезло, что ты не сломал ногу, а то бы она решила по привычке избавить тебя от страданий. Раз и навсегда.
От смеха у Ричарда затряслись плечи, и он крепко прижал руки к груди, чтобы унять вспыхнувшую боль.
— Нет, — сказал он, — Розамунда никому не способна причинить вреда.
Лицо и голос патрона и то, как фамильярно он назвал леди Розамунду, — все это насторожило Харпера. Не знай он Ричарда лучше, он бы заподозрил, что его патрон неравнодушен к леди Розамунде. Харпер, впрочем, искренне был убежден, что это сущая чепуха, уж полковника Мэйтленда он знал как свои пять пальцев! Хотя постель патрона никогда не пустовала, ни одна женщина не могла занять места в его сердце, все они были ему одинаково безразличны. Харпер давным-давно уже решил для себя, что его патрон когда-то крепко обжегся на женском коварстве и теперь не желает повтор