Охарактеризовав мир-ежа, книжные ярмарки и непонятно почему оказывающиеся там трупы в далеко не литературных выражениях, Гаврилов вызвал машину. Потом позвонил в кабинет, где обычно находился судмедэксперт, и снова заматерился. Правда, уже мысленно. Оказывается, дежурить выпало в паре с Андреем Соколовым. А он такой, его обругай – за словом в карман не полезет. Причем ладно бы, паразит, в глаза все высказывал. Так он что сделал с его направлением на экспертизу?! Да, случайно вкралась досадная ошибка. После распития в ночи «чекушечки» такое бывает. Ну, получилось, труп мужской, формулировка вопроса для разрешения экспертом: «Имеются ли во влагалище следы изнасилования?» И вот этот урод пишет в акте вскрытия: «На трупе мужского пола следов женских половых органов, в связи с чем и следов изнасилования не обнаружено». А потом еще ксерокопию у себя в бюро на доске объявлений вывешивает. Чтобы никто не остался в неведении относительно того, что следователь Гаврилов прокололся! А что отвечает на его возмущение? Вы, Валентин Николаевич, все чаще обнаруживаете признаки самого настоящего алкоголизма. Вы, говорит, не можете нормально исполнять свои обязанности. Вам требуется помощь специалистов, и я с удовольствием порекомендую вам хорошего нарколога! Нарколога! Как заправскому алкоголику! Тоже, понимаешь, алкаша нашел! Ну, прикладывается иногда к «чекушечке». Имеет право. Жена к другому ушла, сына забрала. Жена вроде и старая, и толстая, и вообще дура дурой, ни поговорить, ни в койке покувыркаться. А ушла – и пусто так стало. Но в любом случае это не алкоголизм, а жизненные неприятности. К которым следовало бы отнестись с пониманием. Или уж по крайней мере не потешаться и не оскорблять!
– Никакой я не алкоголик, – пристально изучая в зеркале свое одутловатое лицо, сказал Гаврилов. – Глаза покрасневшие – устал, не выспался. Побриться забыл, щетина седая вылезла – так это даже модно. Надо отдохнуть – и все будет в норме. Но отдохнешь тут с таким началом дежурства, как же, как же!
Следователь накинул потертую коричневую кожаную куртку, запихнул в портфель папку с бланками и бумагой и, еще раз ругнувшись, потащился к машине.
Андрей, как назло, выглядел свежим как огурчик и даже благоухал на все «Жигули» одеколоном. Поздоровавшись сквозь зубы, он демонстративно уставился в окно.
«Хрен с тобой, не хочешь разговаривать – не надо, – подумал Валентин Николаевич, закуривая сигарету. – Тоже мне, понимаешь, борец выискался за здоровый образ жизни».
И назло Соколову завел разговор с водителем о том, какая водка лучше.
На книжной ярмарке уже вовсю кипела работа. Милиционеры организовали оцепление, за которым просматривалось лежащее на полу тело, криминалист откатывал пальцы у растерянных книголюбов, участковый беседовал с какими-то девушками, одна из которых была лысой. Впрочем, увидев следователя, участковый тут же подошел и бодро доложил:
– Личность покойного установлена – Артур Крылов, штатный журналист «Желтой газеты». Как показали свидетели, перед смертью на него напал фотограф из этой же газеты, Кирилл Матюшин, ребята уже доставили его в отделение. Также в отделение отвезли людей, у которых не оказалось с собой документов. Всех присутствующих переписали, вот список.
Взяв листы – много и все исписанные, не везет так не везет, – Валентин Николаевич с тоской посмотрел на стол, уставленный бутылками с шампанским, вздохнул и пробормотал:
– Так что, тяжкие телесные?
Милиционер покачал головой:
– Не похоже. У парня даже ссадин на лице нет, только синяк, едва заметный. Свидетели рассказали, что после драки Крылов отошел в сторонку – дух перевести, шампанского выпить. И через пару минут вдруг упал. Бокал, из которого он пил, мы изъяли. Шампанского немного осталось, оформите на экспертизу. Говорят, журналист не закусывал, не успел, но еду тоже на всякий пожарный надо бы проверить, образцы взяли.
«Что они все меня учат жизни? – подумал Гаврилов, неприязненно поглядывая на бодрого и, судя по всему, абсолютно равнодушного к батарее бутылок с золотистой фольгой на горлышках милиционера. – Учат, подсказывают. Достали!»
Он развернулся, перешагнул желтую заградительную ленту и с досадой закусил губу. Погиб совсем мальчишка, лет тридцати, тридцати пяти – максимум. В открытых глазах – искреннее удивление. И да, участковый прав, если его и побили, то не сильно, внешне, во всяком случае, следов не осталось.
– Андрей, что тут у нас?
Сидящий перед трупом эксперт поднял голову и недоуменно пожал плечами.
– Не знаю, Валентин Николаевич, даже не знаю, что сказать. Никаких серьезных повреждений на теле. Признаков отравления тоже не вижу, состояние слизистых в норме, запах отсутствует. Может, скоропостижка. Но это же потом выяснится, после вскрытия, анализов, изучения медицинской карты. Сейчас ничего конкретного сказать не могу, увы.
«Ты сам со своими обязанностями не справляешься», – злорадно подумал следователь и, расположившись на стуле, спиной к заманчивым темно-зеленым бутылкам, достал протокол осмотра места происшествия.
Вездесущий участковый тут же оказался рядом, продиктовал обстоятельства обнаружения трупа и убежал за понятыми. А Валентин Николаевич нагнулся, поднял лежащий на полу портфель. Судя по тому, что темно-коричневая кожа уже была покрыта черным слоем порошка, портфель этот принадлежал покойному и криминалист свою работу уже завершил.
Следователь щелкнул замком, вытащил кипу каких-то газет.
– Вот, и статья про роман Достоевского! И сам он книги про Достоевского покупал, – раздалось прямо над ухом.
Валентин Николаевич, изучавший до этой ремарки, сопровождавшие фото внушительного бюста солистки группы «Девки», сразу же обратил внимание на заголовок по соседству – «Неизвестный роман Достоевского?».
– Я все видел и все расскажу, – верещал тем временем лохматый длинноволосый отрок.
«Лучшего понятого найти, конечно, было нельзя», – с тоской подумал Валентин Николаевич. А вслух сказал:
– Рассказывайте, что вы там видели!
Факты, которые изложил возбужденный мальчишка, Гаврилову совершенно не понравились.
Получалось, что Крылов якобы получил информацию о том, что в Питере находится неизвестная рукопись романа Достоевского. Из-за которой уже погибли люди – иностранный издатель и питерский профессор, специализировавшийся на творчестве Достоевского. Как человек, не шибко разбирающийся в творчестве классика, Крылов отправился на книжную ярмарку и накупил кучу книг про творчество Федора Михайловича. Желал выяснить мнение литературоведов, так был ли мальчик, то бишь тот самый неизвестный роман, из-за которого весь сыр-бор разгорелся. На выставке, кстати, журналист и познакомился с некоторыми продавцами книг. Им и пожаловался: информации мало, и она очень противоречива. Но все же сумел провести расследование и напечатать статью.
– И ее ему не простили, – заключил мальчишка, нервно теребя свою странную прическу, здорово напоминающую взрыв на макаронной фабрике.
Гаврилов посмотрел на газету и нахмурился. Дата выхода статьи про Достоевского – июль 2007 года. Получается, не очень-то торопились рассчитываться с Крыловым за пламенную публицистику. Да и кому рассчитываться? Достоевскому? Это же смешно!
– Вы знаете, я тоже склонен полагать, что из-за этой статьи его могли убить, – подал голос стоявший рядом с парнем мужчина немногим за пятьдесят. – Хотя журналист в принципе специализировался на расследованиях, даже издал книгу своих статей, так что обиженных им могло быть много. Однако видите ли, какая штука… Сам я книгами редко торгую, я хозяин точки. Но, пока мы ждали приезда милиции, позвонил своему продавцу. И Светлана вспомнила этого парня. Он жаловался, что после выхода статьи именно про Достоевского за ним стали следить.
– Да сто пудов! – перебил мужчину парень. – И на выставке его могли караулить. Не знаю почему. Может, в редакции охрана строгая. Но у нас последние дни ошивался один такой тип подозрительный. Конь в пальто, блин. Ничего не покупал, только глазами зыркал.
– Так ты… тоже обратил на него внимание?
– А то! Дядя Валера, он жутко подозрительный типчик!
– А мне показалось…
От треска не в меру разговорчивых понятых у Валентина Николаевича заболела голова. Да пошли бы они все со своими предположениями! Вот только не хватало ему геморроя выяснять, из-за какой статьи шлепнули журналиста. Он их написал, наверное, вагон и маленькую тележку!
Но потом следователь вспомнил, что Соколов все же при осмотре тела признаков насильственной смерти не обнаружил. Вот было бы хорошо, если бы у мальчишки имелась какая-нибудь зловредная болезнь, которая в конце концов его и доконала. Тогда можно быстро оформить бумажки и не отвлекаться от «чекушки». И никакой он не алкаш, что бы Андрей ни говорил. Имеет, как говорится, полное право иногда расслабиться…
Валера задерживается уже на час. Он еще вчера сказал: «Приду в восемь, принесу книжку с автографом». Что же такое автограф? Знакомое слово. Но нет, не вспомнить. А книжки – это хорошо. В них любовь и приключения. Финал – обязательно счастливый. Злые преступники наказаны. Добрые люди счастливы. В настоящей жизни, не книжной, все совсем по-другому. Там очень больно, страшно и несправедливо. Только захлопнулась дверь в память. И стало не больно. А даже спокойно. Почти. Иногда все же пронесется по памяти молния. Высветит красивое мужское лицо, два детских личика. Правда, потом комната меняется. Вот эта, с книжными полками, почему-то вдруг пропадает. Появляется какая-то другая, со скрипучей кроватью вместо дивана, с крашеными унылыми стенами. Вместо Валеры в нее уже приходит какой-то человек в белом халате. У него в руках небольшая штучка с острой иголкой. Иголку надо терпеть. Потерпишь, потерпишь – и снова комната меняется. Глядишь, а в ней уже и есть Валера. Пореже бы вспоминать те лица, мужское и детские. После иголки голова чумная, и перед глазами все плывет.