– Может, он и в поезде с ней ехал?
– Если только по чужому паспорту. В списках пассажиров он не значится, мы уже проверяли.
– А что Ливнев делал в Питере? – спросил Ульянов.
– Соседка сказала, ездил в Институт кардиологии. Информация подтвердилась.
– А версия развалилась. – Ульянов нажал отбой и нахмурился. Столько работы, а в итоге все впустую…
Сразу вслед за Мелузовым позвонил сотрудник техотдела, который занимался записями с видеокамер. Учитывая качество изображения, плохой угол обзора, Ульянов особо не надеялся, что из него можно что-то выжать. Ан нет! Ребята оказались глазастые, запись до дыр затерли. Работали они даже не с изображением движущегося объекта, а с его тенью. И нашли-таки одну малюсенькую несостыковку! В своих показаниях проводник Ковшов утверждал, что до отправления поезда с 22.25 до 22.45 находился на летучке в штабном вагоне, слова Ковшова уверенно подтвердили другие свидетели. Однако в это же самое время по вагону промелькнула, точно призрак, едва видимая тень. На секунду-две перед камерой показался двойной лампас на брючине «неустановленного объекта». Подобные лампасы имеются на форме проводников. Таким образом, получалось, что в купе Ливневой зашел человек в фирменной одежде РЖД и десять секунд спустя оттуда вышел… Около 4.05 тень с лампасом мелькнула перед камерой вторично.
– Спасибо, это уже кое-что, – сказал в трубку Ульянов и, сунув под мышку свою неизменную папку, отправился на доклад к шефу.
Стоя в лифте, Николай Николаевич прокручивал в голове третью возможную версию преступления. После ночного разговора с Ариной Савиновой он уже по-новому смотрел на историю с перстнем-талисманом. Это направление поисков представлялось ему самым острым. Чутье подсказывало, копать надо под Арининых заказчиков, под этот пресловутый фонд «Таубер».
Вернувшись от Дробота, Николай Николаевич сразу позвонил Савиновой, чтобы договориться о встрече. Он звонил ей впервые, но телефон набрал по памяти – номер прочно засел в голове.
– Арина Ивановна, извините, что отрываю от дел, но вынужден просить о повторной встрече, – начал он чересчур казенно и мысленно отругал себя. – Вчерашний разговор мы не завершили, надо бы еще кое-что обсудить.
– Давайте. Собственно, мы с вами вчера на этом расстались.
– Точно так. Время девятнадцать тридцать вас устроит?
– Девятнадцать сорок две. – Она усмехнулась.
– В качестве места встречи предлагаю… – тут Ульянов осекся, сообразив, что ирландский паб, в котором он обычно встречался с коллегами, приятелями и устраивал рабочие встречи, находится довольно далеко от ее дома. И вообще, заведение сугубо мужское, шумное, – …выслать вам сообщение с точным адресом…
– …явочной квартиры? – договорила она.
– Зачем? – усмехнулся в ответ Ульянов. «Издевается!» Смешок получился натянутым. – Я предлагаю кафе в ближайшем радиусе.
– Отлично. Тогда до вечера.
Выбор кафе дался Николаю Николаевичу нелегко, так как оно должно было соответствовать сразу нескольким критериям. Во-первых, недалеко от ее дома, во-вторых, тихое и малолюдное, но вечером в пятницу все забито.
«Заведение должно быть солидным, но без всяких там золоченых колонн… – размышлял про себя Ульянов, просматривая в Интернете ресторанные предложения. Ему не хотелось, чтобы Савинова подумала, что он, дескать, хочет пустить ей пыль в глаза, но в то же время очень хотелось ее чем-то угостить. Он вспомнил про коньяк, который они пили у нее на кухне, к слову сказать, неважнецкий, и остановил выбор на французском ресторане с неброским названием «Бистро». Дорого, сдержанно, со вкусом и без ненужного пафоса. Заказав столик, Николай Николаевич довольно потер руки.
Стоит отметить, что после разговора с Ариной настроение советника по безопасности заметно улучшилось.
Пройдясь по кабинету и тихонько напевая что-то под нос, Ульянов оглядел себя в зеркале и решил переодеться – на работе у него всегда имелся небольшой гардероб, запас одежды на всякий случай. Сменив сорочку, Николай Николаевич надел новый твидовый пиджак, о котором Зоя Тихоновна сказала, что в нем он похож на английского джентльмена, а вот для выбора галстука, подходящего джентльмену, вынужден был пригласить секретаршу – сам он окончательно запутался в расцветках и рисунках:
– Ниночка, помогите.
С понимающей улыбкой оглядев принарядившегося шефа, Ниночка сказала, что к твиду можно вовсе не надевать галстука:
– Ведь встреча будет неофициальной.
– С какой это стати?! Обычная рабочая встреча, – отрезал Ульянов.
Секретарша пожала плечами и вышла, а он, почему-то разозлившись и на нее, и на самого себя, выхватил из шкафа первый попавшийся галстук и сунул его в карман.
«Петух гамбургский! Лучше бы о деле подумал! Вдруг она возьмет и не согласится! Тогда весь твой план летит к чертям собачьим!»
Посвящать Арину во все аспекты расследования Ульянов не собирался. Да это и не требовалось. Требовалось, чтобы она написала письмо своим заказчикам, в этот завиральный Фонд культурных инициатив. Именно завиральный, потому что проверка показала, что организации с таким названием просто не существует, не зарегистрирована ни в Германии, ни во Франции, ни в сопредельных государствах. Все это блеф, фикция, полный пшик.
Пшиком оказалась и электронная почта фон Паппен, с которой Арине отправляли сообщения. Разумеется, ульяновские сотрудники продолжали работать, но результата не было, да и будет ли. Кто их поймет, этих айтишников?! Стало быть, ни одной зацепки.
Примерно так же дело обстояло и с авансом, полученным Савиновой. По ее словам, 1500 евро были доставлены ей с курьером, в конверте и наличными. А как этого курьера отследить? Никак! Все очень предусмотрительно. Эта предусмотрительность усиливала подозрения Николая Николаевича. Скрывают тогда, когда есть что скрывать. Следовательно, единственная возможность выйти на этот таинственный фонд, то есть на подозреваемого, оставалась только через Савинову.
И сегодня Ульянов собирался, как говорили в Конторе, «инициировать объект», то есть убедить Арину написать фон Паппен письмо. Письмо однозначное, с аргументами, как она это умеет, однако строго определенного содержания. Так, мол, и так, «искренне сожалею о прекращении сотрудничества, но с моей стороны никакой ошибки не было». Что, дескать, у Петипа при жизни был не один, а «несколько перстней». В чем нет ничего удивительного. А вот «кольцо-талисман, знак Фортуны», до суеверия ценимое балетмейстером, было одно-единственное. Теперь про него Арине известно буквально все – не только как оно выглядит, но и кто его нынешний владелец. А вот слухи, связывавшие реликвию с именем умершей балерины Ливневой, несостоятельны. В самом конце Арине надлежит мимоходом намекнуть, что, дескать, история эта настолько интригующая, что на нее найдутся и другие покупатели.
По логике Ульянова, получив это письмо, заказчица обязательно выйдет с Савиновой на контакт. Шантаж – метод не новый, но действенный.
«Объявится как миленькая, в самое ближайшее время! – рассуждал Николай Николаевич, уже мысленно прикидывая, как лучше замаскировать точки наблюдения во дворе и в доме Савиновой. – Однако сейчас главное, чтобы Арина согласилась…»
Официант подал Арине меню.
– Тут, кстати, неплохие коньяки, очень рекомендую, – заметил Ульянов. Пришедший на встречу раньше намеченного времени, он выбрал уютный столик в глубине зала, заказал себе коньяк и, грея в руках пузатый бокал, с удовлетворением оглядывал зал. Выбор заведения оказался правильным: не шумно, не людно, красиво, уютно. Вдоль балок под потолком свисали пушистые еловые гирлянды, на окнах горели электрические семисвечники, на покрытых красными скатертями столах красовались мандариновые пирамидки в форме елочек.
Одним словом, обстановка располагала к разговору.
Когда Арина принялась изучать меню, в котором, по счастью, не было цен, и это существенно облегчало жизнь, Ульянов изучал Арину. В этот раз она выглядела еще лучше, чем накануне. На лице появилась косметика. Но ровно столько, сколько нужно, чтоб только подчеркнуть и без того выразительные черты. Темные с медным отливом волосы очень гармонировали с горчичного цвета платьем по фигуре, а косая челка, заходившая на правую бровь, придавала ей какое-то задорное, школярское выражение.
– Комплимент от шефа, – сказал официант и поставил перед Ариной пахнущий корицей и лимоном пунш, который она лишь пригубила, но пить не стала и тоже заказала рюмку коньяку.
– С напитками мы уже определились. А вот чем бы нам это закусить? – произнес Николай Николаевич, покосившись на спутницу.
Та покачала головой:
– Я – пас. Это вы после работы и, наверное, голодны.
– К коньяку шеф советует оленину. – Официант традиционно посоветовал самое дорогое блюдо и, получив одобрение, удалился.
– Никак не могу привыкнуть, что не надо ходить на работу, в музей… – с рассеянной улыбкой протянула Арина, внутри снова зашевелилась обида.
– Наверное, это очень неприятно – работать в стол, – тотчас продолжил он, зацепившись за ее фразу. – Вы, Арина Ивановна, потратили столько своего времени и сил, а теперь выходит, что ваш труд пропадет даром?
– Вообще-то не совсем даром… – возразила она, вспомнив про еще не тронутый аванс, который она положила на карточку и держала в качестве неприкосновенного запаса. Виды на будущее совсем не обнадеживали. – Неприятно… это не то слово! – И отпив из рюмки, она поморщилась.
– Вам не понравился коньяк? – озабоченно спросил Ульянов.
– Скорее порция, – усмехнулась она.
– Сейчас исправим. – И он немедленно заказал две двойные порции для нее и для себя. – Кстати, забыл спросить, как чувствует себя ваша матушка?
– Все обошлось, слава богу. Спасибо.
– Извините, что спрашиваю, а сколько ей лет?
– Шестьдесят девять.
– Никогда бы не подумал. Она выглядит намного моложе, как и вы… – поспешно прибавил Николай Николаевич.