Лиза поняла, что случайно наткнулась на программу о том самом месте, куда они ездили всей семьей чуть меньше года назад. У них там были духовные практики, медовуха и катание на лошадях, а оказывается, этот город настолько древний, что о нем даже сняли сюжет. И кажется, она уже один раз видела рекламу про Аркаим, когда сидела на той остановке. Но Лиза была настолько расстроена и выбита из колеи всеми происходящими в ее жизни событиями, что практически не слушала, что там говорят и показывают про древний город.
Все ее мысли теперь крутились о поджоге, она не позволяла себе впадать в панику, но уже была очень близка к этому. И если следователь прав и Иван действительно непричастен к поджогу, то кто тогда это сделал? И главное, зачем? Лизе пришлось признать, что в ее жизни творится самая настоящая чертовщина, и теперь все списать на случайные совпадения уже не получалось. Что ее ждет завтра? Теперь об этом Лиза даже боялась думать.
– На горе Прощения племя проводило ритуалы захоронения, для этого они использовали поминальные камни, – по телевизору показывали знакомые ей места, – именно поэтому экскурсоводы не разрешают ничего забирать с собой из этого мистического места. Конечно, это всего лишь поверье, но считается, что камни, привезенные с собой из Аркаима, приносят несчастье.
Лиза встала с постели и пошла на кухню, чтобы налить себе воды, во всей квартире горел свет, теперь она стала бояться полумрака и темноты.
– История Аркаима загадочна. По мнению археологов, жизнь в этом поселении закончилась внезапно. В один день все жители племени вышли из своих домов и ушли в неизвестном направлении, а так как вокруг этого места простиралась только безжизненная степь, то, скорее всего, все погибли. На вопрос, почему все люди ушли из города и куда они исчезли, ответить до сих пор так никто и не может. Аркаим, мистическое место, таит в себе много неразгаданных тайн и мрачных историй. Это место обладает огромной силой, может быть, поэтому сюда ежегодно съезжаются толпы туристов со всей страны.
Лиза вернулась в комнату и выключила телевизор. Часы показывали около четырех, пора было ложиться спать, потому что через несколько часов уже нужно проснуться и сделать много дел. Сходить к Цыбе, съездить в больницу к Ивану, Лиза поняла, что пока своими глазами не увидит Васильева, лежащего под капельницами на больничной кровати, не успокоится.
Так, ворочаясь в постели с боку на бок, Лизе удалось задремать под самое утро, и, к ее огромному счастью, в эти несколько часов сна ей не снились кошмары. Проснулась она словно от толчка, вскочила на кровати и еще некоторое время не могла понять, где она находится и что произошло. Постепенно она стала возвращаться в реальность: сгоревшая квартира, арест мужа, дети в интернате, безработица и подозрение в убийстве. И если бы кто-нибудь ей сказал, что ее жизнь всего за три месяца станет похожа на самый страшный триллер, она бы не поверила.
Лиза заставила себя подняться с кровати и пошла на кухню. Там она нашла кофе, яйца в холодильнике, пожарила яичницу и вяло ее съела. Ей нужны были силы, чтобы бороться, чтобы забрать детей, уехать в другой город, теперь здесь их точно ничего не держит, даже квартиры нет. Но для начала надо сходить к психиатру, начать лечение, затем найти работу, чтобы были деньги, и нанять адвоката. Как только опека вернет ей детей, она в тот же день заберет мальчишек и уедет куда подальше.
Пока Лиза размышляла, как ей жить дальше, на сотовый позвонили.
– Да, слушаю, – номер был незнакомый, и Лиза напряглась. Впрочем, теперь она все время была в напряжении, вне зависимости от того, звонили знакомые или неизвестные люди, и те и другие сообщали ей исключительно плохие новости. И в этот раз ничего не изменилось.
– Елизавета Николаевна? Это из органов опеки, главный специалист по установлению опеки и попечительства над несовершеннолетними Кошкина Яна Николаевна.
– Слушаю вас. – У Лизы оборвалось сердце, что еще ей приготовил новый день.
– Я приглашаю вас на встречу с клиническим психологом. У вашего сына Константина диагностировали подавленные эмоции, вызванные перенесенным сильным стрессом. Ваш супруг обвиняется в убийстве девочки и подозревается в совершении развратных действий в отношении несовершеннолетних. Исходя из этого, мы пришли к выводу, что в отношении вашего младшего сына могли быть совершены какие-либо действия сексуального характера.
У Лизы кружилась голова, все ее самые страшные опасения стали явью, но эта женщина говорила настолько сухим и казенным языком, словно читала отчет перед электоратом, и Елизавета никак не могла уловить суть.
– Что? – переспросила она, борясь с подступающей панической атакой, – что?
– Вы слышали, что я вам сказала, – ответила Яна Кошкина с презрением в голосе, – а так как ваш супруг находится в следственном изоляторе, то вы, как единственный законный представитель детей, должны подойти к нам завтра в 14:00 в 104-й кабинет.
– Зачем? – У Лизы так громко стучало сердце, что она не слышала собственный голос.
– Необходимо официальное согласие от вас на лечение вашего младшего сына Константина Владимировича Санникова.
– Посмотрим, – буркнула Лиза. Единственное, что она поняла из уст этой сухой тетки из опеки, что с Костей происходит что-то неладное и его хотят лечить сильными препаратами. – Но на встречу я приду, – и, не прощаясь, она прекратила разговор.
Лиза до последнего не хотела верить, что Владимир мог так поступить с собственными детьми, она знала его очень давно и никогда, никогда он не был даже заподозрен в чем-то подобном. Да, у ее мужа было много недостатков, но пороков, таких пороков она не замечала. Или не хотела замечать? Теперь Лиза уже ни в чем не была уверена, сейчас ей просто жизненно необходима была светлая голова, поэтому она собралась на прием к Цыбе.
– Вы вчера не пришли, я решила, что вы передумали! – Цыба встретила ее без тени улыбки. – Тем более, что я вам ясно дала понять, с какими проблемами вы можете столкнуться впоследствии.
– У меня новая проблема: вчера сгорела моя квартира, поэтому я к вам и не дошла, – ответила Лиза, – а вот прямо сейчас, полчаса назад, мне позвонили из опеки и сказали, что, возможно, мой младший сын подвергался сексуальному насилию со стороны его отца, и я уже совершенно не знаю, как мне жить дальше. Мне нужны нейролептики или что вы там мне выписали, гипноз, да хоть лоботомия, все что угодно. Мне надо бороться.
Цыба молчала, она внимательно смотрела на Лизу и дала ей возможность выговориться.
– Гипноз вам вряд ли поможет успокоиться, я вас еще тогда предупреждала. Быть может, мы сможем понять причину ваших галлюцинаций и кошмарных снов, быть может, станет ясно, почему смерть незнакомого для вас человека, пусть даже и тезки, запустила в вас механизм саморазрушения. Но найти ответы на все вопросы у вас не получится, я предупреждаю. Может быть, у вас даже появится больше вопросов. И я это говорю вам в последний раз. Вы точно этого хотите? Вы согласны?
– Я согласна, – не раздумывая, ответила Лиза, – давайте гипноз, а потом пропишите нейролептики…
– Не учите меня, как вас лечить, – буркнула Цыба, – ну, гипноз так гипноз. Подпишите согласие, и начнем.
Лиза подписала несколько бумаг, села в удобное кресло, Цыба расположилась напротив нее. Елизавета ожидала, что, как в кино, будут покачивание хрустальными шариками, тантрическая музыка, благовония, может быть, но ничего подобного не было.
Цыба задавала вопросы, слушала ответы, произносила какие-то фразы, и постепенно Лиза словно задремала. Она видела, как идет по лесной тропинке, кругом трава, очень высокая трава, она смотрит себе под ноги и видит красные босоножки. Такие красные детские босоножки с божьей коровкой на ремешке. Лиза вспомнила, что такая обувка была у нее в детстве, правда, очень давно, еще до школы вроде бы. Потом она увидела папу, он шел рядом с ней и улыбался. Родители Лизы развелись, когда она пошла в первый класс, с тех пор отец появлялся в ее жизни крайне редко, а потом и вовсе пропал. Мать говорила, что у него новая семья, а потом он умер, но на похороны они не ходили. Еще до брака с Владимиром Елизавета похоронила и мать, женщина за полгода сгорела от рака желудка. Лиза не любила говорить о своих родителях, потому что все воспоминания о них всегда портили ей настроение. И вот теперь она видит рядом с собой своего отца, она не видит его четко, лишь размытый образ, но точно знает, что это ее отец.
– Папа! – Лиза видит, что впереди нее бежит девочка, немного постарше, на ней тоже красные босоножки, и она называет ее отца папой. – Папа, а можно я побегу вперед?
– Нельзя! – слышит ответ Лиза, ее папа общается с незнакомкой, лицо которой она никак не может вспомнить. – Впереди железная дорога, там поезда и очень опасно, иди рядом со мной и сестрой.
Лиза вздрогнула и очнулась, она открыла глаза и посмотрела на Цыбу:
– Как я могла это забыть? – Елизавета все вспомнила, каждую деталь, каждый миг того дня, когда ее старшая сестра попала под электричку и погибла у нее на глазах. Она вспомнила, как кричал ее отец, из-за чего разошлись ее родители и почему отец спился. Она все это вспомнила, словно никогда и не забывала, но от этого ей не стало легче. Все, как и предупреждала Цыба.
– Ну, детские воспоминания, особенно если они травмирующие, очень легко вытеснить. Память услужливо прячет их, чтобы вы не сошли с ума, а потом, в самый неподходящий момент вы все вспомните. Через пять, десять, тридцать лет, но всегда вспоминают люди. Я думаю, что, прочитав новость о вашей тезке, бросившейся под поезд вместе с дочкой, ровесницей вашей сестры, к вам начала возвращаться память.
– Да я всегда об этом знала и помнила, – поразилась Лиза, – я теперь не понимаю, в какой момент я это забыла. И что мне делать дальше?
– Ничего, теперь мы понимаем взаимосвязь между вашими кошмарами, видениями и смертью чужого вам человека. Но эта информация никак вам не поможет в решении текущих проблем, как я вас и предупреждала.