Технологии выращивания зерновых и овощей, разработанные князем, приносили такие урожаи, что Марфа готова была на Петра Андреевича молиться. «Князюшка» — так величала его за глаза, а при личном общении выглядела как самка бандерлога перед Каа. Казалось бы, пожалеть женщину надо, но она была счастлива.
Снег почти стаял. Остался только в лесах под густыми лапами елей, да в тени, куда солнце не заглядывало даже в полдень. На старой берёзе с криками возились недавно прилетевшие грачи. Я сидела, прислонившись к стене сарая, почти на том самом месте, что и три года назад, и казалось мне, что ничего не изменилось. Разве что не закутана я в бабушкину беличью шубку и не бессильна, как тогда. И Дружок давно уже не общая деревенская собака, а мой личный охранник.
— Роксаночка, — с крыльца спустилась Глафира, присела рядом. — Сегодня почтарь Лукин прибегал, письмо от подруги моей Евгении Львовны принёс.
Переписку опекунша вела активную. Писала многочисленным знакомым с просьбой помочь в продвижении «облегчённого» алфавита, узнавала новости, рассказывала о своей сельской жизни.
Благодаря её стараниям и благотворительному взносу, в Калиновке восстановили школу и прислали семейную пару учителей. Мужчина обучал мальчишек, а в соседнем классе его жена учила девочек. Сама княгиня, игнорируя мои намёки, учительствовать отказалась.
Ей было достаточно меня.
— Что пишет уважаемая княжна Романовская? — просто для того, чтобы поддержать разговор, спросила я.
Никогда мне не была интересна светская жизнь малознакомых людей.
— Роксаночка, Евгения нас с тобой приглашает отдохнуть в её Гиримском поместье. Там сейчас весна в самом разгаре. Она даже амулет портальный прислала с открытой датой перехода.
Запрет на перемещения нам с Глафирой отменили ещё прошлой осенью. И та же княжна приглашала нас на Новогодние праздники в столицу. Но к такому княгиня не была готова.
— Не поедем, — твёрдо решила она. — Я не хочу потратить целое состояние на наряды, которые нам нужны будут всего на неделю, а потом ими будет питаться моль, потому что в деревне надеть их некуда. И затрапезно выглядеть не хочу. Все знакомые, что сейчас в столице, придут полюбопытствовать, как мы живём в ссылке, и узнать, не хочу ли я пожить у кого-то из них из милости. Предпринять такое путешествие — это дать повод для злорадства и злословия.
А вот сейчас у опекунши настроение было другое. Взгляд мечтательный, мягкая улыбка на лице. Задумавшись, она стала обмахиваться письмом, словно веером, хоть до жары было ещё далеко. Похоже, она тоже устала от бесконечной зимы и ограниченного круга общения.
— Ты же поедешь со мной, Роксана? — с надеждой посмотрела на меня бабушка.
— С удовольствием! — обняла я женщину и чмокнула в щёку.
Надоело мне до зубовного скрежета безделье. Я согласна, что учиться необходимо, но это можно делать параллельно с полезными делами. А ещё устала наблюдать нескончаемый сериал «Трое в Калиновке».
Пётр — папенька мой — вёл себя, как… Ох, нельзя так об отце. Но мог бы уже за три года определиться, к умным ему или к красивым пристать. И Прасковью замуж не зовёт, и восхищение Марфы благосклонно принимает.
Завела я было разговор на эту тему, но наставница меня резко осадила и попросила больше в её личную жизнь не вмешиваться.
Вольному воля, решила я тогда и постаралась не обращать внимания на домашний бразильский сериал.
Вот почему предложение уехать на цветущий весенний полуостров я приняла с радостью.
— А Дружка можно будет с собой взять? — глядя на Глафиру глазами котика из мультика о Шреке, попросила я.
— Ох, лапушка, — бабушка и сама такими глазками смотреть умела, — даже и не знаю. Был бы он маленькой болонкой или пуделем, я бы и не задумалась. Но кобель твой ростом с телёнка… Как бы нас не попросили вместе с ним. Разве ему здесь плохо? Лес рядом, речка, свободу никто не ограничивает. А как там будет?
Вот вроде бы и разумный довод, но…
Собирались мы недолго. Курортных нарядов у нас не было, поэтому решили купить всё необходимое на месте.
— Должны же быть там магазины готового платья и модистки? — убеждала сама себя возбуждённая предстоящим путешествием Глафира. Возьмём бельё, обувь и немного платьев на первое время. Ах, да… Ещё надо взять для тебя учебники и тетради. Отдых отдыхом, а учёбу никто не отменял.
Кто бы сомневался…
В итоге бездонный саквояж, в котором из поместья перевезли половину запасов папенькиной лаборатории, был заполнен наполовину — всё нужное и обязательно может пригодиться.
И вот пришёл назначенный день. По магопочте известили принимающую сторону о часе прибытия, и мы во дворе с нетерпением ждём, когда истекут последние минуты перед открытием портала.
— Прасковья, может быть, с нами? — в который раз спросила подругу.
Та только отрицательно покачала головой, косясь на Марфу, что-то истово рассказывающую своему кумиру. Папенька терпеливо слушал, кивал, но при этом не сводил глаз с Прасковьи. Дурдом!
Звякнул брегет в жилетном кармане отца. Глафира положила на землю артефакт перехода, осенила обережным знаком остающихся, затем себя и меня. Взяв в одну руку саквояж, второй вцепилась в мою ладонь и решительно шагнула в светящийся овал. Я следом.
Но перед тем, как проход закрылся, на ухоженный зелёный газон цветущего сада из него прыгнул огромный лохматый пёс, чем-то напоминающий волка.
— Гав! — басом объявил он о своём появлении и убежал в кусты.
Глава 8
От бесконечности морской глади сердце заходилось и слёзы на глаза наворачивались. Вот чего мне не хватало. Простора.
В прошлой жизни у меня квартира была на двадцатом этаже в доме над рекой. Утренний кофе всегда на балконе пила и впитывала с ароматным напитком дали бескрайние и небо бездонное. Чтобы на весь день хватало.
А в этом мире деревню окружала стена леса. Даже когда в поле с Прасковьей ходили, взгляду не хватало раздолья. От этого казалось, что дышать полной грудью не могу. Всё на последствия удушья списывала, а оно вот из-за чего.
Я стояла у фигурного ограждения белоснежной каменной ротонды, построенной на живописном скальном уступе, и не могла насмотреться. Впереди, где-то далеко-далеко, небо и море становились одним целым, сливаясь голубизной. Позади о чём-то беседовали тётушки, давая мне возможность насладиться прекрасным видом.
— Глашенька-душенька, да оставайтесь и живите сколько душа просит. Видишь, как девочке у моря нравится? — щебетала Евгения Львовна.
Несмотря на то, что женщины закончили институт не одно десятилетние назад, наедине они обращались к друг к другу уменьшительно-ласкательными именами с обязательным добавлением «душенька».
— Жени́-душенька, да я бы рада, но Петруша там один… — слабо возражала Глафира.
— Ну не младенец же он, — всплеснула руками княжна, отчего её кружевной зонтик чуть было не выпорхнул из беседки. — Что ты с ним, как наседка с цыплёнком, носишься, прости Триединый! У меня вон тоже папенька…
Зонт я поймала, сложила и передала нашей гостеприимной хозяйке, а сама, чтобы не слушать многократно повторяемый спор, спустилась по ступенькам к Дружку, прилёгшему в тени под кустом.
На прогулку в открытой коляске мы выехали с самого утра. По дороге несколько раз останавливались полюбоваться видами, размять ноги и перекусить. Целью поездки была та самая ротонда, в которой продолжали спорить бывшие институтки. Здесь по плану экипаж разворачивался, и мы возвращались в поместье князя Романовского, чьей дочерью и была бабушкина подруга.
Дедушка Лев Иванович неуловимо напоминал мультяшного гнома. Маленький, седенький, старенький, улыбчивый. Он все дни проводил в кресле, которое катала по дорожкам парка строгая сиделка. Завидев меня, он призывно махал рукой, а когда я подходила, доставал из бокового кармана своей коляски яркую коробочку с монпансье. Вытряхивал в крышку одну конфетку и дрожащей рукой протягивал мне. Одинокий леденец, перекатываясь в жестянке, дребезжал, как плохая погремушка, и чтобы поскорее избавиться от этого звука, я быстро ловила сахарный шарик и совала его в рот. После чего изображала на лице неземное блаженство, делала книксен и убегала.
По сути, жить у Романовских было неплохо, но в гостях хорошо, а дома лучше. Поэтому Глафира чуть ли не через день заговаривает о возвращении в деревню.
— Эх, Дружочек, найти бы нам с тобой клад… Пиратский, к примеру. Мы бы тогда смогли купить дом на побережье и жили бы здесь в своё удовольствие. Как думаешь, можно здесь дом приличный купить? — мечтательно проговорила я, присев рядом с псом.
Мой охранник сопровождал меня всегда и всюду. Только в дом хозяйка его не пускала:
— Роксаночка, я не против твоей собачки, но у нас ковры и мебель. Вдруг погрызёт или лужу сделает, — заламывала руки Евгения Львовна.
Я не спорила. Каждый имеет право на свои ошибки и свои правила. Дружок и сам в дом не рвался. Даже в деревне, сколько ни звала во время сильных морозов, пёс жил во времянке, которую помощники по моей просьбе для него протапливали. А здесь ночи тёплые, любой куст приютом служит. От дождей можно и на конюшне спрятаться, и под беседкой место есть.
Выслушав мои мечты о доме, купленном на деньги пиратского клада, кобель тяжко вздохнул, положил было голову на лапы, чтобы продолжить дремать, но вдруг вскочил.
— Ты что? — я сидела рядом на корточках и от неожиданного резкого движения упала на попу. — Опять Евгения ворчать будет, что приличные барышни…
Но Дружок меня не слушал. Он подбежал к кустам, опустил голову, словно принюхиваясь к чему-то. Потом просунул морду в проход через ветки, сделал несколько шагов и замер. Попятился, вылез на тропинку и посмотрел на меня.
— Что? Только не говори, что я должна туда идти, — попросила я пса. — Там же сплошные колючки!
Но Дружок и не говорил, он просто полез в те самые кусты.
— Ба! — крикнула я, предупреждая Глафиру. — Я скоро!